МАКЕЕВА. Либералы — все

Пока одни с ужасом продолжали следить за событиями в Украине, а другие с аппетитом ели шашлыки, в России тихо, без фанфар похоронили либеральную идею. Похороны объявил в своём блоге на «Эхе» режиссёр Алексей Герман-младший, написавший, что после одесских событий «в России для меня окончательно умер либерализм. Умер не как идея, а как сообщество людей, верящих в определённый набор ценностей».

Так почему же в одночасье российский либерализм «всё»? Вот, как это понимает Алексей Герман-младший, с которым мой коллега Анатолий Бузинский побеседовал в Петербурге. 

Алексей Герман-младший: Мне кажется, что произошло самое опасное, что могло произойти – огромное количество потрясающих, мудрейших, уважаемых мною людей, глупо не уважать Шендеровича или Шевчука. Эти прекрасные все-таки (Шевчук в меньшей степени) сдвигаются в сторону сектантства. Сдвигаются, потому что их не слушают, потому что круг становится все меньше и меньше, потому что огромное количество людей уезжает из страны, потому что огромное количество людей просто махнуло рукой. Повторяется ошибка, которая состоит в том, что есть только мое мнение и только оно правильное, других мнений нет и быть не может. Я не думаю, что надо обнулять идею либерализма. На этом этапе, с моей точки зрения, она умерла. Давайте представим, что у нас будут свободные выборы. Сколько проголосует? Миллион, полтора? Сколько это процентов населения? 

Журналист Андрей Лошак во многом согласен с Алексеем Германом-младшим, но несколько иначе формулирует постулат «либерализм умер». «Мы проиграли» - говорит он. Что же касается одесских событий, то тут Андрей Лошак с Алексеем Германом полностью согласен. Только ему непонятно, причём здесь либералы – где тут их вина.

Андрей Лошак: Произошла, безусловно, трагедия. Я, как и все, наверное, тоже перечитал уже сотню постов с этими фотографиями обгоревших трупов, с трактовками с разных сторон этих событий, не знаю. Я не следователь, мне сложно сопоставить разные факты, потому что все с пеной у рта, все очень эмоционально, и все, когда ты читаешь, такое ощущение, что все убеждены в своей правоте. Видно, как эмоции перехлестывают через край, и люди ослеплены. Очень много фейков, очень много контрпропаганды. Понять, что там произошло, уже очень сложно. Одно понятно, что после этого мир не будет прежним, потому что, конечно, гибель больше сорока человек – это страшно, это не может пройти бесследно.

Я не думаю, что будут установлены истинные виновники так же, как не очень понятно, что было со взрывами домов в Москве в конце 90-х, с терактами. Все это очень меня смущает в этой истории, она очень мутная. Но, безусловно, погибли люди, представлявшие определенную позицию, так называемый Антимайдан. И, наверное, Герман-младший прав в том, что это уж точно не повод глумиться и радоваться на эту тему, что к своему ужасу я действительно обнаружил, например, в своей френдленте в Фейсбуке. Мне казалось, что до этого мы никогда не дойдем. Действительно, были какие-то чуть ли не восторженные крики, что так им и надо.

Что касается других соображений по поводу того, что либералы во всем виноваты, с этим мне меньше всего хочется соглашаться. Я абсолютно согласен с тем, что либеральная идеология и какая-то либеральная общественность России сейчас в полном нокдауне, потому что мы проиграли эту схватку. Если в какой-то момент, я говорю про события зимы и весны, ту протестную активность 2011-2012 года, когда было ощущение, что нас много, и это было совершенно фантастическое удивление, что, оказывается, в России есть люди, которые разделяют нормальные европейские традиционные ценности. Но власть довольно быстро сгруппировалась и разгромила этот лагерь либеральный, устроила несколько политических процессов, какие-то лидеры сидят, какие-то случайные люди тоже сидят. Пропаганда работает, бьет из всех пушек залпом, превратив либералов в ругательное слово. Это произошло как раз как ответ на те протестные выступления в Москве, до этого такого наступления на либеральные идеологии не было и в помине.

Естественно, сейчас либеральный лагерь, люди, представляющие в этой стране либеральную идеологию, разделяющие какие-то европейские, демократические ценности, права личности, уважение к личности, к индивидууму, эти люди сейчас деморализованы. Это правда. Очень много людей уезжает, и это уже не слова, а я вижу, как люди вокруг меня уезжают, наверное, под улюлюканье по поводу крыс, бегущих с тонущего корабля, хотя никто не понимает из тех, кто улюлюкает, что он тонет. Такая ситуация действительно, по-моему, присутствует, я это по себе ощущаю тоже.

Да, это крах, я не знаю, насколько виноваты в этом либералы. Мне кажется, что не совсем честно обвинять в этом либералов. Во-первых, это всегда было меньшинство в России. Во-вторых, чего плохого они могли сделать за последние 15 лет, когда у власти находился, грубо говоря, чекист со своими друзьями из кооператива «Озеро», уж точно не либералами? Не знаю, мне кажется, добивать сейчас либералов – это не очень красиво.

То, что либералы – это те, кто всегда во всём виноват, - это понятно. Но, наверное, есть ещё какие-то определения? Побеждена ли либеральная идея и хорошо ли это? Этот вопрос я задала журналисту и публицисту Константину фон Эггерту (убеждённому, кстати, консерватору):

Эггерт: Прежде всего, мне всегда казалось странным, что через 20 с лишним лет после краха СССР у нас по-прежнему в ходу эти странные наименования типа: либералы, демократы и что-то еще. Демократы сегодня, кстати, может, более правильнее, чем либералы. Кто такие либералы? В российском понимании это любой человек, который не согласен с позицией Кремля по какому-то поводу. В реальности российские либералы – это, наверное, такое же течение, как, скажем, где-нибудь в Великобритании, где есть люди, читающие газету The Guardian, они считают себя левыми либералами, а есть часть людей, которые читают газету The Daily Telegraph, они себя относят к правым либералам. Если говорить обо мне лично, как о гражданине, в западной классификации я никоим образом не был бы либералом. Я – сторонник свободного рынка и консервативных социальных общественных ценностей.

Мне кажется, что весь этот разговор мимо цели, потому что не учитывается то, что российское общество, по крайней мере, думающая, образованная часть, назовите как хотите, несомненно, уже размежевалась. И это размежевание, которое не было заметно в период протеста 2011-2012 года. Пойдет дальше Украина, отношение к событиям в Украине. В этом плане, несомненно, будет раздел.

Можно сказать, что сегодня, конечно, в проигрыше находятся те, кто считает, что государство должно строиться на разделении властей, независимости прессы, независимости судов и так далее. Да, сегодня эти люди в явном меньшинстве, в большинстве те, кому нравится монолитная, консолидированная власть, решающая проблемы.

Мне кажется, что сейчас, как это ни странно, возникает необходимость вернуться к понятию, по крайней мере, было бы логично вернуться к понятию конца 80-х и начала 90-х годов, к понятию демократ. Несомненно, приверженность целому набору базовых конституционных положений, а именно свободные выборы, ответственность власти, разделение властей, невмешательство государства в жизнь СМИ, отсутствие цензуры, отсутствие давления на суды. Вот это все вещи, которые действительно начинают напоминать отдельными местами требования протестного движения конца 80-х, которое прекрасно помню. Конечно, мне кажется, сейчас для многих они могут стать актуальными. Проблема, по-моему, в том, что сегодня сторонникам этих идей объединяться будет значительно сложнее.

Макеева: Лидером рейтинга компании «Медиалогия» по итогам праздников стала или стал австрийский исполнитель Кончита Вурст. В топах упоминания в российской прессе – публикация РИА «Новостей» или агентства «Россия сегодня», в которой рассказывается о триумфальном приеме, устроенном Кончите в Австрии. Процитирую: «Несмотря на то, что Австрия считается в целом более консервативной страной, чем многие другие страны Европы, леволиберальные силы традиционно пользуются здесь большим влиянием, особенно в столице в Вене, а победа в международном конкурсе для маленькой страны, где индустрия поп-музыки малоразвита, неизбежно вызывает подъем патриотических чувств». Вот тут я, признаться, я запуталась. Получается, то, что победила Кончита, занявшая в России третье место по числу голосов, отданных россиянами на Евровидении, это означает, что это европейские либералы во всем виноваты, они как-то повоевали нашу страну исподволь?

Побеждена ли либеральная идея и хорошо ли это? Этот вопрос я задала журналисту и публицисту Константину фон Эггерту (убеждённому, кстати, консерватору):

Эггерт: Мне кажется, что придавать этому большое политическое значение не стоит. Я думаю, что борьба эта будет продолжена. Многие консерваторы, в Европе в том числе, считают, что борьба эта уже проиграна практически, что консервативные ценности выброшены в окно, и завтра будут либерализовывать еще что-нибудь, еще какие-нибудь элементы человеческой слабости, которые еще недавно считались пороком. Возможно.

Но мне кажется, что главная задача любой идеологической борьбы любого человека, обладающего какими-то взглядами, - это их отстаивать. Посмотрим, как будут отстаивать многие в период выборов в Европейский парламент.

Я бы не стал проецировать на Россию, понятно, какая аудитория во многом смотрит. Кроме того, в России, если откровенно говорить, можно себе представить – бородатая женщина, давайте проголосуем за бородатую бабу, это по приколу. Это же типичный менталитет, по крайней мере, части нашей телевизионной территории. На мой взгляд, это ужасный номер не потому, что ее поет какой-то чувак в парике, а потому что это ужасная песня, ее невозможно запомнить. Сравните ее с другими победителями, с той же «АББА» хотя бы или с Джонни Логаном. Второе – мне показалось, что сродни по голосованию, по крайней мере, в России и на Украине, голосование за Жириновского. Вот знаете, как люди голосуют на парламентских выборах: а вот он такой прикольный, выборы неважны, давай мы покажем такую фигу, вот за этого мужика, который орет, проголосуем. Это из этой же категории явление.

Как мне кажется, нам стоит посмотреть на другие в нашем обществе, чтобы оценивать, консервативное ли оно или либеральное. Надо посмотреть на то, сколько реально людей регулярно ходят в храм, сколько людей говорит, что они православные, но при этом говорят, что не верят в Бога. Нам надо посмотреть на уровень абортов, нам надо посмотреть на уровень разводов. Надо посмотреть, кстати, на уровень экономической свободы, потому что лично для меня консерватизм неотъемлемо связан с экономической автономностью человека, способностью самому добывать себе на пропитание, создавать какие-то вещи, быть креативным в бизнесе, экономике, быть самостоятельным, простите за такую фразу, хозяйствующим субъектом.

Макеева: И все-таки в Австрии и в тех же соцсетях все это событие вызвало бурную полемику, едва ли не на сайте президента Австрии или на его страничке в Фейсбуке, где была размещена фотография, где Хайнц Фишер пожимает руку Кончите Вурст, развернулись бурные дискуссии почище той, что были в федеральном телеэфире сразу после финала конкурса. Разного рода комментарии, типа: «Мне стыдно, что я австриец» и тому подобное.

Эггерт: Маша, я сейчас буду шокировать аудиторию ДОЖДЯ, я скажу, что я желаю своим политическим союзникам из Народной партии Австрии продолжать борьбу за традиционные ценности на территории Австрийской Республики легальными парламентскими политическими медийными методами. Это первое, что я хочу сказать. Второе – не претендую на лавры Оскара Уайльда, это, кажется, он сказал, что дурной вкус – это хуже преступления. Кончита – это страшное дурновкусие, по-моему. Мне обидно за Евровидение, дали такой лаже премию. Третье – конечно, нельзя забывать, что Австрия действительно консервативная страна, Вена – более-менее левая, начиная с 20-х годов, с австрийской гражданской войны короткой 1934 года. Там пользуется серьезным влиянием Христианско-демократическая партия, так называемый, там есть черный и красный, как в Германии, которая да, сейчас выражает недовольство, будут и дальше люди его выражать. Это абсолютно нормально, главное, чтобы они имели возможность это недовольство выражать в рамках нормальных парламентских методов.

Мне кажется, тут важен контекст. Когда эти люди не одни, когда они существуют в рамках демократии, когда против них выйдут выступать какие-то левые с радужными флагами, завтра выйдут орать: «Ура, Ура, Кончита победила!», это нормально, это хорошо, это не монополизм. Но я бы сказал, что эти настроения, конечно, есть, и во многом они связаны, в том числе и с экономическим кризисом в Европе, когда кажется, что все эти наднациональные проекты привели к экономическому кризису, а значит, что-то не так с нашим суверенитетом, с нашими ценностями. Посмотрим, как все это выразится во время выборов Европейский парламент 25 мая. Но все-таки я думаю, что австрийским единороссам, хотя я австрийских правых таковыми не считаю, противостоят вполне себе бодрые красные, которые еще когда-нибудь, думаю, возьмут свое, как бы мне обидно это ни было.

Рядом со мной в студии Никита Соколов, историк, шеф-редактор журнала «Отечественные записки». 

Макеева: «Кто такие либералы?», – я сегодня так в лоб спросила в Твиттере зрителей ДОЖДЯ – и множество получила ответов. Но в принципе эти все ответы, если очень грубо, можно поделить на две категории, примерно равные, которые водораздел в обществе проводят. Я хочу вам, Никита, предложить догадаться, какие это варианты ответа. Так, если грубо очертить, кто такие либералы … и публика начинает…

Соколов: Наблюдая современную дискуссию, я должен сказать, что слово «либерал» получило новое и небывалое в России для него значение, и это значение окончательно лишает его содержательного смысла. Потому что сейчас либералом в России называется всякий человек, несогласный с начальством хотя бы по какому-нибудь пункту.

Макеева: То есть несогласные?

Соколов: Да, неодобряющие действие высшего начальства  хотя бы по какому-нибудь пункту, неважно, по какому – будь это закон о пробках в центре Москвы или что угодно. Все равно, человек, несогласный с начальством, будет злобным либералом. Это вообще не ново, в России слово «либерал» наполнялось смыслом несколько раз. Вообще либерализм – это такая… Мне совершенно непонятно, почему Герман-младший так поет заупокойно по либерализму, потому что это одно из самых прочных, на самом деле, моральных учений.

Макеева: Вы, сами того не ведая, эти, как мне казалось, полярные варианты ответа на вопрос «Кто такие либералы?», объединили это в один. Наверное, это четко отражает то, как в России смотрят на то, кто такие либералы. Просто одни считают, что быть против и несогласными – это плохо, а другие – что хорошо, и каждый приводит свои доводы. Насколько это хоть в какой-то части совпадает с классическим пониманием того, кто есть либерал?

Соколов: Когда правительство ведет себя не либерально, то быть в оппозиции ему – есть свойство либерализма. Но совершенно не содержательная и не характеризующая черта либерализма – быть в оппозиции правительства, у него есть собственное содержание очень важное. И это содержание в конце 17 века и в начале 18 века  уже окончательно обозначилось, либерализм – это некоторое представление о том, как хорошо жить. Вот Константин Эггерт и консерваторы говорят, что у нас есть традиции консервативные, это наши правила, вот по этому правилу мы должны жить. Социалисты говорят: «Мы придумаем Фаланстер, там все будут равны. Вот у нас такое правило - правило Фаланстера, общая собственность». Либералы говорят: «У нас нет правил, давайте человеку предоставим свободу. Наивысший уровень общего блага будет достигнут, когда каждый будет пробовать на разных путях разные направления, а мы потом поймем, как хорошо».

Макеева: А анархисты – не либералы?

Соколов: Анархисты были бы похожи, если бы либералы отрицали государство. Но ровно этим они отличаются от анархистов, что они не отрицают государство, потому что государство для либерального мира необходимо. Поскольку человек грешен, он плох, он будет творить зло, и, предоставляя ему свободу, вы предоставляете ему свободу творить зло, поэтому должны быть государственные институты, которые будут ограничивать свободу зла этого злого человека.

Макеева: Которые будут определять, что есть добро, что есть зло? Это страшная философия.

Соколов: Нет, которые будут действовать уже по определенным правилам.

Макеева: По закону.

Соколов: По закону.

Макеева: То есть и у либералов есть правила?

Соколов: Главный столб либерального учения – это необходимость верховенства права.

Макеева: В какой момент и как именно, и почему понятие «либерал», «либерализм» стало менять свое значение? Это просто нынешнее невежество граждан, которые вообще не в курсе? Кто-то сказал, что либерал – это слово ругательное, и они давай… Или это трансформация?

Соколов: Штука в том, что в силу особенности русской истории в России никогда не было строго либеральной партии, у нас либералом называется Жириновский. Это вообще курам на смех, Жириновский и либерализм рядом близко и не лежали. Русский либерализм немножко позже выходит на историческую сцену, чем европейский, поэтому вынужден отношение с миром строить, откликаясь не только на классических консерваторов, как европейский либерализм, но уже и с демократическим социализмом. В силу этого с самого начала своего рождения русский либерализм усваивает социал-демократически черты.

Первая стычка, известная всем, но только никто не понимает, что это стычка либералов с социалистами, это спор декабристов Пестеля и Муравьева. Пестель говорит: «Вот по правилу, по такому правилу мы сейчас произведем переворот в стране», Муравьев говорит: «Нет, мы соберем учредительное собрание, предложим ему обсудить эти вещи. Как оно решит, так и будем действовать». «Нет, мы будем действовать по правилам, - говорит Пестель, - всех заключим в нужные рамки, а евреев выгоним». Это чисто социалистическая вещь.

Макеева: Может быть, вообще эти понятия, которые родились так давно, и с тех пор так много изменилось, вообще немножко устарели? Вам не кажется, что в принципе очень многое смешалось: право-лево, либералы-консерваторы?

Соколов: Но это же все исторические понятия. В разных странах они имеют разный смысл. То, что называется либералом в Европе, совсем не то, что называется либералом в США, совершенно разные наполнения у этих терминов. Либералом в России, например, в середине 19 века, в эпоху великих александровских реформ, назвали сторонников освобождения крестьян и больше ничего, в других отношениях он мог быть совершенно нелиберальный. Но был либералом, поскольку стоял за крестьянскую свободу.

Макеева: То есть, те, кто против либералов в Твиттере, учтите, что вы, во-первых, против Жириновского, во-вторых, вы против освобождения крестьян.

Соколов:  Я совершенно всерьез хотел бы предложить нашему Федеральному собранию обсудить законность освобождения крестьян в России. Как это освобождать? Мы все запрещаем, а там освобождаем. Неправильно, непорядок, надо проверить легитимность.

Макеева: По поводу кризиса либеральной идеи или даже смерти либерализма в России. Я так понимаю, вы категорически против этого мнения.

Соколов: Категорически против, потому что в широкой публике в России либерализм, как учение, известен очень плохо, практических приложений к российским реалиям почти не имел, поэтому настоящего либерализма в России никто и не видывал. В России либералом называется либо смешной Жириновский, который ни пришей - ни пристебай, никакого либерализма, или называется неолиберальная экономическая доктрина, а это совершенно другое. В отличие от философии либерализма неолиберальная политэкономия – это совершенно особенная статья.

У нас говорят, что либералы – это Чубайс с Гайдаром, да нет же, они неолибералы экономические, совершенно никакие не либералы. Либерализм меняется, он на протяжении 20 века очень много усвоил под гнетом критики социал-демократов, он, во-первых, стал отзывчивее на социальные проблемы и решил их в либеральном ключе, он стал отзывчив в виду расцвета мультикультурности на проблему культурных сообществ, этнических сообществ, и решил в либеральном ключе, но в России это совершенно неизвестно.

Макеева: Бывает ли такое, возможно ли это, чтобы либерал вдруг проявлениями крайнего фашизма и национализма страдал? С точки зрения идеологии это совместимо, или Алексей Герман на самом деле либералами называет совершенно других людей?

Соколов: Нет, национализм совершенно несовместим с либеральной идеей, потому что, с точки зрения либерального учения, вся ответственность лежит на индивидуальном человеке. И он есть ответственный персонаж, которому принадлежат права, и с которого берется спрос за деяния. Все остальные надстройки – партии, нации, государства – это, с точки зрения либерализма, вторичная вещь. Главная ценность и главная цель – это человек как таковой, индивидуум. Поэтому никак не может быть либерал, который подчинил бы свой либеральный взгляд идеей большей совокупности людей, класса, партии, народа. Нет. Ровно на этом основан звучащий со времен Достоевского упрек либералам в непатриотизме. Да, либералы признают истину выше народа, это правда. Истина выше народа. И что с этим делать? Христос выше народа.

Макеева: С подачи наших зрителей просвещенных, которые мне кинули цитатку из дневников Достоевского, что, мол, там все описано, стала читать, что он писал про либералов. Боже мой, если бы Достоевский писал в Твиттере, ему было бы, где развернуться. Пишет следующее: «Вот европейские журналистушки радуются каждой неудаче России, что у нас с армией плохо, и это не так, и российские либералы, мол, поддакивают, я, конечно, не цитирую, но употребляю термин либералов совершенно четко. И, мол, утверждают, что Россия не вправе освобождать славянские народы». Просто как про сегодня.

Соколов: Скорее всего, это «Дневник писателя» кого-нибудь 1877-1879 годов, когда начинался балканский кризис. Это очень понятно, потому что эта эпоха очень узнаваемая по положению мысли, потому что ровно в эту эпоху российское общество чрезвычайно увлеклось идеей российской гегемонии внутри славянского братства, что мы должны освободить братьев-славян, это наша миссия, мы образуем гегемонию в Европе, и ради этого надо пожертвовать задачами внутреннего устроения, шут с ними неоконченными реформами, Константинополь должен быть наш, над Святой Софией надо водрузить православный крест, освободить братьев-болгар и сербов, и мы на этом процветем. Случилась же патриотическая истерика в связи с этим. Сейчас мы переживаем нечто похожее, по случаю освобождения братьев-славян из Болгарии случилась патриотическая истерика, кончилось все очень печально.

Макеева: Конечно, история не терпит сослагательных наклонений, но тут если бы не был взят этот курс, если бы была продолжена реформа активно, чего бы не было бы?

Соколов: Скорее всего, не было бы Первой, следовательно, Второй Мировой войны.

Макеева: Для России, по крайней мере?

Соколов: Вообще не было бы, потому что Балканы завязались в такой узел, который развязывался Первой, а потом и Второй Мировой войной. И это произошло ровно в те годы, когда русские интеллигенты бросились освобождать славян ради величия России и ровно этот узел и завязали.

Макеева: Если вернуться к тому, с чего мы начинали, что либерал – это тот, кто не согласен с начальством. Константин Эггерт предлагает вообще не обращать внимания на терминологию и обраться к терминологии, которая больше волновала в конце 80-х-начале 90-х, и подумать о том, что есть истинная демократия, а также обратить внимание на состояние дел в стране в целом. Между либерализмом и демократией, либерал – это всегда демократ? И в чем разница?

Соколов: Я бы сказал, что либерализм – это содержательная философия, а термин «демократия», скорее, указывает на некоторые инструментальные общественные вещи, на инструменты, при помощи которых достигаются либеральные цели. Что отказываться от слова «либерал»? Оно точное, оно всемирно признанное. Мы живем в эпоху, вот уже скоро 100 лет, как наиболее эффективные решения достигаются ровно в либеральной логике, ровно в логике этой либеральной свободы пробовать жизнь везде. Если вы не фашист, все, фашисты не обсуждаются, но если вы не нацист, то пожалуйста – в этом спектре пробуйте, что хотите.

На чем подорвался СССР? Это же одновременно все происходит, одна голова, которая знает, как правильно в Советском союзе – ЦК КПСС, и решает, что все зло в недостатке химизации сельского хозяйства, все деньги на химизацию сельского хозяйства … В это время в Америке в гараже два хипаря собирают персональный компьютер – и развитие этой линии дает такой инструмент биологам, что они начинают заниматься генной инженерией, и не нужна химизация сельского хозяйства, все уже по-другому происходит. Вот это же очень простые вещи, это не демагогия или отвлеченная философия, это очень наглядная вещь – победа либерального взгляда на мир и его большая эффективность по сравнению со всеми другими.

Макеева: Тем не менее, что этот термин имеет такую негативную коннотацию.

Соколов: Разные слова в разные эпохи приобретают разный смысл.

Макеева: Получается, это историческая традиция, если еще Достоевский вкладывал в это негативную коннотацию.

Соколов: Вообще слова меняют смысл. Сейчас мы живем в эпоху, когда знак Святого Георгия, его цвета очевидным образом меняют смысл. Они когда-то были знаком личного геройства 200 лет в Старой России, пять лет назад они стали знаком не совсем чистого, но все-таки воспоминания о войне, а сейчас они делаются со знаком лояльности к власти. Это же очевидно. И что с этим спорить? Надо вернуть слово «либерализм» в оборот в его истинном смысле.

Я сегодня прилетел из Барнаула, меня иногда как историка зовут всякие исторические лекции читать. Не было случая, чтобы я поговорил с человеком 20 минут, который ругает либералов, на чем свет стоит, не упоминая слово «либерализм». А потом объяснить ему, что ровно то, что ему хотелось бы – верховенство права, работающая полиция, свобода от государственного насилия, свобода от государственного рэкета – это же и есть либеральные вещи. Ты-то и есть либерал, ты ругаешь либералов, а либерал ты и есть.