Вперед в 1937-й. За что на самом деле уничтожают «Мемориал»
25 ноября, в здании Верховного суда в Москве начался исторический процесс против общественной историко-просветительной организации «Международный Мемориал»*. Одним из адвокатов, представлявшим интересы организацию в суде, стал член Совета по правам человека при президенте России Генри Резник, также ее защищали адвокаты Мария Эйсмонт, Григорий Вайпан и Михаил Бирюков. Генпрокуратура обратилась в Верховный суд с требованием ликвидировать «Международный Мемориал»* и его структурные подразделения за «систематические нарушения законодательства об „иностранных агентах“». Кроме того, прокуратура обнаружила в списке политзаключенных, который ведет организация, «лингвистические и психологические признаки оправдания деятельности участников международных террористических и экстремистских организаций». Михаил Фишман в своей авторской колонке разбирался, почему в России хотят запертить «Мемориал».
Как историк может стать героем собственного исторического исследования? Историческое время похоже на набор зеркал, в которых отражаются и воспроизводят себя одни и те же события и процессы. Или представьте, что время это порочный круг — что-то вроде кольцевой линии метро имени Кагановича, и будет ли на этом маршруте когда-нибудь конечная остановка?
Последние 30 лет «Мемориал»* каталогизирует и описывает репрессии 30-х годов, теперь его хотят запретить, а завтра «Мемориал» будет реабилитирован, не он один, конечно, и уже сегодняшние репрессии будут числиться в картотеках «Мемориала». Сегодня «Мемориал» хотят закрыть в частности за то, что на странице со списком работников НКВД второй половины 30-х годов не стоит плашка «иноагента», а завтра наверняка появится и другой список: вот судьи, которые писали бессудные приговоры, а вот прокуроры и сотрудники ФСБ, которые занимались политическим преследованиями в России во второй половине 10-х годов XXI века. Да, сегодня репрессируют без расстрелов, а враги народа переименованы в «иностранных агентов» — так современнее, но как и 80-90 лет назад, общество снова поделено на предателей и тех, кто их выводит на чистую воду, на тех, кому страшно, и тех, от кого этот страх исходит. При этом, как мы выучили — опыт, слава богу, уже большой, — в том числе и благодаря «Мемориалу» представители второй категории легко переходят в первую.
За что закрывают «Мемориал»? Давайте попробуем разобраться. Иска два, судебных процесса два — один в отношении правозащитного центра «Мемориал» в Мосгорсуде, второй в отношении «Международного Мемориала» в Верховном суде. Но смысл один: закрыть.
Начать с того, что рассмотрение иска к правозащитному центру «Мемориал» Мосгорсуд перенес, потому что прокуроры оказались не в состоянии ответить на элементарные вопросы. Одна из претензий — лингвистическое и психологическое оправдание терроризма и экстремизма. Речь идет о списке политических заключенных, который правозащитный центр «Мемориал» обновляет каждый год и который каждый год бьет рекорды: по числу политзаключенных нынешняя Россия уже догнала брежневскую. Например, в этом списке признанные экстремистской организацией и запрещенные в России «Свидетели Иеговы»*. Их сажают уже много лет. А знаете, за что?
«Они, оказывается, угрожают территориальной целостности Российской Федерации, так как они верят в конец света, а в конце света будет дестабилизация и границы будут нарушены. Или они оправдывают геноцид. Почему? Они верят в библейское предание о Содоме и Гоморре, уничтоженных огнем с неба, а это означает, что они оправдывают геноцид. Вот это уровень по свидетелям, который позволил в 2017 году внести эту религиозную группу в разряд экстремистских», — сказал в эфире Дождя председатель совета правозащитного центра «Мемориал» Александр Черкасов.
Не уверен, что вера в порочность мира и грядущий конец света равна призыву свергнуть в России конституционный строй. Как иеговистов сажали преследовали 70 лет назад, так преследуют и сегодня. Раньше это называлось операция «Север», когда в апреле 1951 года Сталин лично распорядился в течение двух дней депортировать более 9000 иеговистов в Сибирь за антисоветскую деятельность, и эту спецоперацию курировал молодой первый секретарь ЦК компартии Молдавии Леонид Брежнев. Тут надо наверно сказать, что «Свидетелей Иеговы» кроме того жестко преследовали в гитлеровской Германии, но наверно лучше не надо — вдруг это сегодня тоже экстремизм: отдельно про Гитлера можно, отдельно про Сталина тоже, а вместе — от греха лучше не стоит. Так или иначе, Сталина уже нет, Брежнева уже нет, а «Свидетелям Иеговы» дают по три, пять и даже по восемь лет, и конец света, очевидно, так и не наступил и непонятно когда наступит.
Авторы экспертизы, на основании которой прокуроры предлагают ликвидировать «Мемориал», — учитель математики Наталья Крюкова и переводчик с английского и немецкого Александр Тарасов. Они пишут в своей экспертизе про этот список политзаключенных в частности:
«…авторов не смущает, что они используют различные правовые системы и тем более что данные понятия не вписываются в правовую систему Российской Федерации, поскольку в законодательстве и государственных нормативных документах Российской Федерации термин „политический заключенный“ не определено», — пишет «Новая газета».
Как говорилось в известной книжке: вы писатели? Покажите ваши удостоверения. Действительно, как можно назвать кого-то политическим заключенным, если на этот счет нет хотя бы постановления правительства, а еще лучше заключения Генеральной прокуратуры. О эти эксперты Крюкова и Тарасов, инь и ян российского правосудия, Винтик и Шунтик нашей новой законности, Чук и Гек на страже Конституции. Это их экспертиза отправила в тюрьму иеговистов и Pussy Riot, карельского мемориальца Юрия Дмитриева и блогера Синицу и участников «Нового величия», и уже на правах сексологов — я не шучу: от религиоведения до сексологии даже не шаг, а полшага — отправили на три года в мужскую колонию трансгендерную женщину, признав порнографией и покушением на половую неприкосновенность несовершеннолетних японские эротические рисунки. Слава богу, суд потом пересмотрел приговор, а то бы она там погибла. В общем, Крюкова и Тарасов, брэнд номер один на рынке судебных экспертиз для политических посадок оптом и в розницу, 100%-я гарантия результата, в течение часа-двух находят экстремизм даже на ценнике зубной пасты. И в этом часть ответа на всех мучающий вопрос: зачем власть закрывает «Мемориал». Согласитесь, в стране, где сажают даже за японские аниме — вряд ли есть место «Мемориалу». Как пишет издание «Медуза»*, мотором уничтожения «Мемориала» стала ФСБ по Ингушетии. Оказалось, что ФСБ по Ингушетии больше всех надо.
«…в июле 2019 года в Роскомнадзор поступило заявление от ингушского управления ФСБ. В заявлении силовиков говорилось, что „Мемориал“ нарушает законодательство и не ставит маркировку „иноагента“ в своих соцсетях. К обращению ФСБ по Ингушетии были приложены скриншоты: материал о выставке, посвященной книге „Собачье сердце“, пост в фейсбуке с историей репрессированного Василия Чубукова, пост с цитатой из анонимного письма Сталину о голоде в колхозах, анонс книги про катынский расстрел», — пишет «Медуза».
В «Мемориале» понимают: дело не в том, что сотрудники ФСБ Ингушетии очень интересуются судьбой Василия Чубукова, который работал на московском хлебозаводе и получил пять лет лагерей за контрреволюционную деятельность. Дело в том, что «Мемориал» занимался протестами в Магасе, когда по соглашению между Евкуровым и Кадыровом была перечерчена чечено-ингушская граница. Осенью 2018-го года начались протесты, Конституционный суд Ингушетии тогда признал отторжение земли незаконным, потом российский Конституционный суд решил наоборот. В марте 2019-го года, когда из местной Конституции убрали положение о том, что менять границы можно только по итогам референдума, в Магасе снова собрался большой митинг до 50 тысяч человек. Его стали разгонять, начались беспорядки. После этого и появилось так называемое дело «ингушской оппозиции» — это самые массовые репрессии в современной российской истории, «болотное дело» отдыхает: 50 человек пошли под суд и сели в тюрьму, а лидеров судят до сих пор — шьют, как теперь положено, «экстремистское сообщество». Для них обвинение требует от семи до девяти лет тюрьмы, абсолютно сталинские сроки. На этой неделе обвиняемые выступали с последним словом. 67-летний старейшина Ахмед Барахоев говорил на суде, что это была провокация, что старейшины наоборот пытались удержать толпу от насилия.
Причем тут «Мемориал»? А вот причем. Вот что говорил ингушскому изданию «Фартонга» руководитель программы поддержки политзаключенных «Мемориала» Сергей Давидис.
«Фактически их обвиняют в том, что они людей не смогли увести. Хотя фактически задокументировано, в том числе показаниями представителя администрации, многочисленными видеозаписями, что все они призывали к ненасильственному участию в митинге, они призывали не вступать в столкновению с полицией, более того, призывали людей уйти и это, в конце концов, удалось сделать. Но сам факт того, что они обладали влиянием каким-то, что люди к ним прислушивались, оказывается фундаментом для обвинения их в том, что они это организовали. Это совершенно не правомерная конструкция, она противоречит и российскому закону, и базовым принципам права. В материалах, в которых мы обосновываем признания политзаключенных, расписаны подробно, со ссылками на цитаты из этих дел», — сообщил Сергей Давидис.
Суд над ингушскими оппозиционерами идет в Ессентуках. Обвиняемые уже два с половиной года сидят в СИЗО. Сам Барахоев родился в ссылке в Казахстане, и в числе прочего вспоминал еще в ходе прений, как его семью высылали в Казахстан в феврале 1944-го.
«Выбросили в снег. 50% населения погибло. У меня две сестры и брат лопнули от голода. У меня сестра замерзла в снегу, спасая книги отца — его труды от НКВД, которого просто вызвали на собеседование и сказали: ты народа агитируешь ехать на Кавказ. Высшую меру дали и увезли и восемь лет не было отца», — сообщил Барахоев.
Барахоев имеет в виду, что отцу заменили расстрел на восемь лет лагерей, и благодаря этому он и появился на свет в 1954 году. Согласитесь, так уже понятнее, за что закрывают «Мемориал». ФСБ в Ингушетии возвращает тамошнюю оппозицию в сталинские времена, а тут вылезают какие-то правозащитники и мешают ей под ногами.
В соседней Чечне, где оппозиции по определению быть не может, после убийства Натальи Эстемировой в 2009 году местный «Мемориал» возглавлял Оюб Титиев — его посадили еще в начале 2018-го года — как говорится, спасибо, что живой. Через полтора года выпустили. На этом история «Мемориала» в Чечне закончилась.
«Мемориал» настолько масштабная организация, что его проблемы всегда были отражением политической ситуации в стране. У музея «Пермь-36» — единственного сохранившегося в России комплекса ГУЛАГовских построек, — сложности начались сразу после того, как Владимир Путин вернулся в 2012 году в Кремль. Сразу в воздухе повис вопрос — кому должен быть музей: жертвам ГУЛАГа, или тем, кто там работал?
У Юрия Дмитриева в Карелии проблемы начались сразу после аннексии Крыма и войны в Донбассе в 2014 году — и не могли не начаться. Открытый Юрием Дмитриевым в 1997 году Сандармох, где в с 27 октября по 4 ноября 1937 года расстреляли знаменитый пропавший первый Соловецкий этап, в Украине называют национальной Голгофой. Более ста расстрелянных составляли цвет украинской интеллигенции. Каждый год с 1997 года на День памяти 5 августа, в годовщину Приказа НКВД №00447, с которого начался сталинский «Большой террор», каждый год в этот день в Сандармох приезжала украинская делегация. В 2015 году местные власти впервые не согласовали памятный митинг — просто испугались, а мало ли что. А потом за дело взялась, правильно, местная ФСБ. И как сталинскому террору в конце концов понадобился приказ НКВД №00447, окончательная бумажка, так и в отношении «Мемориала», который в течение последних лет превращался в героя собственных правозащитных хроник, не могло не созреть решение о ликвидации, которое теперь ждет окончательной санкции верховного правителя — Верховный суд продолжит процесс над «Мемориалом» уже после встречи Путина с Советом по правам человека.
«Прокуратура — и суд ей очень помогает — пытается представить этот процесс как рассмотрение вопроса о формальных нарушениях закона об иноагентах, который „Мемориал“ считает репрессивным и дискриминационным. а специалисты, профессионалы в юриспруденции еще и крайне дурно написанным. Позволю себе процитировать своего выдающегося коллегу Резника, который сказал вчера „закон — дерьмо“. Так вот прокуратура пытается представить этот процесс, и суд ей помогает в этом, как предмет доказывания по этому процессу, что это вопрос о маркировке либо немаркировке, и о том, был ли „Мемориал“ привлечен к административной ответственности за немаркировку, а „Мемориал“ был, конечно, привлечен несколько раз к административной ответственности за немаркировку. Но почему? Потому, что закон так дурно написан, и его применение настолько не определенно, что крайне сложно, особенно, если у тебя много разных проектов и ты ведешь очень много соцсетей, понимать что именно ты должен маркировать. „Мемориал“ всякий раз, когда им указывали на это, немедленно ставил эту маркировку на те ресурсы, о которых он раньше не думал, что туда нужно ее ставить, но сразу после того, как был оформлен протокол, он все это делал. Поэтому разговоры о недобросовестности и презрении к закону вообще ни на чем не основаны», — сообщила Дождю Эйсмонт.
Как сегодня уже понятно, что решение об уничтожении «Мемориала» в первый раз было принято, скорее всего, полтора-два года назад, когда в течение трех месяцев были зафиксированы десять нарушений иноагентской маркировки (речь уже о «Международном Мемориале», который судили в четверг, 25 ноября). Но тогда, в 2019 году, было принято политическое решение — «Мемориал» не трогать. А теперь принято другое решение — и генеральный прокурор Игорь Краснов в своем иске в Верховный суд просто предъявил «Мемориалу» те же самые нарушения, несмотря на то, что во-первых, за все эти нарушения «Мемориал» уже ответил и их исправил, а Конституция запрещает наказывать за одно и то же дважды, а, во-вторых, на фоне тысяч мемориальских страниц на сайтах в соцсетях это капля в море, ничтожная доля контента «Мемориала». Все понимают: нарушения закона об «иноагентах» это ерунда, формальность, как и сам закон об «иноагентах». Этот закон нужен, чтобы помечать им врагов режима и превращать их в изгоев, а суды нужны, чтобы врагов наказывать. Но эти нарушения, по словам судьи Верховного суда Аллы Назаровой, которая на процессе зачитывала исковое заявление генерального прокурора Краснова, «свидетельствуют о том, что „Мемориал“ демонстрирует пренебрежение к закону и нарушает права и свободы граждан». И это почти буквальная цитата из выступлений прокурора СССР Андрея Вышинского, когда на третьем московском процессе в марте 1938 года он призывал не жалеть врагов народа Рыкова, Бухарина и остальной право-троцкистский блок и тоже апеллировал к подлинной свободе и демократии.
«Под руководством Троцкого, под руководством германской, японской, польской и других разведок делают свое черное дело по приказу своих хозяев не только в нашей стране, но и в Испании, и в Китае, всюду, где идет классовая борьба трудящихся, где идет борьба честных людей за подлинную свободу, за подлинную демократию…», — сказал Вышинский.
Как Сталин и Вышинский боролись за подлинную свободу тогда, так суд и прокуроры защищают права и свободы граждан сегодня. Так у них в 30-х годах и расстрел назывался высшей мерой социальной защиты. Как говорится: «иноагент» — он и в Африке «иноагент». Конечно, налицо серьезные стилистические различия: Вышинский зачитывает свою речь громко, с высоко поднятой головой, и размахивая руками, сегодня судья и прокуроры бубнят по бумажке, сознательно превращают процесс в формальность. Кроме того, высшая мера социальной защиты больше не применяется, но все же очень интересно, каково это — сотрудникам «Мемориала» оказаться внутри одного из показательных процессов, на которых они строили свои же исторические исследования? В конце концов, что мы достоверно знаем про идеи сталинского режима кроме того, что вместо мировой коммунистической революции социализм должен теперь победить в отдельно взятой стране (это теперь империя), и главное, что по мере продвижения к социализму классовая борьба не затухает, а обостряется — что, собственно, и является идеологическим обоснованием репрессий и террора.
Оглянитесь вокруг: чем ближе мы к окончательной победе умеренного консерватизма в версии Владимира Путина, тем страшнее враг и опаснее обстановка — одних только «иностранных агентов» за последние пять-семь лет стало больше во много раз, и они тут, среди нас, а еще есть предатели, изменники, экстремисты. Коммунисты, в конце концов, за ними тоже теперь глаз да глаз. Генеральный прокурор Игорь Краснов — разумеется, не Вышинский, размах не тот, но посмотрите, с каким чувством он клеймит Валерия Рашкина за то, что тот соврал, что не убивал несчастного лося — не просто призывает его к ответу, а как при советской власти пригвождает к столбу позора. На самом деле Краснов просит Думу лишить Рашкина депутатского иммунитета не по факту незаконной охоты (подумаешь, лось!), а за то, что он лицемер и двурушник, недостойный гордого звания советского гражданина.
«Благодаря СМИ этот, без преувеличения, позор стал общеизвестным. Тем более что на сегодня Рашкин уже дважды публично фактически признал свою причастность к инкриминируемому деянию. Хотя и не оставил надежду избежать ответственности. Я крайне негативно отношусь к подобным проявлениям неискренности. Ложь из уст должностного лица такого уровня подрывает авторитет публичной власти», — сказал Краснов, выступая на заседании Госдумы, где потребовал лишить депутата Рашкина неприкосновенности за охоту на лося без лицензии.
Генеральный прокурор и дальше выводит Рашкина на чистую воду, обвиняет его в цинизме и аморальности — при том, что всем сидящим в зале, да и тем, кто смотрит по телевизору, понятно, что дело вообще не в этом и что на их глазах происходит политическая расправа. Так кто в этой сцене носитель цинизма и аморальности?
Раньше мы с вами — с помощью «Мемориала» и его многолетней работы по сохранению общественной памяти о репрессиях — пытались представить себе, как работает диктатура, как становится возможным то, что, казалось бы, невозможно. Чтобы понять, кто мы, как общество, надо в первую очередь уложить у себя в голове сталинский террор, пережить его, разобраться в нем.
В конце 1986-го начале 1987-го года прошлого века перестройка и гласность — а вместе с ними и «Мемориал» — начались с разговора про террор. На советское общество хлынул поток свидетельств. Со страницы любой газеты, любого журнала советского человека тут же окружали голоса миллионов советских граждан, замученных голодом и коллективизацией, расстрелянных и сгноенных в лагерях, сосланных целыми народами в Казахстан. Это был шок. А в августе 1989-го журнал «Новый мир» начал публиковать «Архипелаг ГУЛАГ». Вот что говорит координатор программ «Международного Мемориала» Ирина Щербакова в свежем репортаже Дождя:
«Солженицын сыграл очень большую роль. Это была черная комната прошлого и было ясно, что все нити, дороги ведут туда. что там основа нашей системы, и что нам надо искать то, что повлияло на советское общество, что сделало его таким атомизированным, циничным, трусливым», — высказалась Ирина Щербакова, член управления «Международным Мемориалом».
И вот теперь, в 2021 году, в силу обстоятельств все немного наоборот, зато гораздо легче понять, как тогда — 70-80-90 лет назад — работала машина политического террора, потому что мы видим, как она функционирует сейчас. Как судьи, прокуроры и ФСБ бросают в тюрьмы ни в чем не повинных людей, известных и не очень. За что, например, сидит за решеткой ютьюбер Юрий Хованский? Почему сотни честных людей вынуждены эмигрировать, чтобы не сесть в тюрьму, а количество упоминаний «иностранных агентов» на единицу времени в моем эфире уже достигло такой концентрации, что я даже не могу этот текст толком произнести? Почему вдруг уезжает самый популярный рэпер страны, который даже и не думал о политике? Как даже не связанное с политическими преследованиями правосудие фальсифицируется насквозь? Почему за игривую фотографию на фоне Храма Василия Блаженного теперь сажают на десять месяцев? Как можно бросать людей за решетку просто по факту их принадлежности — будь то к вероисповеданию или политическому клубу в Москве, Уфе или Ингушетии? Как можно выбивать из людей нужные показания, шантажируя их неволей, и на этих показаниях фабриковать уголовные дела? Именно это и происходит сегодня в деле Зуева: исполнительный директор Шанинки Кристина Крючкова дала показания и сразу перешла под домашний арест. И почему (ответ, кажется, уже понятен) власть закрывает «Мемориал», который занимается не политикой, а памятью о репрессиях.
И самое главное — как пробуждается и захватывает сознание страх: страх сесть, страх попасть на карандаш, страх потерять работу, страх, что жизнь изменится навсегда, и надо держаться за то, что есть, страх, который и делит огромную страну на тех, кто боится, и тех, от кого этот страх исходит. Согласитесь, бесценный опыт.
* По решению Минюста Международная общественная организация «Международное историко-просветительское, благотворительное и правозащитное общество „Мемориал“» внесена в реестр НКО-«иностранных агентов»
* По решению Минюста Межрегиональная общественная организация Правозащитный Центр «Мемориал» внесена в реестр НКО-«иностранных агентов»
* Деятельность «Свидетелей Иеговы» признана экстремистской и запрещена на территории РФ
* По решению Минюста «Медуза» внесена в реестр СМИ-«иностранных агентов»