«Это подстрекательство к самоубийству»: Нюта Федермессер осудила врачей больного раком священника, который покончил с собой

Смирнова: Но ведь только ростовскому священнику, которые не получал обезболивание.

Федермессер: Давайте я закончу. Но у человека, который более онкологическим заболеванием, у каждого на каком-то этапе эта мысль обязательно возникает. И среди пациентов Центра паллиативной помощи есть пациенты, которые принимали такое решение, и среди них были полностью обезболенные, абсолютно обезболенные. Человек имеет право быть в депрессии, человек имеет право принять это тяжелейшее решение.

Когда мы говорим про ростовского священника, здесь двойной такой удар. Это священник, но вы знаете, священник тоже человек, и ему тоже больно. И если у тебя болит, и ты измотан… И теперь очень важно, ровно то, что он военный, с военным прошлым, человек, который не может допустить для себя зависимости от других, человек, который не может допустить для себя стонов, слабости, мужчина.

Это то же самое, что и контр-адмирал Апанасенко, мы с одной стороны, говорим про то, что как же так, это же сильный человек, что же он, так вот это очень трудное решение. Это очень трудное решение, и для сильного человека оно, наверное, еще труднее на самом деле.

И здесь то, что этот мужчина священник, это вторично, он живой человек, у него есть тело, которое болит. И это, конечно, страшная жестокость, что он не был отпет, потому что это нельзя называть самоубийством, это, на мой взгляд, подстрекательство к самоубийству со стороны его лечащих врачей, что является преступлением, потому что когда…

Я сначала вообще отказывалась комментировать, а потом я узнала, что была записка, и в этой записке было написано, что не могу больше терпеть боль. Это ведь означает очень простую вещь — он не был обезболен в сегодняшней России, где есть все препараты, где есть все законодательство. И единственная причина, по которой сегодня какой-либо человек где-либо в стране в данный момент страдает от хронической боли, это невежество врача.

И ладно еще, невежество врача я могу простить, но я не могу простить невежество и равнодушие руководителя, главного врача поликлиники, главного врача больницы, главного врача подстанции «скорой помощи»…

Желнов: Причем все медикаменты там есть, да? Это Ростов-на-Дону. Или все-таки нет?

Смирнова: Это Ростовская область.

Федермессер: Это Ростовская область. Сегодня во всех субъектах страны, я это говорю абсолютно вот отвечая за свои слова, есть все обезболивающие препараты. Почему, потому что система распределения построена так: со страны собирают потребность, вся эта потребность приходит на Московский эндокринный завод, Московский эндокринный завод производит определенное количество препаратов, и потом он их поставляет на центральные склады лекарственного обеспечения каждого субъекта.

Я регулярно слышу, что нет того, нет того, нет того, нету в поликлинике, в аптеке, в больнице. А на центральном складе лекобеспечения есть, понимаете. Было произведено, регионом было закуплено, туда было отвезено, а дальше врачи не заказывают. И через год или через два, когда на складе центрального лекарственного обеспечения у этих препаратов начнет выходить срок годности, регион будет платить адские деньги за их уничтожение, потому что уничтожить наркотики это дорого.

То есть сегодня не обезболенный пациент это не законодательство, не отсутствие препарата…

Желнов: Это врач.

Федермессер: Это в большей степени главный врач поликлиники, подстанции «скорой помощи», больницы, хосписа. Врач в меньшей степени, потому что врач — человек, зависящий от…

Желнов: Понятно, зависящий от своих начальников.

Федермессер: Да. Но это невежество врача и ответственность его руководителя.

Желнов: И это то, что произошло в Ростовской области.

Федермессер: Я не вникала в детали.

Желнов: Ну, скорее всего.

Федермессер: Но скорее всего это именно так. Хотя, еще раз, первая половина моего ответа на ваш вопрос, Марфа, состояла в том, что человек имеет право, болезнь не должна лишать нас никаких прав.

Смирнова: Я хочу сказать, что тогда опять же следуя из вашего ответа, это не исключительно человеческий фактор, а все-таки какая-то брешь в системе есть.

Федермессер: Конечно. Если бы в записке было написано, что я не хочу предстоящей беспомощности и прошу меня простить, а здесь написано совершенно четко: я больше не могу страдать от боли. Это разные причины. Это не самоубийство, это способ борьбы с болью. Это абсолютно разные вещи. И поэтому мне вот так горько, что косный подход, и что он, будучи священником, принял это решение и не был… Я совершенно убеждена, что он небесами прощен, он не согрешил. Абсолютно убеждена в этом.

Желнов: Причем удивительно, извините, я тоже свою ремарку добавлю, у нас в эфире был настоятель Донского…

Смирнова: Пресс-секретарь.

Желнов: Пресс-секретарь, поправь меня…

Смирнова: Пресс-секретарь Ростовской епархии.

Желнов: Или Донской епархии. И я тогда удивился, когда в эфире он сказал, то ли, может, он не видел эту записку или что-то, что никаких болей, я с ним разговаривал три дня назад, все хорошо, видимо, свои там какие-то разборки. Я еще тогда удивился, какие уж такие…

Федермессер: Вот я почему и говорю, что я до конца не знаю ситуации, но от комментариев я…

Желнов: Скорее всего, просто пытались тоже как-то замолчать эту ситуацию.

Федермессер: Может быть.

Желнов: У меня вот то, что вы сейчас рассказали, ссылаясь на эту записку, у меня ощущение, что на том конце провода просто пытались по-своему интерпретировать произошедшее, потому что это же выгодно, могут замалчивать эти проблемы все.

Федермессер: Любые проблемы можно замалчивать. Но сегодня проблемы обезболивания действительно находятся не на уровне законодательной власти, они уже ниже.

Фото: rostoveparhia.ru