Вопрос Даниила Барабанова: «Вы в своих выступлениях и статьях неоднократно упоминали, что Россия упустила несколько хороших шансов на развитие и построение экономики. Вы сами питали некоторые надежды, но они не сбылись. Могли бы вы более подробно рассказать об этих точках бифуркации, где мы свернули не туда и почему?».
Разговор этот долгий, про это написано много книг, много хороших книг. Вкратце: я думаю, что стоит выделить как минимум три таких точки. Первая точка ― это, собственно, рубеж восьмидесятых-девяностых годов. К девяностым годам, когда Россия только отделялась от Советского Союза, Советский Союз лежал в экономических руинах. Если кто-то постарше помнит, а кто-то помладше читал, был тотальный дефицит и товаров народного потребления, и продуктов питания, фактически не работал рынок труда, невозможно было двигаться дальше без огромного риска голода и гражданской войны.
В этот момент надо было что-то делать очень быстро, и, наверно, было два пути развития, которые можно было тогда использовать. Первый путь развития был связан с тем, что имеющиеся производственные мощности и активы используются все равно в государственном секторе, но с передачей их в управление иностранным компаниям либо каким-то формирующимся российским управленческим коллективам, а под этим на фоне глобализации российской экономики и либерализации денежного рынка и ценового рынка развивается частный сектор с нуля. Этот вариант предлагался достаточно многими экономистами. Он был, к сожалению, отвергнут, хотя, на мой взгляд, он был наиболее правильным.
Либо был возможен второй вариант, который, собственно, и был использован. Это вариант, идущий через приватизацию всего и вся, через передачу рентных производств, в том числе и производств, созданных при Советском Союзе, при коммунистах, в частные руки. Вариант этот оправдывался в основном идеей, что частный собственник эффективнее государственного, и поэтому экономика на фоне той же самой денежной и ценовой либерализации начнет достаточно быстро расти.
Мы с вами уже сегодня знаем, нам легко говорить из будущего по отношению к тому времени, что этот вариант сработал плохо. Активы попали не в руки эффективных собственников, а в руки новых назначенных рентных капиталистов. Эти рентные капиталисты не стали их развивать, так же как не стали развивать они и институциональные системы в стране. Они стали эти инструменты экономики эксплуатировать и фактически экстрактировать прибыль вместо того, чтобы ее реинвестировать.
Образовался замкнутый круг, в котором система экстракции прибыли приводила к тому, что институты обделены, они не развиваются, а обделенные институты не способствовали развитию независимых и высокомаржинальных производств. В итоге мы пришли через серию кризисов к консолидации активов в руках власти, к построению фактически командно-административной системы руководства капиталистической экономики.
И это вторая точка бифуркации, которая началась в 2000–2003 году, когда новый президент и новая властная система решили, что неэффективно развивающаяся экстрактивная экономика требует более жесткого управления. Заодно это более жесткое управление было удобно с точки зрения консолидации ресурсов во власти.
Достаточно серьезный удар по независимому капитализму и по независимым институтам был сделан в 2003 году, когда состоялся знаменитый процесс ЮКОСа, первое категорически неправовое дело по изъятию собственности и ликвидации конкурентов на политической арене. Вот тогда, в этот момент началась первая фаза перехода к командно-административной системе управления, к силовой системе управления, которая очень быстро начала двигаться вниз и от крупных предприятий перешла на средний и мелкий уровень, и уже к 2008, 2009, 2010 году мы имели развитую вертикаль, которая фактически заморозила любые реформы и любые изменения.
Если бы этого не произошло, если бы в начале двухтысячных мы взяли курс на развитие рыночной экономики, развитие независимых систем производства и развитие конкуренции в ущерб стабильности власти, я думаю, что мы были бы далеко не там, где мы сейчас находимся.
Третья ошибка была совершена в период кризиса. Ошибка эта внешнеполитическая. Был взят курс на конфронтацию с развитым миром. Мы можем как угодно оценивать действия развитого мира, считать их позитивными, негативными, продуктивными, контрпродуктивными, защищающими права человека и наши идеалы, противоречащими правам человека и нашим идеалам, но не учитывать того факта, что военный бюджет НАТО в 17 раз больше нашего, а ВВП только Соединенных Штатов Америки практически в 15 раз больше нашего ВВП, мы не можем.
С более сильными надо дружить. Задача дипломатии ― находить способ дружить так, чтобы нам было это полезно. Мы же этого способа не нашли и фактически всю нашу внешнюю политику тотально проиграли. Мы оказались в изоляции, оказались в изоляции по причинам, которые явно не стоили того. Аферы в Грузии и на Украине не принесли России ничего, кроме чувства собственного достоинства, возможно, а унесли новые технологии, унесли кредитную кооперацию, унесли возможность создавать совместные производства, унесли доверие крупных держав, в том числе и Китая, который мог бы для нас оказаться очень хорошим партнером.
Мы потеряли возможность строительства транспортных коридоров, мы потеряли возможности технологической кооперации в области вооружений. В общем, в ближайшее время и при той власти, которая у нас есть, мы их уже никогда не вернем, потому что у политиков, в отличие от инвесторов, память долгая, и тема российской агрессии и российского противостояния развитому миру будет эксплуатироваться долго.
Вот, собственно, эти три элемента: примат рентного капитализма, примат властной вертикали и курс на изоляцию ― и являются тремя триггерами, тремя точками бифуркации, тремя проблемами, тремя источниками, тремя составными частями нашей стагнации и тупиковости пути сегодняшнего развития. Избавиться от них нам будет тяжело, сложно. Придется проходить с начала все те трудности и лишения, которые мы уже проходили, для того, чтобы попытаться построить новую экономику, и процесс этот затянется, скорее всего, даже не на годы, а на десятилетия.