Путинозой: как по делу Шестуна будут изучать современную Россию

Советское отступление летом и осенью 1941 года — мы вряд ли можем представить себе, какой это был ад и ужас, и очень приблизительно можно вообразить, что и в каких количествах доставалось немцам — всякое имущество, продовольствие, промышленные предприятия, культурные ценности. Что-то, конечно, увозили, что-то взрывали, что-то сжигали, но хаотично, без какой-либо системы, и даже самое ценное имущество — вот как Янтарную комнату, которую до сих пор ищут, — бросали, оставляли немцам, не успевая вывезти. В общем, немцам той осенью досталось очень много всего.

Много всего — но только не партийные архивы. Директива ЦК, разосланная по стране уже 23 июня, жестко предписывала вывозить их или, если нет такой возможности, уничтожать. Заходя в советские города и занимая своими учреждениями здания обкомов и райкомов, или, как в Киеве и Минске, республиканских ЦК, немцы не обнаружили там ни одной бумажки с грифом «секретно» — все было вывезено или сожжено в самую первую очередь. Единственным — единственным на весь огромный фронт и на всю огромную войну, — исключением оказался город Смоленск, который пал так быстро и неожиданно, что местный обком просто не успел что-то сделать со своими бумагами. Весь архив Смоленского обкома ВКП(б) попал в руки немцев.

Именно это уникальное в масштабах не просто войны, а всей советской истории недоразумение превратило Смоленский архив в удивительный и беспрецедентный артефакт. Сначала немцы, а потом, поскольку к 1945 году архив оказался в Мюнхене, американцы получили возможность изучить всю самую засекреченную механику советского управления в том числе на таких наглядных примерах, как коллективизация и большой террор. Как палеонтологи по одной найденной косточке воссоздают облик динозавра, так и советологи на протяжении всей послевоенной истории по единственной доступной им смоленской косточке воссоздавали облик советского динозавра, который, в лице своих дипломатов, каждый раз, когда речь о Смоленском архиве заходила публично, в том числе когда американцы предлагали советской стороне его вернуть, — советский динозавр заявлял, что это фальшивка, но с начала шестидесятых все-таки просил американцев отдать эту фальшивку обратно, принципиально не признавая подлинность документов. Только в 1991 году ЦК КПСС признал, что документы настоящие, а сейчас архив находится в Смоленске и, кажется, не интересует никого вообще — американцы его отдали Михаилу Швыдкому в 2002 году, когда значительная часть документов, сопоставимых со смоленскими, уже была рассекречена и опубликована, и уже некого ни в России, ни на Западе было удивлять подробностями расстрелов и доносов.

Зачем сейчас такая подробная историческая притча? Потому что я понимаю, какую скуку должны наводить на людей за пределами Серпухова новости о деле бывшего главы Серпуховского района Александра Шестуна. В самом деле, кого может интересовать судьба какого-то провинциального мэра? У нас таких Шестунов тысячи в стране, и про них уже даже модные сериалы снимают, настолько они типичны и похожи друг на друга, эти мэры.

Между тем — чем больше новостей по делу Шестуна, тем больше именно у него шансов стать новым Смоленским архивом уже для нашего поколения. По делу Шестуна уже сейчас можно изучать реальное устройство путинской России, восстанавливать динозавра по единственной найденной косточке. Тут, наверное, счастливым случаем оказался темперамент Шестуна и его привычки — тайно записывать свои разговоры, общаться с людьми через YouTube. Благодаря этим привычкам мы узнали в прошлом году, как Кремль и ФСБ, не поддержавшие главу района в его борьбе с областными властями по главной подмосковной теме — мусорной, — как они добиваются его отставки, шантажируя уголовными делами. Фраза одного из собеседников Шестуна (сам он говорил, что это генерал ФСБ Ткачев), призывающая его «тихо уйти в отставочку», заслуживает того, чтобы считаться исторической. Как мы знаем, «тихо в отставочку» Шестун не ушел, его утаскивали силой — уже не в отставку, а в тюрьму, — и на этом этапе ему было, наверное, невозможно не сочувствовать. Человек чуть приоткрыл завесу, за которой спрятаны реальные механизмы управления Россией, и сразу оказался коррупционером — ну кто в такое поверит, в самом-то деле.

Дальше тоже было все по-сериальному, на выборы вместо Шестуна хотела идти его жена, ее не пустили, сняли через суд, а сейчас силовики наносят, наверное, самый убедительный удар по Шестуну как борцу с несправедливостью власти — объявлено об изъятии у Шестуна имущества на 10 миллиардов рублей, и это такая важная символическая цифра, потому что у полковника Захарченко, который в свое время всех так шокировал своим богатством, миллиардов было девять, то есть сейчас Шестун бьет рекорд Захарченко.

Или не бьет. Или не Шестун. Активы, изымаемые у Шестуна, записаны на известных в Серпухове бизнесменов, и хотя уже неприлично ссылаться на анекдот о проклятой неопределенности, но это ведь именно она. Легко представить себе, что теневой миллиардер записал свою собственность на своих друзей. Так же легко представить себе, что силовики, отрабатывающие политический заказ, пользуясь случаем, решили немного помародерствовать и отжать имущество у подвернувшихся под руку серпуховских олигархов, чье богатство действительно принадлежит им и не имеет никакого отношения к Шестуну.

Как установить здесь истину? Кажется, никак. Культура коррупционных разоблачений и культура оправданий по коррупционным разоблачениям в России очень богата, опыт огромен, и если тот же Навальный или «Трансперенси» ловят кого-то за руку, можно даже не слушать, что скажет фигурант — и так понятно, что тот неприметный человечек, на которого все записано — настоящий талантливый бизнесмен, честный и трудолюбивый, а если чиновник отдыхает на его яхте или ночует в его доме — ну так дружба не преступление, да и вообще никто не отдыхал, а обсуждали важные государственные дела. Имеющегося у нас опыта достаточно, чтобы не верить таким оправданиям, и даже если те двое, активы которых приписывают теперь Шестуну — действительно настоящие бизнесмены, нажившие свое имущество сами, без помощи главы района, говорить об этом невозможно — все нужные слова давно дискредитированы известными виолончелистами, дзюдоистами, виноделами и прочими героями российского большого бизнеса десятых. Смешной парадокс — в случае с Шестуном силовики ведут себя как Навальный, а тем, кто хочет защищать Шестуна, остается вести себя как герои разоблачений Навального, то есть говорить те слова, в которые никто не поверит. Проклятая неопределенность — все-таки главное свойство нашего времени.

Интуитивно можно предположить, что глава большого подмосковного района действительно должен быть очень богатым человеком — возможно, и миллиардером. Подмосковье — местность богатая, там недвижимость, там производства, там много всего вплоть до мусорных войн, в которых в любом случае участвуют огромные деньги. Тут даже если не хочешь — разбогатеешь, оказавшись на должности. 

Еще одна вещь, которую тоже несложно предположить — даже если Шестун действительно настоящий миллиардер, даже если ему эти деньги и активы не приписали, и все на самом деле его — даже в этом случае он вряд ли окажется действительно самым богатым российским коррупционером — есть и районы побогаче Серпуховского, и области побогаче Московской, есть и федеральный уровень, ну и вряд ли где-то среди начальства на этих уровнях можно найти бедного человека. И если бы Шестун в свое время ушел в свою тихую «отставочку», вряд ли его богатство кого-нибудь бы заинтересовало.

То есть перед нами несколько сюжетов, развивающихся в разных плоскостях. Сюжет коррупционный — о нем можно спорить так же, как мы спорили о Медведеве, Чайке, Шувалове и других героях ФБК. Сюжет политический — в нем неважно, вор Шестун или не вор, в нем главу района снимают и сажают в тюрьму по итогам его конфликта с федеральными силовиками. Подробности этого политического сюжета мы знаем благодаря привычке Шестуна записывать свои разговоры на диктофон. Это не повод относиться к нему как к народному герою или борцу за справедливость, но с палеонтологической точки зрения он заслуживает благодарность именно как человек, сохранивший для нас ту, по которой когда-нибудь восстановят полный облик, косточку динозавра — ну или Левиафана.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.