Кашин и номенклатурное царство

Первая колонка года — это всегда самое трудное. Важных событий, как правило, нет, все еще отдыхают, и поэтому разумнее всего подумать о будущем — попытаться что-нибудь спрогнозировать, чем-то испугать, обнадежить. Примерно так я и веду себя каждый год, и сейчас я даже перечитал собственную новогоднюю колонку трехлетней давности, в которой я пытался давать советы Владимиру Путину по поводу того, что он должен сделать, чтобы войти в историю хорошим парнем. Как и полагается, не сбылось практически ничего — я писал советы Путину за полтора месяца до Крыма, и хотя совет «стать собирателем земель» там тоже есть — правда, я предполагал, что он присоединит к России Южную Осетию или Приднестровье, — большая часть советов касается либерализации. Один из советов — стать защитником свободы слова, — в виде фарса реализуется прямо сейчас. После решения украинского телевещательного совета отключить на Украине Дождь был целый фестиваль заявлений официальных лиц по поводу того, что это недопустимый акт политической цензуры — забавно слышать слова в защиту Дождя от таких людей, как Вячеслав Володин, который в свое время был участником той самой атаки на Дождь из-за опроса по поводу блокады. Был бы жив Михаил Лесин, он бы, наверное, тоже сейчас выступил в защиту Дождя — многим бы не понравилось, но оттепель бывает и такая. И в своей новой колонке, которая вышла у меня на сайте Republic, я рассуждаю о том, что произойдет с Россией, когда власть Владимира Путина закончится. Спойлер — ничего хорошего, по-моему, не произойдет, но, повторю, я люблю и умею ошибаться.

Если Владимиру Путину и уходить на пенсию, то, конечно, прямо сейчас. Пока не рассеялся дым от американской президентской кампании, пока не померкла слава глобального игрока и мировой суперзвезды. Понятно, что если кто-то нибудь сейчас войдет в новоогаревский кабинет Путина с таким советом, тот с тем же советом оттуда и выйдет, но вообще-то да — Путину в любом случае пора или скоро будет пора уходить. В год, когда Путин должен побить брежневский восемнадцатилетний рекорд пребывания у власти, перспектива смены первого лица, даже если о ней никто из серьезных людей не говорит, в любом случае превращается в важный фактор внутриполитической российской жизни, а многолетняя персонализация власти ставит в зависимость от этой перспективы буквально все сто с лишним миллионов россиян.

Послепутинская Россия, пережившая мирную смену первого лица — вряд ли она будет приятным местом; замена одного Туркменбаши на другого на постсоветском пространстве случалась не раз, и не было случая, чтобы уход авторитарного вождя автоматически создавал новую страну. Номенклатурное царство всегда перегруппировывается, сбрасывая только чешую сугубо личных привычек прежнего лидера, и все продолжается по-прежнему. Россия в этом смысле мало чем отличается от Узбекистана и Туркмении — когда из работающих институтов в государстве есть только спецслужбы и «Роснефть», ждать от них чего-то хорошего не приходится, а больше ведь претендовать некому и не на что.

Рассуждать о преемниках Путина — вечнозеленый и довольно спекулятивный жанр, я его не люблю, зато люблю писать о своем родном Калининграде, и это двойное противоречие, потому что читателям про Калининград неинтересно, а про преемников интересно всегда. И на этой неделе две эти темы счастливым образом пересеклись. Молодой калининградский губернатор Антон Алиханов стал героем такого забавного скандала — на популярном сейчас языке это называется «пояснить за шмот», то есть когда человек надевает какую-то одежду, наполненную скрытым смыслом, и на улице к нему подходят злые люди и говорят — «поясни за шмот». Это может касаться камуфляжной одежды — если человек, ее надевший, не служил в армии, то его попросят пояснить или побьют, то же самое — с нацистской или антифашистской одеждой. Считается, что единственным допустимым ответом на вопрос о спорной одежде может быть формула «шмот мне мама купила» — ну и примерно в таком духе за шмот пояснил губернатор Алиханов. Врио губернатора, если формально. Он появился перед прессой в куртке с двумя нашивками — на одной был испорченный российский флаг, на другой — знаменитый силуэт стрелка из метро Паршина, который несколько лет назад расстрелял в метро дагестанца из травматического пистолета. Стреляющий Паршин с подписью No tolerance — это такая икона российских ультраправых, и какие-то враги Алиханова обратили на это внимание в соцсетях, но он быстро дал объяснения, и все сразу же утихло. И это как раз часть того феномена, о котором я пытаюсь сказать — мы много раз наблюдали загадочных юношей, занимаывших высокие посты. Выглядело это всегда довольно грустно — вспомните хотя бы моего друга Турчака. В кавычках друга, конечно. А Алиханов чуть ли не первый государственный юноша, который ведет себя так, что нравится всем. Он шестой калининградский губернатор, о котором я пишу, и всех его предшественников в регионе было принято не любить — ну, нравы у нас такие. А он ничего еще не сделал, а его уже любят, рассказывают о нем какие-то истории в стиле «Ленин и печник», и даже местные оппозиционеры отзываются о нем почти восторженно. То есть он очень грамотно себя ведет, как никто — я такого не видел никогда.

Если бы я был политологом, я бы действительно предположил, что из Алиханова делают какую-то важную фигуру на будущее вплоть до преемника. Но я не политолог, поэтому моя идея будет чуть поэтичнее — из Алиханова никого не делают, но с его помощью Кремль выяснил, что в России по-прежнему можно вытащить человека из ниоткуда, без прошлого, без биографии, без всего, наделить властью, и он окажется более популярен, чем тот, кого давно все знают. Об этом я написал колонку, и телеграм-канал «Методичка», который с Алихановым как раз почему-то борется, написал, что это заказная колонка, что Алиханов мне ее заказал. Я даже опровергать ничего не буду — просто послушайте фрагмент колонки и подумайте, мог Алиханов мне ее заказать или нет.

Алиханов появился из ниоткуда, о нем никто ничего не знает, у него нет прошлого, нет людей, которых можно было бы назвать алихановскими, нет вообще ничего, кроме его самого, — он один на один с областью. По всем формальным законам это очень плохие стартовые условия, но по российским, оказывается, идеальные. Любой взрослый назначенец с понятным бэкграундом выглядел бы проигрышно — люди оценивали бы его по давно сформировавшимся критериям и даже в формате «это вон тот мужик из телевизора» понимали бы, чего от него ждать, — ничего хорошего, конечно. А здесь негативной нагрузки нет, и ее отсутствие превращается в источник оптимизма — если мы о нем ничего не знаем, если он ничем не отягощен, почему бы не предположить, что он хороший?

Это именно тот оптимизм, с которым Россия в 1999 году встретила Владимира Путина, и главное открытие, которое совершил Антон Алиханов, — за восемнадцать лет ничего не изменилось, все работает как работало. Парень из ниоткуда, конечно, тоже может с огромной вероятностью оказаться никчемным руководителем, но именно может — то есть и чуда от него тоже можно ждать. И эта минимальная возможность ожидания чуда оказывается в сегодняшней России невероятным конкурентным преимуществом.

Здесь нет намеков на то, что Антон Алиханов может когда-нибудь стать преемником Владимира Путина — наоборот, чем больше он мелькает в Калининграде, тем интенсивнее он теряет магию таинственного незнакомца. Но назначение Алиханова успешно протестировало этот принцип, и благодаря ему сегодня можно предполагать — преемник, которого предъявит нам Путин, будет именно таким. Совершенно не известный никому в России, без прошлого, без биографии, без соратников — может быть, вообще клонированный и выведенный в пробирке.

Если человек больше, чем под собственным именем, известен под кличкой, тем более под кличкой «Лорд», то понятно, какое у него будет чувство юмора. Человек по кличке «Лорд» переиначивает в собачью кличку фамилию журналиста, который его критикует — в инстаграме спикера чеченского парламента Магомеда Даудова, «Лорд» это он, появились угрозы в адрес главреда сайта «Кавказский узел» Григория Шведова, оформленные в виде шуточки про собачку по имени Швед, которой надо бы укоротить язык и вырвать клыки. Шведов пожаловался на эти угрозы в Следственный комитет, и почем-то заранее понятно, что никакой СК и вообще никакие силовики не станут всерьез заниматься угрозами «Лорда». Чеченская сказка с традиционно несчастливым концом — мы наблюдаем ее уже много лет, и даже глагол «извиняться» в нашей речи уже практически неотделим от продолжения — «перед Кадыровым». Когда где-то говорится, что кто-то извинился, обязательно кто-то переспросит — перед Кадыровым?

Я надеюсь, Григорию Шведову не придется извиняться и вообще ничего плохого ни с ним, ни с его сайтом не случится. Последняя перед угрозами Даудова публикация «Кавказского узла» — об арестованных участниках очередного нападения на полицейских Грозных. Они были ранены и лежали под охраной в больнице, но в больнице выключили свет, появились вооруженные люди, и как минимум одного из раненых арестованных людей увели во двор больницы и расстреляли — так, по крайней мере, писал сайт «Кавказский узел», и чеченский спикер Даудов по кличке «Лорд» назвал это брехней, сопроводив свой текст картинкой, на которой у собаки ее язык завязан узлом.

Очередной повод писать о Чечне — и очередной повод задуматься о том, кому и зачем она нужна именно в таком виде. Моя колонка об этом — для Deutsche Welle:

Каждый раз, когда случается новый скандал с чеченскими властями, наподобие нынешних угроз Григорию Шведову, начинает казаться, что вот для этого Чечня на самом деле и нужна — чтобы очередной человек с бородой и звездой Героя России, захлебываясь от ненависти, кричал, что он не простит и обязательно всех накажет, а Кремль, разводя руками, говорил, что ничего не может сделать — вы же сами видите, какие это горячие и эмоциональные люди, мы и сами не можем их остановить и втайне побаиваемся. Это может показаться преувеличением, но такая версия, по крайней мере, заслуживает права на существование наряду со всеми остальными.

Деньги, выделяемые Чечне, не настолько огромны, если сравнивать их с богатствами той же «Роснефти», и сам Рамзан Кадыров в любом случае беднее очень многих московских олигархов. Об эффективности чеченского силового ресурса тоже ничего доподлинно не известно — о кадыровских чудо-спецназовцах слышали все, но никто не видел их в бою. А вот как деморализующий фактор для всего российского общества кадыровская Чечня бесценна и незаменима - невозможно думать о будущем страны, не имея в виду вот этот анклав, возглавляемый Героями России, налево и направо обещающими «укоротить язык» и «вырвать клыки», умеющими заставлять извиняться перед ними, пугающими самим фактом своего существования.

Возвращение здания храма церкви — такая стандартная новость из конца восьмидесятых. Хорошая новость. Двадцатый век для русской церкви был веком варварства, тысячи храмов, отобранных у верующих, превращались в склады, коровники, овощехранилища, или в них вселялись какие-то учреждения, строили перегородки внутри, устраивали санузел в алтаре, уродовали внешний вид, срубали купола — до сих пор, если ездить по русской глубинке, можно увидеть следы этого варварства. Склады, гаражи, автовокзалы, магазины в бывших храмах, а чаще просто руины.

Чего уже никто не помнит — советское общество никогда, даже в самые страшные годы, не было едино вот в этом варварском отношении к храмам. И всегда в разных городах, и прежде всего в Москве и Ленинграде, находились ученые, архитекторы, краеведы, кто угодно, кто не боялся спорить с партийным начальством и спасать храмы от уничтожения и поругания. Самым реалистичным способом спасти храм было устроить в нем музей, какой угодно — декоративно-прикладного искусства, народного быта, древнерусского зодчества или даже морского флота, как в московском храме Успения в Печатниках. Да, в таких храмах не будут крестить детей и отпевать покойников, в них вообще не будет служб, и будет висеть портрет Ленина, зато за кумачовой драпировкой сохранится иконостас, и если повезет, то даже позолоту с куполов никто отдирать не станет. Музей в храме — в годы государственного атеизма это было спасение.

Два крупнейших петербургских собора — Казанский и Исаакиевский — тоже были спасены именно так, Казанский вернули церкви давно, и это была очень хорошая новость, Исаакиевский возвращают, — точнее, передают, — сейчас, и эта новость многим, и мне тоже, кажется плохой. Что изменилось за двадцать лет? Это трудно описать словами, но всем понятно, что изменилось. Двадцать лет назад это была возрождающаяся после гонений церковь, сейчас — мрачное министерство духовности, и в каком-то смысле советский принцип снова работает — спасением храма снова становится музей. В Исаакии, кстати, дважды в день проводятся службы, по факту церковь и так пользуется им как любым своим храмом, но тут уже вмешивается и политика, и деньги, и много чего еще — все-таки речь идет о крупнейшей туристической достопримечательности Петербурга, и духовность, вера в этом сюжете не на первом месте. О парадоксах церковной реституции — моя колонка для издания Rus2Web.

И это совсем не реституция, совсем не торжество справедливости. Это перераспределение все того же награбленного в соответствии с текущей политической и экономической конъюнктурой. Передача Исаакия стоит в одном ряду не с изгнанием овощехранилищ и складов из старых обителей и храмов, а со строительством «Охта-центра» и стадиона «Крестовский», с мостом Кадырова и Западным скоростным диаметром. Главные герои этого сюжета — власть и деньги, а не Бог и не церковь в том значении этого слова, которое регулируется Библией, а не Гражданским кодексом.

А разговор о реституции обществу еще предстоит — что кому и как возвращать и возвращать ли, но в любом случае первым шагом в восстановлении справедливости станет не перераспределение какого-то имущества, а возвращение Петербурга петербуржцам, церкви — Богу и верующим, а России — ее гражданам. Если это случится, проблема владения исторической недвижимостью просто перестанет быть проблемой, но о чем стоит молиться уже сейчас — чтобы, завладев знаменитым собором, его новые хозяева не бросились его перестраивать и благоустраивать, оборудуя его по собственному вкусу, и чтобы он сохранился в том виде, в котором его сейчас знает и любит Россия.

Также читайте новую колонку Олега Кашина о любимом геополитическом сериале россиян про Дональда Трампа.

Я еще раз хочу вернуться к отключению «Дождя» на Украине — наверное, тот случай, когда точка зрения автора будет отличаться от точки зрения телеканала. Шаг украинских властей мне кажется понятным, оправданным и не заслуживающим того, чтобы мы с ним спорили. Когда мы говорим, что у людей война, мы почему-то имеем в виду людей на передовой, но они ведь и не запрещали ничего, у них нет таких полномочий. Война — она еще и у тех, кто сидит перед телевизором. И вот этих людей, которые ничем не рисковали и ни в кого не стреляли, война проглотила первыми — я не хочу говорить о них ничего плохого, я не знаю, как я сам бы вел себя, если бы был украинским обывателем. «Дождь» на Украине выключает не солдат, «Дождь» на Украине выключает обыватель — тот, который прекрасно себя чувствовал при Януковиче, прекрасно чувствует сейчас и всегда будет доволен собой и неотразим. Я надеюсь, решение об отключении «Дождя» порадовало такого обывателя. С остальными украинцами, которые нас смотрят, мы увидимся в интернете. Спасибо, и до следующей недели — я Олег Кашин, это программа «Кашин.Гуру».

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.