«Мы стоим на одной из могил, стоим на останках тысяч людей». Фрагмент книги «Свои» Руты Ванагайте об уничтожении евреев в Литве

Укмерге / Вилкомир

В конце XIX века в Укмерге жили 7287 евреев (53,8% всего населения местечка).

Едем по дороге, по которой осенью 1941 года вели из синагоги евреев. Мой дед Йонас их не сопровождал. К счастью, деду в то время было уже шестьдесят лет, и никакой начальник полиции ни во что его впутать не мог. А вел ли их Балис Шимке, которого арестовали и посадили в тюрьму вместе с Йонасом? В протоколах следствия записано, что да. Что за конвоирование и охрану Шимке получил вознаграждение — еврейский дом и 4,5 гектара земли. В другом месте написано, что Шимке был командиром белоповязочников, еще в одном — что в свидетельствах об убийствах в Укмерге рядом с фамилией Чюкшиса упоминается Б. Шимкус. Не тот ли это самый Балис Шимке, с которым мой дед проходил по одному делу?

Пятьсот евреев, жителей Каварскаса, из синагоги пригнали в тюрьму в Укмерге. В тюрьме было 37 камер. За июль 1941 года число заключенных выросло с 45 до 789. В тюремных книгах зафиксировано количество получавших питание узников:

1 августа — 667 взрослых, 8 детей
5 августа — 1409 взрослых, 24 ребенка
6 августа — 11 взрослых, 0 детей.

Мы останавливаемся у развалин имения Вайткушкиса. Сюда согнали тысячи евреев. Группами вели по дорожке вниз. Группами расстреливали. Это частное владение. Обнесенное оградой. Никакого знака, конечно, нет. Имение, видно, ждет
поддержки Евросоюза и будет отреставрировано. Тогда здесь будет знак — логотип Евросоюза. Смерть логотипа не имеет, потому его здесь и нет.

1941 год

Свидетель Адомас Данюнас, 24 года, работал в больнице Каварскаса дезинфектором, вступил в отряд белоповязочников,
потому что начальник полиции Каварскаса ему пригрозил: если не вступит, его пошлют в Саксонию.

В октябре или сентябре 1941 года, точно не помню, мне вместе с другими членами отряда националистов Каварскаса один раз пришлось участвовать в массовом расстреле лиц еврейской национальности в лесу Пивония. В тот день около десяти часов утра ко мне домой пришельЧюкшис Каролис и велел вместе с ним ехать в Укмерге. Он сказал мне, что по приказу начальника полиции я должен отправиться в Укмерге, чтобы охранять. Однако кого или что охранять, он мне не сказал.

Одевшись, я вместе с Чюкшисом Каролисом вышел из своей квартиры, которая в то время была в помещении школы. На дороге у школы я увидел подводы, на которых сидели члены отряда националистов Каварскаса. Сколько всего была подвод, сейчас не помню, а также не помню, кому они принадлежали и кто были возчики. Из Каварскаса нас ехало примерно 12 мужчин. Все были вооружены армейскими винтовками. Мне ружье тогда дал Чюкшис, который был старшим в группе. Я получил русский карабин. Карабин лежал в повозке, в которую меня посадили. Патроны были в обойме, т. е. карабин был заряжен боевыми патронами.

Выехав из Каварскаса примерно в 10.30, мы поехали прямо в поместье Вайткушкиса. Поместье было приблизительно в четырех или пяти километрах от Укмерге. Развалины дома и теперь стоят невдалеке от дороги, ведущей из Укмерге в Вильнюс. Приехав в поместье, мы остановились во дворе, и все вылезли из повозок. Было примерно час или два дня. В поместье мы застали около сотни вооруженных мужчин. Кроме нас, в гражданской одежде было больше половины всех вооруженных мужчин, которые находились в поместье Вайткушкиса. Немцы были одеты в зеленоватую форму. Полицейские были одеты в прежнюю форму полиции буржуазной Литвы.

Примерно час спустя после того, как мы приехали в поместье, неизвестные мне лица, вооруженные винтовками, пригнали из Риги группу граждан еврейской национальности, среди которых были дети, женщины, мужчины и ста-
рики. Всего в группе могло быть около пятидесяти человек. Чюкшис велел нам всем, приехавшим из Каварскаса членам отряда националистов, забрать эту группу еврейской национальности во дворе поместья у тех, кто привел ее из помещения, и гнать по дорожке в сторону леса. Поначалу мы не сообразили, для чего мы должны гнать их в лес. Нам сказали, что их посылают куда-то на работу.

По ведущей через поле в сторону леса тропинке мы пригнали их на поляну, которая была приблизительно в сорока-пятидесяти метрах от опушки леса. Какого размера была поляна, теперь не помню. На поляне было несколько боль-
ших ям. Ямы были примерно одинаковые. Они могли быть около двадцати метров длиной, приблизительно два с половиной метра шириной и метра два глубиной. Края ям были пологими. Рядом с ямами мы нашли группу людей. Среди них было примерно двадцать немцев и полицейских в форме. Они со всех сторон окружили лесную поляну. Там было также примерно десять или пятнадцать вооруженных мужчин в гражданской одежде.

Когда мы пригнали их на поляну, Чюкшис Каролис велел всем гражданам еврейской национальности раздеться до нижнего белья. Когда они разделись, Чюкшис велел им сойти в яму. Одни сошли, а другие идти не хотели. Тогда Чюкшис и незнакомые мне вооруженные мужчины в гражданской одежде стали бить их деревянными палками и гнать в яму. Палки они выломали из растущих в лесу кустов.

Мы все стояли на краю ямы. На противоположном краю ямы стояли пять или шесть немцев с автоматами. Когда всех граждан еврейской национальности согнали в яму, им велели лечь один рядом с другим. Они легли как попало. Когда всех граждан еврейской национальности уложили в яму, нам всем велели выстроиться у края ямы в один ряд. Мы, все без исключения члены отряда националистов, приехавшие из Каварскаса, выстроились у края ямы. Выстроились на расстоянии примерно одного метра от края ямы. Когда мы выстроились, кто-то приказал нам зарядить ружья, что мы и сделали. Потом кто-то скомандовал по-литовски: “В яму — огонь!”

После команды “огонь” мы все выстрелили в яму. Я выстрелил только один раз, но куда попал, не видел. После этого выстрела у меня задрожали руки, и, увидев это, стоявший по другую сторону ямы немец прогнал меня от ямы. Один из них, говоривший по-литовски, велел мне отложить ружье в сторону и взять лопату. Лопаты были неподалеку от ямы. Наша группа расстреляла только самую первую группу граждан еврейской национальности. Расстреляв ее, мы заровняли яму лопатами и, забрав с собой оружие, вернулись в поместье и больше в тот день не стреляли.

Вопрос: Почему вы во время прошлого допроса не рассказали о массовых расстрелах советских граждан в лесу Пивония?

Раньше я не хотел признаваться, что участвовал в массовом расстреле советских граждан в лесу Пивония, потому что мне было стыдно.

Каролис Чюкшис так и не был осужден советской госбезопасностью. Ему было чем откупиться?

В рапорте К. Ягера приведена статистика убийств в Укмерге:

5 сентября 1941 г.
4709 человек. Из них мужчин 1123, женщин 1849, детей 1737.

“Прошу, учитывая мою недостаточную образованность, назначить мне более мягкое наказание”.

Апелляция начальника тюрьмы в Укмерге Кузмицкаса. Кузмицкас по списку принимал евреев в тюрьму и по спискам выдавал их на расстрел. Он также участвовал в повешении 117 евреев в сарае рядом с поместьем и расстреле людей в лесу Пивония.

2015 год

ЭФРАИМ: Лес Пивония… Здесь убиты 10 239 человек. Это сведения, которыми я располагаю. Всех их пригнали из Укмерге, Каварскаса и всех окрестных деревень и местечек. Самое страшное то, что это место невозможно найти. Мы стоим рядом с четырнадцатью огромными засыпанными могилами, там, где были четырнадцать ям. Боже, мы стоим на одной из могил, стоим на останках тысяч людей!

РУТА: Уму непостижимо, что под нами — груды как попало сваленных тел, костей, черепов… Горы их, один слой на другом, метр за метром… Знаете, есть такой знаменитый польский психиатр Антон Кемпинский, прошедший через концентрационный лагерь Миранда-де-Эбро. Он писал, что выжившие в лагерях позже, вернувшись в нормальный мир, не могли присутствовать ни на каких похоронах. Их смех разбирал: столько суеты из-за одного умершего… Страшно сказать, но иногда я думаю о том, как после этого путешествия буду навещать могилы близких. Каждая могила  — красивая, ухоженная, с памятником и именем… Буду пропалывать цветники, мыть памятники, зажигать свечки — все как обычно, но буду думать о других могилах, о десятках тысяч не своих близких, о сваленных под землей безымянных людях — с пробитыми черепами, с развороченными челюстями, с выдранными зубами… Обнимающих своих детей, которых заживо засыпали землей… И таких мест в Литве — двести двадцать семь… Как может быть, что земля Литвы больше не под нимается?

ЭФРАИМ: Все в Литве должны бы думать так, как теперь думаете вы…

РУТА: Так и будет когда-нибудь, уже есть положительные сдвиги. Вот в лесу Пивония даже металлические столбы вокруг памятника, даже металлические цепи не украдены, как в Каварскасе.

Перед тем как мы садимся в машину, нахожу записи из Особого архива, открываю один протокол эксгумации, о котором постоянно думаю с самого начала этого путешествия и который знаю почти наизусть. Перечитываю его, но Эфраиму не перевожу. Зачем?

Останки в могилах погребены в два-три, местами в четыре слоя. В одной могиле трупы найдены скорчившимися, их конечности подтянуты к животу или к груди, а верхние конечности у большей части над лицом, над глазами или обхватывают детские трупы.

Едем по направлению к центру Укмерге. Думаю про убитых в лесу Пивония детях или подростках. Вспоминаю стихотворение Юстинаса Марцинкявичюса, которое декламировала в школе, — одно из моих любимых: “О, сколько эйнштейнов и галилеев шестнадцатилетними спят в земле!” Поэт писал о лесных братьях, не об убитых евреях. Возможно, это всего лишь совпадение — то, что он упомянул Эйнштейна, еврея. Всего лишь совпадение — то, что шестнадцатилетних евреев, будущих эйнштейнов, в 1941 году убивали литовцы, которые и сами были нисколько не старше. Не галилеи.

Останавливаемся в центре Укмерге. Заходим в городской музей. Спрашиваем про Холокост. Про лес Пивония. Вот, показывают нам, посвященный Холокосту стенд. Установленный на средства Международного альянса в па-
мять о Холокосте (по-английски — International Holocaust Remembrance Alliance, IHRA). Несколько фотографий и традиционный, обязательный текст, такой же, как и в музее в Швянчёнисе или в буклетах: евреи были схвачены, были увезены, были убиты. Кто их хватал? Кто убил? Какая разница? Ведь это было давно. И, в конце концов, разве это — история Укмерге?

Пытаемся найти площадь, которую город Укмерге недавно назвал именем партизана Юозаса Крикштапониса. Никто из местных не знает ни площади, ни памятника, ни Крикштапониса. Знают только то, что есть памятник, к которому каждый год приезжал Альфонсас Сваринскас*. И правда, рядом с центральной улицей Витаутаса, по соседству с публичной библиотекой — громадный памятник с выбитым на нем барельефом, изображением героя. Крикштапонис знаменит тем, что был сыном сестры Антанаса Сметоны, и мало кому известно, что до того, как стать партизаном, он честно служил нацистам в батальоне Антанаса Импулявичюса. Участвовал во всех расправах, большей частью — в Белоруссии, был одним из руководителей совершавшихся там казней. По сведениям историков Литвы, батальон Импулявичюса убил там около пятнадцати тысяч евреев. Центр исследований геноцида и сопротивления жителей Литвы в 2014 году признал Юозаса Крикштапониса военным преступником. Памятник по-прежнему стоит. Только Сваринскас больше не приезжает, приезжают другие литовские патриоты.

Интересно, самоуправления Литвы, перед тем как принять решение, кому где ставить памятники и вешать мемориальные доски, чьими именами называть улицы, хотя бы спрашивают у историков, кем был каждый из тех героев до того, как начал свою героическую антисоветскую деятельность? Сколько людей убил?

Стоим рядом с громадным памятником палачу, и мне стыдно смотреть Зуроффу в глаза. Он тоже не смотрит мне в глаза, смотрит прямо на барельеф и твердит: “Дерьмо, дерьмо, дерьмо”. Лучше бы мы не нашли этот памятник, думаю я.

Перевод с литовского Александра Василькова

* Альфонсас Сваринскас (1925–2014) — литовский католический священник, в советское время — политзаключенный. В декабре 1946 года впервые был арестован за связь с антисоветским подпольем, в 1948-м был осужден на 10 лет. В заключении в 1954 году был тайно рукоположен в сан священника. С 1958 по 1988 год еще дважды был арестован и приговорен к лишению свободы. В независимой Литве был главным капелланом вооруженных сил Литвы (1991–1995), позже — настоятелем в ряде церквей. Активно занимался увековечением памяти борцов за независимость Литвы . (Прим. пер.)

Фото на превью: Julius Kanarskas / WikiCommons, «Памятник у могил жертв Холокоста»