Ужас здесь, терроризм — по телевизору. Олег Кашин о стрельбе на Лубянке

А ведь и в самом деле — шутинг такая вещь, от которой не застрахован никто и нигде. Всегда найдется тот, у кого переклинит в голове, а дома лежит оружие, и он с карабином или чем-то еще, спрятав ствол за пазухой, пойдет кого-нибудь убивать. Прямой зависимости между общим уровнем общественной безопасности и поступками таких людей не существует. К каждому в голову не залезешь, и надсмотрщика к каждому не приставишь.

«Не теракт», — облегченно вздыхают охранители, и стрельба в центре Москвы медийно и процессуально сползает куда-то туда, к стрельбе в Керченском колледже, или даже (в Керчи все-таки больше людей погибло) в какую-то хронику мелких происшествий — ну да, одиночка с ружьем, застрелил случайного силовика, бывает. Переходим к другим новостям.

Потому что теракт — мы давно знаем, что это такое. Это когда труднопроизносимое арабское название, пояса со взрывчаткой, борода без усов. И стандартный теракт в российских новостях — предотвращенный, когда где-нибудь, чаще всего на Кавказе, силовики расстреливают какой-нибудь дом, выносят оттуда обгоревшие трупы и объявляют, что нейтрализовали террористов.

Борьба с терроризмом — для российской власти это что-то вроде религии. Борьба с терроризмом привела к власти Владимира Путина. Борьба с терроризмом стала для власти и прежде всего для силовиков источником легитимности. Борьба с терроризмом становилась даже поводом для политических реформ — кто забыл, губернаторские выборы в России в свое время были отменены как бы в ответ на бесланский теракт. Пресловутые «эшники», самые одиозные российские полицейские тоже, как мы понимаем, борются с терроризмом.

И живем мы в этой парадигме уже много лет. Труднопроизносимые арабские названия — какая-то скучная рутина из новостей. Рапорты о предотвращенных терактах — парадная государственная риторика наряду с городским благоустройством и инфраструктурными проектами. Терроризм — всегда побеждаемый, всегда проигрывающий, — давно стал частью привычного информационного фона. Времена, когда в Москве регулярно что-то взрывали, прошли. Зато пришли времена, когда в терроризме обвиняют каких-нибудь очередных анархистов, которые, в свою очередь, жалуются на пытки — и это тоже привычный информационный фон, давно никого не шокирующий.

Исходное латинское словарное значение слова «террор» — страх, ужас, — давно стало формальностью. И когда страх действительно пришел в предновогоднюю Москву, и ее собянинские декорации стали вдруг антуражем для уличного боя, нагруженного всевозможными символическими смыслами (Лубянка, а ее начальники празднуют в Кремле день чекиста, а самый главный чекист полдня отвечал на вопросы журналистской массовки и думает, что люди будут еще долго обсуждать его выступление) — где больше ужаса и шока, вот в той привычной полицейско-чекистской рутине со штурмами дагестанских квартир и пытками анархистов, или здесь, на охваченной огнем Лубянке? Ужас здесь, но терроризм там, не перепутайте.

С каким облегчением вздыхали лоялисты под вечер — не исламист, не член какого-то подполья, просто стрелок-любитель из ЧОПа; не автомат, а карабин; не трое (это если мы верим, что не трое), а один. Это не теракт, это всего лишь шутинг. Покушение на жизнь сотрудника, почти хулиганство, ничего особенного.

В такие моменты становится ясно, что государственный российский антитерроризм — это такая почти религия, набор доведенных до автоматизма ритуалов, обеспечивающий, наверное, какую-то душевную гармонию у государственных людей, но не более того. С точки зрения этой религии человек с карабином совершил кощунство — он вел себя как террорист, он совершил настоящий теракт, но это противоречит религиозному представлению о терактах, поэтому человека с карабином стоит считать недействительным. Ничего не было, никто не испугался, предновогоднюю Москву ничто не сотрясло, так, мелкое происшествие. О настоящих терактах, чаще всего предотвращенных, вам расскажет Национальный антитеррористический комитет — только он гарантирует настоящее качество, остальное подделки.

Не бойся быть свободным. Оформи донейт.