Сенатор Валентина Петренко: только американцы убивают российских детей
Сенатор Валентина Петренко в программе ГОВОРИТЕ С ЮЛИЕЙ ТАРАТУТОЙ ответила на вопрос, что она станет делать, если Владимир Путин скажет ей прыгнуть с 10-го этажа в интересах страны, и рассказала, почему Совет федерации проголосовал за запрет американского усыновления единогласно.
Таратута: У вас вчера был последний день работы. Как вам представление, которое устроили в «Геликон Опере»? Хороший праздник получился?
Петренко: Хороший, конечно. Я, к сожалению, не присутствовала, потому что я в это время ездила в детский дом вручать новогодние подарки. Я была, к сожалению, только на начале, а после этого уехала. 3 минуты буквально.
Таратута: А в какой детский дом?
Петренко: Я ездила в сторону Можайска.
Таратута: Вы человек, специализирующийся на правах людей, вам известно про такой диагноз, как грыжа спинного мозга?
Петренко: Конечно, известен. У меня даже есть двоюродный брат, у которого у ребёнка протрузий позвоночника и грыжа спинного мозга.
Таратута: Он парализован?
Петренко: Да.
Таратута: Тогда вам, наверняка, известно про то, что в России это болезнь лечится с трудом и про то, что, например, в США можно диагностировать это заболевание на очень ранних сроках беременности, а потом можно прооперировать ребёнка и оказывать ему реабилитационные услуги. У нас немного начинают оперировать, но реабилитация, насколько я слышала, невозможна. Я знаю ещё о том, что среди детей, которые сейчас ждут усыновления в США, есть как минимум один известный мне ребёнок, у которого такой диагноз. Его готова принять американская семья для того, чтобы вылечить. Верно ли я понимаю, что вам кажется, что такие дети, несмотря ни на что, должны жить в России?
Петренко: Вы немного неправильно акцентируете вопрос, потому что если речь идёт о здоровье детей не только с этим заболеванием, а с другими серьёзными заболеваниями, когда нет возможности лечиться в РФ, то в Минздраве есть специальная комиссия, которая отправляет детей за счёт средств Минздрава на лечение в другие страны: в Германию, в Италию, в Испанию. А вы сейчас говорите об усыновлении. Или вы говорите о лечении?
Таратута: Да, я сейчас говорю об усыновлении.
Петренко: Вы можете назвать фамилию ребёнка и детский дом, которого хотят взять на усыновление?
Таратута: Мы обязательно предоставим эту информацию, но тут проблема не в одном ребёнке. Вы, наверное, как человек, который знаком с этим диагнозом, знаете о том, что таких детей тысячи.
Петренко: Их не тысячи, это первое. Есть и масса других заболеваний.
Таратута: По статистике около 3 000.
Петренко: Есть разные называния.
Таратута: Я говорю о грыже спинного мозга.
Петренко: Есть и другие дети, которые имеют очень тяжёлые заболевания. Мы сейчас занимаемся и патронируем 26 детей, мы практически полностью взяли на себя обслуживание этих детей. Есть разные примеры, как в РФ, так и лечение в других странах.Чтобы усыновили детей, которые абсолютно, как вы говорите, парализованы, лежат, не поднимаются, вам известны такие факты?
Таратута: Я говорю о конкретном случае. Вам кажется, что дети должны вылечиваться и приезжать. А если американская семья хочет усыновить ребёнка и реабилитировать его в течение многих лет?
Петренко: Я занималась очень давно этой проблемой. Я понимаю, к чему вы ведёте этот вопрос. Дело в том, что существует у нас такое понимание, что американцы берут у нас только больных детей, это не вполне так. Только за последний год 44 ребёнка-инвалида за 2011 год усыновили американцы, и 188 усыновили российские семьи. Поэтому, создав определённые условия для того, чтобы семья здесь могла взять больного ребёнка, это возможно. Обеспечив его соответствующими разрешениями этих проблем, семья его обязательно возьмёт, они абсолютно не хуже душевно.
Таратута: У вас сегодня босоножки синие с лиловым бантом. Вы носите босоножки только этого цвета или бывают у вас чёрные, красные или какие-то иные?
Петренко: Естественно, разные.
Таратута: Вы считаете, что дети должны жить только в русских семьях и никогда не должны жить в американских?
Петренко: Я так не считаю. Про Америку я сейчас скажу отдельно. Давайте не с подвохов начинать, а будем разговаривать достаточно серьёзно, по-государственному.
Таратута: Я не умею разговаривать по-государственному, к счастью.
Петренко: Вы абсолютно неправы, потому что вы же живёте в нашем государстве, поэтому не говорить о государстве, вы же член нашего общества, это неправильно. Вы хотите сказать о том, что запрещено зарубежное усыновление, оно не запрещено сегодня. И у нас практически столько же детей, как в США, усыновляет Испания, чуть больше Италия, Канада, Германия, Израиль, и много других государств.
Таратута: То есть к иностранному усыновлению вы относитесь спокойно, но к американскому нет.
Петренко: К иностранному усыновлению я отношусь спокойно. Я объясню свою позицию, почему. У меня не сегодня и не вчера созрело это решение. Я хочу, чтоб меня поняли вы и наши телезрители. Нет ни одной больше страны в мире, в которой бы с постоянством погибали усыновлённые дети, дети - граждане России. Дети погибают только в США. Не надо так улыбаться, я понимаю ваш взгляд. Можно вам задать вопрос - сколько погибают в американских семьях? Если вы берёте анализ русской семьи и американской семьи с собственными детьми, то я хочу вас разочаровать, что дети, которые уезжают из России, остаются гражданами РФ. Что в России они назывались гражданами России, что они уехали, они тоже граждане России, поэтому мы говорим о наших детях.
Таратута: Они не получают американского гражданства?
Петренко: Они могут получить американское гражданство, но они остаются гражданами Российской Федерации, поэтому говорить о том, что это не наши дети, мы не можем. Если вы сравниваете количество погибших детей в российских семьях, я вас попрошу, вы специально задайтесь этой целью, у вас очень пытливая, хорошая передача, я очень люблю вашу передачу, узнайте, сколько детей погибают в американских семьях.
Таратута: И мы и так знаем. Мы и так каждый год слышим цифру - 19 человек.
Петренко: Нет, в американских семьях со своими американскими детьми. И сколько их погибло за последние 10 лет. Тогда вы этот вопрос будете задавать по-другому, потому что когда мы говорим о собственных детях, здесь картина получается совсем иная. Когда мы выхваливаем только американскую семью, и говорим, что там нет проблем, это не так. Сегодня весь сыр-бор в том, что ещё несколько лет назад, когда погиб Илья Каргинцев в 2005 году, когда в 2009 погибли и Ваня Скоробогатов и другие наши ребята, мы тогда просили приостановить, не запретить американское усыновление с целью разобраться, почему так происходит.
Таратута: Мы ушли от темы, которая для меня лично важна. Я хочу узнать у вас, вы считаете, что дети, которые не могут вылечиться здесь из-за того, что наша медицина не всё может, должны отправляться на лечение за рубеж и обязательно должны возвращаться сюда?
Петренко: Не всегда. Если, предположим, что семья захочет ребёнка-сироту, и она обратится в свой собственный фонд, оплатит определённые деньги, вы знаете, что не России платят деньги, платят деньги собственным фондам, которые подбирают семью, смотрят их документы. Мы не изучаем их документы, я хочу вас в этом разочаровать. Мы регистрируем фонды, которые работают и представляют интересы государства. Поэтому когда говорят: «Почему отдали этой семье ребёнка туда, где убили ребёнка?», но ведь мы не подбирали эту семью, подбирал тот фонд, который несёт ответственность за эту семью.
Таратута: Вы считаете, что американцы - природные убийцы?
Петренко: Нет, я так не считаю. Но я хочу понять и разобраться.
Таратута: А как так выходит, что только в США - это ваши слова - приёмные родители убивают детей?
Петренко: Я говорю о тех цифрах, которые мы имеем. Мне очень хочется понять, почему так происходит. То ли фонды, которые действуют на территории России, к которым обращаются, американские семьи не так подбирают, то ли есть независимое усыновление, о котором я долго говорила, что его нужно запретить. Мы - единственная страна в мире, имеющая независимое усыновление, это неправильно. Есть независимое усыновление, которое проходит мимо всех, конечно, там определить, какую семью подобрали, какую оплату за это получили, и какие деньги в этом бизнесе, мне не хочется так говорить, но они сами об этом говорят, крутятся, мы не знаем. Поэтому независимое усыновление нужно запрещать.
Мне лично хочется понять, в чём тут проблема. Проблема в том, что семьи не так подбираются, или в том, что службы, которые работают с детьми, каждая семья нуждается в опеке. Когда Каргинцев Илья погибал, просто сказали, что ребёнок психически ненормальный, а когда стали изучать проблему и по другим детям, оказалось, что к американским психологам не обращались, на учёте здравоохранения дети там не стояли. Значит, не только родители виноваты, но и те службы, которые опекают такие семьи.
Мы хотели поговорить об этом с американской стороной, что, может быть, надо по-другому что-то сделать, мы тут ставим такой же вопрос, что семья, которая берёт ребёнка, должна быть окружена вниманием со стороны опеки, попечительства. На сегодняшний день как раз несут ответственность не просто семья и фонд, но и все те, кто должен был заниматься опекой этой семьи. Я так хотела ставить вопрос.
Сам Госдеп признаёт, что, к сожалению, они не могут влиять на то законодательство и на те решения, которые принимаются в различных штатах.
Таратута: Вы назвали закон, вы среди инициаторов этого закона, именем Димы Яковлева, который погиб в автомобиле. Известно ли вам о каком-то наказании в России за то, что ребёнка оставляют одного в автомобиле?
Петренко: В автомобиле я не знаю такого случая. Мне известно, какие сроки даются за избиение детей, за убийство детей.
Таратута: Я так поняла, что вы считаете, что американские суды закрывают глаза на то, как приёмные американские родители убивают русских детей?
Петренко: Вы сами задаёте вопрос и сами на него отвечаете. Я говорю о конкретных фактах, когда приняты конкретные решения, когда суды, по моему мнению, как и, по мнению очень многих людей, приняли неадекватное решение. Никто бы не хотел оказаться на месте этого ребёнка, которого убили, а потом говорят, что родители отпущены, потому что ребёнок был психически ненормальным.
Таратута: Мне уже как-то неловко приводить вам другую статистику. В мае 2007 года 27-летняя Хайли Вестли, мать, оставила 10-летнюю дочь в машине на 6 часов, это американский ребёнок. Ноябрь 2008 года - 39-летняя мать оставила ребёнка на 40 минут, и таких случаев можно привести очень много. Решения по этим судебным случаям всегда были такими же.
Петренко: А эти дети погибли?
Таратута: Дети погибли.
Петренко: А с другой стороны, я приведу другие примеры, когда американцы убивают своих детей и получают достаточно большие сроки.
Таратута: Вы говорите, что американцы с двойными стандартами.
Петренко: Конечно.
Таратута: А в чём двойные стандарты, если мы говорим об абсолютно идентичном отношении к детям?
Петренко: Абсолютно нет. Вы привели мне эти два примера, а вам приведу другие примеры.
Таратута: Я могу вам привести страницы примеров.
Петренко: Да пожалуйста. А я вам приведу такую же страницу примеров, когда за то, что ребёнка наказывают, получают достаточно серьёзное наказание. Каждый штат принимает решение самостоятельно. Вы привели два примера, а я вам приведу 22 примера, где сроки достаточно серьёзные за убийства детей.
Таратута: Мы говорим о Диме Яковлева и о случае в машине. Это страшный, трагический случай, многие отцы говорят, что это тихий ужас - оставить ребёнка, и вы, как мать, это знаете. Уж не знаю, преследовали вас такие страхи.
Петренко: Вы сейчас зачем комментируете таким образом? Вы - молодая, красивая девушка. Я прожила почти всю жизнь, занимаясь детьми, вы прекрасно должны понимать, что я душой и сердцем работаю с такими детьми. У меня, кроме работы с детьми, нет другой. А вы сейчас ставите под сомнение вопрос, есть ли у меня страхи. Я чудовищно переживаю за эти ситуации и ставлю эти вопросы не один год. Для меня принятое вчера решение не было простым - просто нажать кнопку. Я все годы подряд ставила неоднократно вопрос о том, чтобы мы достаточно серьёзно разобрались, но никто не слышит. Вы знаете, что делается в деревне детской, в которой находятся дети, от которых отказываются американцы? Вы разговаривали с детьми, которые бежали из этой деревни? Что страшного сегодня разрешить встретиться и поговорить, что необходимо, какова нужна помощь? Если вы не хотите этих детей, давайте мы заберём их.
Таратута: Вы не первый наш гость, который так гневливо говорит на эту тему.
Петренко: Я не гневливо, я переживаю.
Таратута: Мы всякий раз радуемся, что люди так эмоционально реагируют на этот закон. Но этот закон не мы приняли, не журналисты приняли закон и назвали его «законом Димы Яковлева».
Петренко: А что плохого в названии?
Таратута: Мне кажется, что это циничное и чудовищное передёргивание. Вы человек, который занимаетесь этой темой много лет, должны понимать, что это спекуляция.
Петренко: Вы совершенно неправы. Когда погиб Дима Яковлев, я просила приостановить этот процесс, чтоб понять, почему произошла такая ситуация. Почему тогда журналисты, общество никак не отреагировало? А я криком кричала: «Давайте мы разберёмся!».
Таратута: А знаете, почему общество не реагировало?
Петренко: Почему?
Таратута: Потому что есть такая позиция: когда у человека болит голова, ему не надо рубить голову.
Петренко: Никто не говорит о том, чтобы рубить голову.
Таратута: Вы, наверное, заметили, что нет единодушия по этому вопросу. Вы человек идейный, вы уже долго добиваетесь отмены усыновления.
Петренко: Я отмены усыновления не добивалась.
Таратута: Отмены иностранного усыновления, вы только что об этом 5 раз сказали.
Петренко: Неправда, я говорила о приостановки по конкретным фактам.
Таратута: А как можно приостановить по конкретным фактам?
Петренко: Вы задали вопрос про Диму Яковлева, я тогда говорила, что надо остановиться, посмотреть, почему так произошло.
Таратута: Приостановить по конкретным фактам - значит, остановить усыновление.
Петренко: Приостановить на какое-то время.
Таратута: Ваш коллега Павел Астахов сидел на вашем месте несколько месяцев назад, тогда он тоже криком кричал, что надо остановить иностранное усыновление, тогда ещё закон не был принят, его мало кто слушал, к счастью.
Петренко: Я не говорила об остановке вообще иностранного усыновления. У нас ряд государств, которые усыновляют детей, и к ним нет никаких претензий. Международное усыновление не запрещено, я никогда об этом не говорила, я говорила лишь о том, что если что-то не получается в течение многих лет, нужно разобраться. Вот моя позиция.
Таратута: В обществе очень неединодушная позиция по этому вопросу, возможно, вы её плохо доносили эти 10 лет, возможно, кто-то другой, возможно, Павел Астахов был достаточно неубедителен и звучал для людей как-то агрессивно. Вчера актёр Константин Хабенский пришёл получать награду со значком «Дети вне политики». У нас в правительстве сидят женщины и мужчины, которые против: министр Ливанов, Лавров, Голодец. Как вам кажется, как так вышло, что закон, за который вы голосовали вчера, Совет Федерации принял единодушно?
Петренко: Для того, чтобы мне нажать кнопку, я за 10 дней до голосования направила группы матерей, которые усыновили детей, и многодетных мам сделать у себя в регионах опрос. У них был совершенно другой анализ.
Таратута: Ваша позиция понятна, вы добываетесь этого много лет. Вы хотите разобраться с американскими усыновителями.
Петренко: Я хочу разобраться с тем, что происходит, почему системно происходит такая ситуация.
Таратута: Послушайте мой вопрос - как так вышло, что Совет Федерации принял единодушно закон? А Валентина Матвиенко накануне говорила, что сомневается в целесообразности.
Петренко: Я не знаю, как каждый принимает своё решение. Я советовалась с людьми, с материнскими организациями, с детскими, с правоохранительными своего региона, и они тоже высказали такую точку зрения.
Таратута: Вы не говорите про себя, я спрашиваю про коллег ваших. Как 160 человек единодушно проголосовали «за»? Вы помните такие прецеденты по такому серьёзному, громкому случаю?
Петренко: Помню.
Таратута: А как вам кажется, может это так, потому что это не про детей? Вот вы защищаете детей, а остальные этим не занимаются профильно. Мне кажется, что это была политическая история, этот закон - ответ на акт Магнитского. Так?
Петренко: Каждый принимает решение сам. Я не хочу вместо кого-то говорить.
Таратута: Ответьте на мой вопрос - это был ответ на акт Магнитского?
Петренко: Естественно. Когда речь идёт о правах человека, для меня ребёнок - это такой же человек. Я вам приведу пример, я ещё до программы хотела сказать, когда человек долго над чем-то думает, и вдруг появляется ситуация, при которой можно разрешить эту проблему, вы в этот момент обращаете внимание на что-то другое? Нет.
Таратута: Да, не все люди устроены как члены Совета Федерации. Люди вообще обращают внимание на контекст.
Я обращаюсь именно к вам, к человеку, который всю жизнь занимается вопросом детьми, вам не казалось пошлым и стыдным воспринимать ребёнка примерно как курицу, как «ножку Буш», которую можно ввозить, можно не ввозить.
Петренко: Мы же не об этом говорим, это вы про это говорите. Это вы сейчас назвали ребёнка «ножкой Буша», я так не говорю, я лишь прошу остановиться и разобраться. Если для вас жизнь одного конкретного ребёнка ничего не стоит, то для меня стоит. Я теряла детей и я знаю, что это такое. Меня уговаривать в этих вопросах не нужно, все те, кто сегодня бьют себя в грудь и говорят: «Да ради Бога, пусть ещё 19 убьют, но пусть всё равно забирают», да эти дети живы бы остались, даже в интернатных условиях, в испанской семье, в российской семье.
Таратута: Вы опять же так горячо говорите о смерти ребёнка, я думаю, что не стоит обвинять журналистов, что они такие бездушные люди, вы же не запрещаете автомобили из-за того, что кто-то попал в аварию.
Петренко: Вы себя сейчас так со мной ведёте, это не диалог двух людей, которые хотят разобраться в ситуации. Я вчера до трёх ночи спорила со своими родственниками, мы горячо разговаривали с мамой.
Таратута: А что ваша мама говорит?
Петренко: Мама моя говорит, что если в один год кого-то убили, во второй, почему бы е сесть и не поговорить, почему так происходит.
Таратута: Если вы говорите, что вы спорили, значит, кто-то был не на вашей стороне.
Петренко: Почему не на моей стороне? У неё своя точка зрения, у меня своя. Поэтому говорить о том, что это происходит просто так и не цепляет сердце, я бы этого делать не стала.
Таратута: Вы всё-таки отказываетесь отвечать на вопрос, как 160 человек могли проголосовать единогласно?
Петренко: Как я могу отвечать на вопрос за рядом даже сидящего сенатора, который сам определяет, как ему голосовать. Я вам свою позицию сказала.
Таратута: Почему этот закон вносило больше 400 человек? В чём была такая жизненная необходимость?
Петренко: Наверное, реакция на то, что происходит в обществе, в государстве.
Таратута: Реакция на что?
Петренко: Я ещё раз повторяю, у меня своя позиция, у кого-то другая позиция.
Таратута: Вам казалось, что люди, которые все эти годы бились об стену и не могли никак доказать, что детьми надо заниматься, а тут 400 человек в едином порыве подписываются под законом ещё до голосования? 400 человек только по вашему нынешнему закону.
Петренко: Не только, были вопросы, по которым подписывались и 200, и 300 человек.
Таратута: А почему так?
Петренко: Наверное, есть определённые желания сенатора.
Таратута: Они так хорошо разбирались в проблеме, как вы?
Петренко: Опять-таки я говорю, это их собственное решение, отвечать за них, я не могу. Вот вы меня даже если пытать будете, я не отвечу.
Таратута: А как вам кажется, почему Валентина Ивановна изменила своё решение?
Петренко: Я не думаю, что она изменила своё решение.
Таратута: Она буквально изменила решение, она говорила, что нужно разобраться в целесообразности принятия закона, а потом она пришла и сказала, что всё хорошо.
Петренко: Может быть, человек просто глубоко посмотрел на какие-то вещи. Я не могу отвечать за руководителя.
Таратута: А вам кажется, что невозможно представить такого, что с членами Совета Федерации вели разъяснительную беседу?
Петренко: Я даю вам слово, что лично со мной ни один человек не разговаривал.
Таратута: А с остальными?
Петренко: Я не могу об этом говорить, я же не стояла там. Вот если бы я присутствовала, я бы честно вам сказала, что я там была. Наверное, за много лет вы могли убедиться, что я не кривлю душой.
Таратута: А почему, вам кажется, часть депутатов не пришла голосовать, среди которых есть и известные люди: хоккеист и сенатор Фетисов?
Петренко: У нас есть сенатор Пономарёва, которая тоже не прислала бумагу, её не было в зале. Я пока не знаю, по какой причине, говорят, больна.Это тоже их личная позиция, может быть, они так решили не присылать и не реагировать никаким образом.
Таратута: Хочу вам рассказать историю из личного опыта. Я была в Госдуме, когда в третьем чтении принимали этот закон. При мне девочка с центрального канала искала Сергея Миронова, у которого она уже взяла комментарий, но он ничего конкретного не сказал, а нужно было, чтобы Сергей Миронов дословно сказал, что американские суды сквозь пальцы смотрят на убийства российских детей. Не все же в теме, поэтому объяснения, почему люди принимают законы, не сразу приходят. Я включаю телевизор и дальше я вижу по нескольким каналам именно эту точку зрения, потом слушаю президента, и он говорит то же самое. Все основные спикеры говорят именно эту версию: «Мы спасаем российских детей от убийства и от того, что американские суды закрывают на это глаза». Как вам кажется, это единодушие телевидения, 20-летней девочки, которая ничего не знает, голосование 160 членов Совета Федерации, оно случайно?
Петренко: Здесь несколько не так. Возмущает всегда то, что нет адекватной реакции. Если вы правы, то вы мне разъясните, чтобы было понимание, а когда есть молчание, когда нет диалога, когда нет возможности как-то обсуждать это, это всегда вызывает, извините, но я не хочу, чтобы меня так имели.
Таратута: К слову об иметь. Вчера был приём у Сергея Лаврова, министра иностранных дел, несколько человек, которые присутствовали на этом банкете, написали в своих соцсетях, что депутаты Никонов и Митрофанов провели этот вечер в одиночестве, к ним никто не подошёл, а это была тусовка среди своих. Вам не боязно, что после принятия этого закона с вами перестанут здороваться люди?
Петренко: Вы знаете, нет. Потому что мне не отказали, и все знают мою позицию. Я много лет подряд говорю не только об американском усыновлении, я много лет подряд говорю о российском усыновлении.
Таратута: А ваши коллеги не боятся этого?
Петренко: Я не задавала им такой вопрос.
Таратута: Люди из своего же круга от них отвернулись.
Петренко: Почему?
Таратута: Посчитали, что с этих пор их позиции расходятся.
Петренко: Наверное, и для того есть какие-то структуры, в которых можно иметь ту или иную позицию, ничего страшного в этом нет. Для меня, например, ничего страшного нет, когда у человека есть та или иная позиция. У меня есть позиция, я давным-давно считаю, что многодетным мамам и тем, кто усыновляет детей, должны платить материнскую зарплату. Я много лет об этом говорю. Да, не поддерживают, да, критикуют, но это моя личная позиция.
Таратута: Как вам кажется, если бы президент Российской Федерации Владимир Путин завтра в интересах государства, в целях безопасности, в ответ на какой-нибудь закон предложил вам и вашим коллегам сенаторам спрыгнуть с 10 этажа, вы бы так поступили?
Петренко: Такого никто не предложит. Руководитель всегда предлагает решения адекватные, а это решение само по себе ненормальное. Лично я не прыгнула бы, но если бы мне нужно было, спасая ребёнка, прыгнуть, я клянусь вам матерью, жизнью своей, детьми, я бы прыгнула. Вот и всё.