Превращение Луганской области в Российскую Федерацию: почему Плотницкий бежал в Москву

Колонка Олега Кашина
24/11/2017 - 16:14 (по МСК) Олег Кашин

В ЛНР с начала недели продолжается противостояние главы самопровозглашенной республики Игоря Плотницкого с отстраненным главой МВД ЛНР Игорем Корнетом. Кремль поддержал в конфликте Корнета, как сообщил РБК со ссылкой на источники. Во вторник, 21 ноября, на улицах Луганска появились неопознанные военные и бронетехника, было отключено телевидение, а работников и студентов распустили по домам. Позже полиция ЛНР заблокировала здание прокуратуры и арестовала всех ее сотрудников, сообщала «Новая». В тот же день в Луганск вошла колонна военной техники, по словам Корнета, из ДНР и в помощь самом Корнету. Вчера, 23 ноября, Плотницкий уехал из Луганска в Россию.

Война в Донбассе — это, помимо прочего, еще и война слов, когда одни и те же события и явления в зависимости от того, кто их описывает, обозначаются совсем разными словами, то есть одна сторона никогда не станет использовать, например, слово «ополченцы», а другая — слово «террористы». Надо сказать, что украинцы в этом смысле гораздо последовательнее россиян, и если в сообщениях наших государственных информагентств самое яркое лингвистическое достижение — это формулировка «провозглашенные республики» (не путать с «самопровозглашенными»), то украинские медиа часто достигают каких-то совсем северокорейских высот в изяществе формулировок — «боевики так называемого министра МВД террористической группировки "ЛНР" Корнета захватили здание так называемого административного суда так называемой ЛНР».

Но разница между российскими и украинскими формулировками не только в их эмоциональной окраске. Украинцы, когда говорят о террористах и оккупантах, говорят именно о террористах и оккупантах, то есть у нас нет оснований не верить им, что к сепаратистам Донбасса они относятся как-то иначе. А когда российские медиа или официальные лица говорят об ополченцах или о гражданской войне, то эти формулировки подразумевают такое демонстративное подмигивание — мол, мы же с вами понимаем, о чем идет речь, но повода поймать себя за руку не дадим. Это двоемыслие очень наглядно демонстрируется сейчас, во время кризиса в Луганске — о том, что судьба Игоря Плотницкого решается в Москве, открыто говорят все луганские и московские комментаторы, и никто из них не видит противоречия в том, что речь здесь идет не о каком-нибудь российском губернаторе, а о лидере непризнанного государства, формально никак не связанного с Россией. Игорь Корнет тоже ведет себя как обычный российский региональный силовик, у нас в стране часто так бывает, что начальник регионального ГУ МВД находится в плохих отношениях с губернатором, и они оба жалуются друг  на друга в Москву, интригуют и сражаются под ковром до тех пор, пока федеральный покровитель одного не одолеет федерального покровителя другого где-нибудь в кремлевских коридорах под ковром.

И чего же не хватает для того, чтобы назвать Плотницкого и Корнета представителями российской политической элиты? Дело же не только в паспортах, тем более что наверняка у всего луганского начальства российские паспорта давно есть. Более того, опыт сепаратизма, поддерживаемого соседним государством, совсем не уникален, и в нашем постсоветском мире образцовым регионом такого рода можно считать Нагорный Карабах, который, хоть и существует много лет в непризнанном статусе, давно превратился в главный источник руководящих кадров для Армении — и нынешний армянский президент Серж Саргсян, и его предшественник Роберт Кочарян приехали в Ереван из Степанакерта, где были сепаратистскими лидерами. Может быть, это и есть разница между настоящими сепаратистами и теми, которые в Донбассе — Плотницкий и его пока более удачливый коллега Александр Захарченко не могут сделать в России никакой самостоятельной карьеры, их единственное право — ждать, пока в кремлевских кабинетах что-нибудь решат по их поводу.

Но как раз по этому критерию Плотницкий — самая настоящая российская элита. Человек, лишенный любой реальной субъектности, любой возможности и права самостоятельно действовать, человек, у которого путь от всесилия к униженности и мольбе о пощаде не просто краток, а микроскопически мал. Кочарянов и Саргсянов в русском мире нет и быть не может, здесь можно быть только Улюкаевым, Гайзером или Никитой Белых, а кто ими быть не хочет — у тех перед глазами судьба основателя ЛНР Валерия Болотова, убитого в Москве этой зимой (мнение автора, пресса писала, что у Болотова случился сердечный приступ.  — Дождь), или его заместителя Геннадия Цыпкалова, которого убили в Луганске «на подвале».

Можно догадываться, чего хотела добиться Москва, культивируя и поддерживая донбасский сепаратизм — отомстить украинцам за майдан, добиться сплоченности россиян внутри страны, сыграть на ностальгических чувствах и травме 1991 года — это такие понятные вещи. Но главный итог этих трех лет вряд ли был предусмотрен сценариями 2014 года, и он вот такой: Российская Федерация все, к чему она прикасается, превращает в Российскую Федерацию. Хорошо это или плохо — спросите у Плотницкого.

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.

Также по теме