Кашин и жизнь после выборов

На прошлой неделе одна моя колонка не попала в эфир нашей программы из-за особенностей избирательного законодательства, вечер пятницы из-за часовых поясов — это уже день тишины, а на сайте «Слон» мы  Глебом Павловским спорили о том, нужно ли идти на выборы. Я писал, что не нужно, и это можно было истолковать как агитацию, которая в этот день была запрещена. Зато сейчас, на этой неделе, уже нет никакого закона, который запрещал бы нам говорить о выборах.

Этим летом я старался обходить тему выборов стороной, игнорировать ее, но под конец мои нервы не выдержали, и я написал несколько таких довольно пламенных текстов на тему того, что эти выборы зло и ходить на них не надо. Я знаю, что на многих моих читателей я произвожу впечатление такой машины по производству колонок, но нет, я совсем не машина, и бывают темы, которые становятся для меня, наверное, слишком личными. Спору о выборах, который я веду, как написали бы в полицейском протоколе, с неопределенным кругом лиц — этому спору уже больше года, и он неожиданно для меня оказался очень болезненным и тяжелым. Все началось прошлым летом, когда демократическая коалиция участвовала в выборах в Костроме, знаменитый Илья Яшин шел там первым номером, ну и множество моих знакомых из числа условной Болотной вела себя так, как будто эти костромские выборы — что-то важное и судьбоносное.

Я написал, что это не так, и что желание встроиться в вертикаль законодательной власти — совсем не то, чем стоит заниматься оппозиции, желающей всерьез сменить власть в стране. Встраиваясь во власть, власть не изменишь, это иллюзия. Главным моим оппонентом в этом споре стал Алексей Навальный, настаивавший на том, что выборы — это очень здорово и важно, даже если они проводятся по правилам Кремля, — ну а у Навального вы знаете, какая аудитория — в общем, весь этот год меня они пинали на тему того, что у меня выученная беспомощность, и что я призываю сложить руки и терпеть. Сейчас о том, что выборы фарс, пишет и сам Навальный, и все его фанаты, и чего уж там, я был бы рад, если бы кто-нибудь из этих людей сегодня мне сказал, что да, Кашин был прав год назад. Но, конечно, никто ничего такого не говорит, а у меня уже давно другая любимая тема — отделение граждан от государства. В ночь после выборов в «Коммерсанте» написали, что скоро будет реформа силовиков, и будет возрождено министерство государственной безопасности, и это мне показалось идеальной метафорой про государство и про нас для колонки, посвященной итогам выборов. Колонка вышла в издании «Слон».

 МГБ — это вообще очень интересная история в том смысле, что большое переформатирование силовиков, которое продолжается уже не первый месяц, наверное, в любом случае должно было прийти к какому-нибудь такому яркому красивому жесту, сопоставимому с возвращением памятника Дзержинскому на Лубянку. МГБ в этом смысле — идеальные три буквы, которыми можно завершить все эти реформы; кто помнит эту считалочку из нашей юности — «Завершим реформы так: Сталин, Берия, Гулаг». МГБ — действительно такой бренд из вот той, бериевской, послевоенной эпохи. Рауля Валленберга замучили в МГБ. Михоэлса убили киллеры МГБ. Весь послевоенный поток в лагеря, который был масштабнее, чем в 1937 году — это МГБ. Зачистки в Прибалтике и на Западной Украине — это МГБ. Весь лагерный опыт Александра Солженицына связан именно с той эпохой, и когда его после лагеря отправили в Казахстан в так называемую вечную ссылку, это был официальный термин — «вечная ссылка», — он написал стихотворение, которое кончалось строчкой «Мне лестно быть вечным, конечно, но вечно ли МГБ?» — сейчас самое время сказать, что да, МГБ оказалось вечным, но я на самом деле не очень верю, что они решатся использовать именно этот бренд. Скорее всего, в последний момент оставят имя ФСБ, и все скажут, что это оттепель, уже не обращая внимания на создание того же суперведомства.

Но вообще я бы вспомнил, как после смерти Сталина Берия объединил МГБ с МВД и стал суперминистром, и весь мир думал, что теперь он, Берия, и станет реальным диктатором. Но нет — как в сказке о рыбаке и рыбке это оказалось «ту мач». Соратники увидели, что Берия слишком много на себя взял, и уже через три месяца его посадили, а потом и расстреляли. Об этом византийском парадоксе я написал колонку для Deutsche Welle.

Свою колонку, посвященную убийству лидера украинского движения «Оплот» Евгения Жилина я написал, что называется, по заявкам своих проукраинских друзей. Месяц назад, когда на Украине покончил с собой наш эмигрант журналист Александр Щетинин, я писал, что Украина худшее место в мире для политэмигрантов из России — меня даже с этой мыслью потом цитировал по телевизору Дмитрий Киселев, я, что называется, пришел к успеху. Так вот, когда убили Жилина, мои проукраинские друзья стали меня просить — ну что, напиши теперь зеркальную колонку о том, как ужасна Россия для беженцев с Украины. Мне нетрудно, я написал такую колонку, и она, конечно, не столько о Жилине, сколько обо всем проекте «Новороссии», который и я, и другие авторы уже давно хоронят и черт его знает, сколько баянов уже порвали, но вот это убийство на Рублевке — наверное, его стоит считать самой жирной точкой во всей истории «русского мира» на востоке Украины. И вот моя колонка об этом для «Слона».

Лет десять назад я работал в журнале «Русская жизнь» и делал такой цикл очерков о разных бывших влиятельных людях — членах политбюро, министрах, депутатах, писателях. Пожалуй, за все годы моей карьеры это лучшее, что я делал в журналистике, эти очерки я потом собрал в книгу, которая выдержала два издания — для меня это рекорд. И как-то так нехорошо получилось, что герои нескольких моих очерков умерли вскоре после того, как я брал у них интервью. Да, конечно, это были очень пожилые люди, чтобы было понятно — академику Углову, у которого я был дома за два дня до его смерти, было тогда сто четыре года. Но эти мрачные совпадения были любимой темой шуток моих коллег и друзей — вот, мол, ты приходишь к человеку, а он умирает, как же так.

Почему я об этом сейчас вспомнил. Стоило мне публично похвалить Вячеслава Володина — колонка о нем наделала много шума, даже на «Эхе Москвы» был опрос — после статьи о Володине Кашин наш или не наш? — так вот, стоило мне его похвалить, как не прошло и суток, и появилась информация о том, что Володин уходит из Кремля. То есть такое же совпадение, как с теми старичками из «Русской жизни».

Но почему я похвалил Володина. Большая часть наблюдателей, как обычно, сходится в том, что я продался или присягаю на верность новому хозяину. Хозяина у меня нет, продаюсь я только вам, подписчики «Дождя» (и «Слона», он тоже платный), а что касается Володина — есть такая байка про Бродского, который, желая побольнее обидеть Евтушенко, сказал где-то, что Вознесенский очень хороший поэт. На самом деле Бродский Вознесенского, конечно, не любил, но он понимал, что для вечного соперника Вознесенского, для Евтушенко такая похвала будет гораздо обиднее, чем если бы он просто сказал, что Евтушенко плохой поэт. В своей колонке о Володине я хвалю его, противопоставляя Суркову, которого я очень не люблю, и нашим оппозиционным лидерам, которых тоже, в общем, любить не за что. Вот вам и ответ.

И еще там есть такая строчка, которая многих удивила — что когда Володин доплывет на своей лодке до берега, то там его встречу я и обниму. Всех сбило с толку вот это обниму, и мало кто догадался спросить, откуда на берегу взялся я. А здесь тоже все очень просто — они еще плывут, а я уже приплыл. Моя карьера давно закончилась, я четыре года нигде не работаю, живу не в России, и, в общем, думаю, что да, через какое-то время похожая судьба ждет очень многих моих героев.

В общем, такая поэтическая получилась колонка, пора послушать фрагмент из нее. С этим текстом я дебютировал на новом сайте «Спектр», зарегистрированном, как сейчас модно, в Латвии.

Ну и поскольку Володин стал героем большой кадровой интриги на этой неделе, то мне пришлось писать и об этой интриге. Такой философский вопрос — что важнее, приход Володина в Госдуму или уход его из администрации президента. Логичнее думать, что важнее уход, но я романтик, мне кажется, что интереснее приход. Сейчас много говорят, что Путин хочет снизить роль администрации президента, чтобы она не была таким реальным правительством или даже хунтой, а стала незначительным техническим органом. Я думаю, что даже если Путин этого действительно хочет, то ничего у него не выйдет, это законы власти, они сильнее его воли. И да, для Володина Госдума это ссылка, но он сейчас во власти — один из двух профессиональных политиков, второй — Собянин, а больше там и нет никого, кто делал бы политическую карьеру с нуля, проходил бы через выборы, будучи оппозиционером, проигрывал, выигрывал, учился — даже у Путина этого опыта нет, а у Собянина и Володина есть. И я думаю, и даже надеюсь, что эта ссылка в Госдуму обернется для Володина какой-то важной интригой вплоть до, это дико звучит, реального противостояния Госдумы с Кремлем. Вот об этом я написал колонку для издания Rus2Web.

Неприличная аббревиатура БИНХ (желающие могут прогуглить или догадаться) когда-то была очень популярным мемом в политизированных социальных сетях. Герой этого мема активист «Молодой гвардии» Владимир Бурматов отвечал у молодых единороссов за интернет, и эти времена старшее поколение блогеров помнит по, наверное, первому большому нашествию политических ботов, по скандальным спорам с участием Бурматова и по знаменитой истории с тушением лесных пожаров в Рязанской области, когда Бурматов и его партийный товарищ Руслан Гаттаров позировали на фоне, как многие считают, подожженных ими же самими лесов, а потом тушили пожар на фотографиях, с помощью фотошопа врисовывая свои фигуры в горящий лес. В те времена челябинский тяжелоатлет Гаттаров был главной звездой «Молодой гвардии», сенатором, на него делал серьезную ставку Владислав Сурков, а Бурматов был таким младшим напарником Гаттарова, отвечавшим прежде всего за то, чтобы прославлять его в «Живом журнале». Это была по нашим меркам такая очень архаичная эпоха, у Медведева не было твиттера, а у Кадырова не было инстаграма, государственной моды на социальные сети не было, и хотя «Живой журнал» уже был вполне обжит и освоен журналистами, активистами, писателями и прочими, людей от власти в нем практически не было. Сенатор Гаттаров и его оруженосец Бурматов делали в ЖЖ не только свои собственные первые шаги — это были первые шаги самой «Единой России».

Те времена давно прошли, Гаттарова в федеральной политике давно нет, он работает в правительстве Челябинской области и, кажется, ни на что большее давно не претендует, а Бурматов наоборот, уже безо всяких напарников все эти годы двигался вверх, и такое ощущение, что как раз вот эта его одиозность, неприличный мем, скандал с лесными пожарами, скандал с диссертацией и прочие скандалы — все, что для обычного человека становится неудачами и провалами, для Бурматова почему-то стало таким топливом для социального лифта, как в зазеркалье — чем хуже репутация, тем больше шансов на движение вперед и вверх. Должность председателя ЦИК «Единой России» — она вполне генеральская. Люди на таких должностях часто становятся мемами, а тут впервые на нашей памяти, наоборот, мем занял должность. Такой подпоручик Киже, подпоручик Бинх.

Можно, конечно, шутить на тему того, что вот говорил недавно Владимир Путин о своем преемнике как о молодом, но зрелом человеке, и вот вам пожалуйста, молодой и зрелый Бурматов. Нет, конечно, преемник из Бурматова не получился бы, а вот идеальный единоросс — это именно он. Человек, который последовательно на протяжении многих лет выставлял себя на посмешище, человек, выстраивавший себе именно такую репутацию, что его нельзя воспринимать всерьез, человек, которого тысячи людей в социальных сетях посылали по матушке, а он в ответ только шире улыбался и, как в анекдоте, возвращался загорелый и с магнитиками. И если такой человек спустя всего несколько лет после своего прихода в политику сделался вторым после Медведева лицом в партии власти — значит, именно такая политическая тактика сейчас в России и работает. И в этом Бурматов, как ни странно, похож на Дмитрия Медведева, и если у Бурматова получилось, то и у Медведева, может быть, тоже когда-нибудь получится снова стать президентом России и отомстить за все — и за мемы, и за шутки, и за репутацию. Отнеситесь к Бурматову как к маленькому Медведеву — в этом случае станет многое понятно о реальном устройстве российской власти. в конце концов, в зазеркалье тоже действуют свои законы и правила — они совсем не такие, как в нашей жизни, но они существуют. Бурматов же существует — значит, и правила есть.

На прошлой неделе исполнилось двадцать лет газете, где я начинал свою карьеру — это в Калининграде, издательский дом сейчас называется «Западная пресса», такое очень милое название, потому что обычно западной прессой мы называем иностранные газеты, а в России ведь тоже есть свой Запад. Я продолжаю дружить со своими калининградскими коллегами, сейчас они, конечно, как и почти все большие региональные СМИ лояльны местной власти, но людьми от этого быть не перестают, и сейчас там такая интересная интрига — в город вернулся из Донбасса начальник местного государственного телевидения. Я помню его хорошим парнем, но давно его не видел, и сейчас он — такой полевой командир Моторола в мире калининградских медиа. Все выпуски его программ посвящены тому, что Калининграду грозит германизация — где-то повесили вывеску готическим шрифтом, где-то нарисовали свастику, а где-то город называют Кенигсбергом. Вот такую борьбу с несуществующей угрозой сейчас ведет калининградское телевидение, и мне очень приятно, что мои друзья и коллеги, с которыми я начинал карьеру много лет назад, какими бы патриотами и государственниками они ни были, не участвуют в этой кампании и даже противостоят ей. Пропаганда зло, долой пропаганду. Это программа Кашин гуру, я Олег Кашин, встретимся через неделю, всего доброго.​