«Суд в России — придаток карательных органов»: экс-судья Пашин о силовиках в судебной системе и аномалиях «московского дела»

Сергей Анатольевич, здравствуйте. Естественно, мой вопрос в связи с тем делом, которое мы обсуждаем всю неделю, уже на самом деле даже больше, чем всю неделю. Как так могло получиться, что три с половиной года получает в суде первой инстанции, в Тверском суде, молодой человек, при тех свидетельствах состава преступления, которые налицо, и все видят, что произошло? Все-таки как это уложить в голове?

Таково внутреннее убеждение судьи, который выносил приговор. И судья волен в рамках закона назначить наказание, какое считает правильным. Я видел наказания и гораздо более жесткие в гораздо менее серьезных случаях. И потом, судебная система устроена так, что кроме суда первой инстанции есть апелляция, приговор этот еще не вступил в законную силу, и он будет предметом проверки.

Собственно, мы уже понимаем даже, примерно каковы будут результаты этой проверки. Наши прогностические способности в этом смысле достаточно сильны по итогам этой недели. Но тем не менее, это производит впечатление вопиющего беззакония, собственно, люди так и говорят на улице. Понятно, что с точки зрения закона вроде как все нормально, но этот закон резко противоречит всем представлениям о здравом смысле. Как это возникает?

Закон уголовный на самом деле устроен таким образом, что противоречит во многом правовой позиции Конституционного суда, которую он неоднократно высказывал, когда он говорил о том, что если преступление или деяние на митинге не повлекло серьезного ущерба общественным интересам, оно не должно караться лишением свободы. Но законодатель остался при своем мнении, лишение свободы в этих нормах присутствует, и судьи применяют лишение свободы.

Это вы, наверное, имеете в виду дело Константина Котова скорее, чем Павла Устинова, потому что Павла Устинова обвиняют в применении насилия к представителю власти, это как бы другая статья, по ее поводу Конституционный суд ничего не говорил.

Да, но Конституционный суд высказывает принципиальную позицию о том, что если нет вреда конкретного, нет ущерба правоохраняемым интересам, то наказание в виде лишения свободы недопустимо. Вот если причинен вред…

Это общая позиция?

Да. Но если причинен реальный физический вред, то не исключено, что судьи ответят на это реальным лишением свободы.

Там вот фигурировал вывих плеча, вот собственно об этом шла речь.

Да.

Мы видим на самом деле, и в этом деле, и в других делах, мы видим, это показывают адвокаты и документы, это объективная сторона дела, что суд использует подложные фальсифицированные свидетельства, и более того, они просто переезжают в приговор из обвинительного заключения. То есть то, чего не было никогда, фиксируется как события в приговоре.

Мы знаем позицию Европейского суда по правам человека, который, скажем, по делу Фрумкина указывал, что наши суды склонны доверять полиции и использовать типовые документы, которые составляются полицейскими, без учета обстоятельств конкретных дел. Так ли это в данном случае, это предмет отдельного разбирательства.

Собственно, мы пытаемся это разбирательство провести. Мы видим, что это буквально так. В деле Константина Котова показания, данные полицейской, были в мужском роде, то есть это просто копипейст. И все это суды съедают. Почему это происходит?

Я видел дела, и сам разбирал дела, где показания полицейских были под копирку. Я тогда вызывал этих полицейских, и пытался установить, при каких обстоятельствах даны эти показания. Иногда мне это удавалось, иногда полицейские стояли стеной и говорили, что все так было, вот как они написали. Но я давал оценку в приговоре, писал частные определения и так далее. Почему так? Потому что суд во многом в нашей стране не самостоятелен, суд является придатком карательных органов. И более того, многие судьи выходцы из этих карательных органов, они искренне уверены, что делают доброе и правильное дело.

Насколько в этом смысле важны конкретные люди, которые стоят на ступеньках этой судебной системы? Насколько вообще судебная система и позиция судьи как такового, вкупе с его личными убеждениями, контролируется высшими инстанциями судов?

Высшие инстанции задают тон. И человек, который находится на вершине судебной пирамиды или маленького саркофага, я бы сказал, регионального, это человек очень уважаемый и очень влиятельный. Судьи некоторые искренне прибегают к его помощи, или к помощи своих кураторов для того, чтобы те разъяснили им закон. То есть судьи боятся отмены и изменения приговора, отмена и изменение зависят от вышестоящих, значит, надо их нейтрализовать, поговорить с ними, заручиться их лояльностью и поступить как они указывают. И это, к сожалению, практика.

То есть это консультации, которые рутинный характер носят?

Они носят рутинный характер, да. В некоторых случаях, кстати, председатели, наиболее глупые, даже издают приказы о том, что судьи должны приходить к ним и докладывать им дела, в которых заинтересованы власть имущие. Так, например, было в Волгограде по делу судьи Гусевой, и так иногда происходит, к сожалению.

То есть можно сказать, что в московских судах многое зависит от позиции председателя Мосгорсуда Ольги Егоровой?

Ольга Александровна действительно много сделала для Москвы, для развития инфраструктуры судов, но и для своеобразного понимания правосудия тоже.

Просто копаясь, так сказать, в прошлом, мы видим, как с ее приходом на пост Мосгорсуда в 2001 году, в судах начинаются чистки, уходят судьи, появляются новые судьи с другим бэкграундом, и как бы появляется вертикаль власти в судах в Москве. Можно ли это говорить так?

Видите ли, в Москве всегда была вертикаль власти в судебной системе. Предшественница, Зоя Ивановна Корнева, тоже особым либерализмом не отличалась, и держала судей в «ежовых рукавицах». Я имел честь служить под ее началом, и знаю, как это делалось. То что это просто эстафета. Ну и потом, есть искреннее представление о том, что если дать холопам волю, они баловать начнут. Нужна предсказуемость, нужно высокое качество судебных решений, не нужно частых отмен и изменений, не нужно ссор с прокуратурой и ФСБ.

Ту же Егорову, других ключевых фигур в нашей судебной системе не беспокоит, что доля оправдательных приговоров равна 0,2-0,3%? Это наоборот, показатель хороший?

Показатель качества, это очень хорошо, это значит, что преступники наказываются, никто не уходит от возмездия. И самое главное, что ведь приговоры не отменяются. Более того, оправдательные приговоры отменяются в десятки раз чаще, чем обвинительные приговоры. Это значит, что система работает, как говорил наш президент, однажды сказал на встрече с Советом по правам человека, что суды работают ритмично, зачем вы их критикуете. То есть к судам предъявляются те же требования, что к фабрике.

То есть эти три с половиной года, полученные Устиновым в первой инстанции, это не эксцесс?

Логика такая, это не эксцесс. Власть должна быть твердой. Вот меня, например, что удивило, очень быстрое прохождение этих дел на следствии и в суде. Это значит, что кто-то придал ускорение. Кто, мы можем только гадать, хотя возможно, речь идет о тайной полиции. Но факт остается фактом, обычное дело так не рассматривается. Но если мы придаем каким-то делам особое звучание, значит, мы затрудняемся с правосудием, а мы имеем если не заказ, то по крайней мере основания сомневаться в беспристрастности суда.

Это, пожалуй, лучше не скажешь в этом смысле. Когда мы разбираемся в том, как работает вся силовая машина в России, карательная, репрессивная, у нее же много разных элементов в этой структуре, то мы понимаем, что ключевую роль в ней играет ФСБ. Многие будут спорить, но тем не менее, постепенно мы приходим к таким выводам, и видим, что называется, вот «уши». Насколько суды входят в эту систему, которая на самом деле контролируется, вот вы сказали, тайной полицией, это ФСБ, насколько в этом случае можно утверждать, говорить о том, что суды находятся под контролем ФСБ тоже в большой степени?

Видите ли, под толщей воды мало что видно, но иногда плавник всплывет, иногда касатка выскочит, зубы покажет. Есть очень простой индикатор. Вот если судья хочет повышения, хочет стать председателем суда, хочет перейти в Верховный суд, его кандидатура направляется в администрацию президента, ибо президент назначает на должность. А там перед ним есть орган, которого нет в законе, это орган по рассмотрению кандидатур. И в этот орган, в эту комиссию, входят представители силовых структур в ранге заместителей министров. Значит, эти люди ведут досье на судей, они знают, судья оправдывал или не оправдывал, есть ли основания подозревать его в коррупции, а раз оправдывал, значит, наверное, коррупционер. Ну и все, человеку могут отказать, и он не будет знать, почему ему отказали.

И этот человек, соответственно, знает, что ему могут отказать.

Да, совершенно точно. Этот человек знает, что есть комиссия, и его через эту комиссию протянут. И он находится «под колпаком», по сути.

Мне случалось самому бывать в судах за последние два месяца, в связи с этим «московским делом», просто как группа поддержки, если угодно. И я слышал вот в этих разговорах там, в судах, что там по коридорам ходят люди, которые дают распоряжения, и эти люди не принадлежат к судебной системе, это не судьи, не члены судейской корпорации, это силовики.

Силовики всегда были в судах, и будут в судах, что они там делают, другой вопрос. Есть много вопросов к конвойным подразделениям. Но вообще говоря, настоящая власть по коридорам-то не ходит. Она призывает в коридоры, власть. И вот сколько я был судьей, да, мне звонили сотрудники ФСБ, представлялись, полковники всякие, когда я вел какие-то дела, где они заинтересованы, но они были очень учтивы, и предлагали помощь, а вовсе ничем не угрожали. Распоряжения, связанные с конкретными делами, и установки исходят от руководства суда, потому что настоящая власть общается с ними, а не с исполнителями. А вот руководство суда меня вызывало, да, беседовало со мной, давало указания всякие.

Та же Егорова не раз говорила в своих интервью, что никакого телефонного права нет, никто ей из Кремля или еще откуда-нибудь не звонит, никогда такого не было, никогда такого не будет и так далее. Насколько можно доверять таким утверждениям?

Ну, это на ее совести пусть будет. А потом, сплошь и рядом не нужно прямых указаний. Человек понимает, как ему себя вести, чтобы быть своим. И тоже вот, человек стремится быть своим не только для себя, но скажем, для того, чтобы организовать ремонт в суде, получить автомобили для того, чтобы судьи могли передвигаться и так далее, получить участок земли для размещения архива и других подсобных помещений. Так что судьи втянуты не только в политическую систему, но еще и в экономическую систему. Судьи во многом часть номенклатуры, председатели судов, их заместители, но они ведут себя соответственно.

Как лучше эту систему чинить? Может быть, просто уволить Егорову, например, и поставить кого-то другого? В принципе, такое можно себе представить, в теории.

Я против увольнения Ольги Александровны. Я думаю, что она отличный специалист в области административного права и избирательного права. Но вот за что я, я за ротацию, чтобы пост председателя суда не был таким лакомым. Надо чтобы этот пост занимали разные люди, ну, скажем, с промежутком в три года, как это собственно, во многих странах, в Соединенных Штатах, чтобы этот пост не был связан с чрезмерными привилегиями и с властью, которая ударяет в голову. Вот тогда мы будем иметь председателя первого среди равных, и судей, которые слушаются своей совести, а не окрика начальства.

Этого будет достаточно?

Я полагаю, да, если к этому добавить еще народный контроль за судебной деятельностью, открытость суда, когда паспорт не переписывают у тебя, данных не спрашивают, куда ты идешь, а просто через рамочку проходишь, и иди куда хочешь, если при тебе нет оружия. И это также суд присяжных, особенно по делам, в которых заинтересована власть. Есть страны, где это правило часть конституции, во всех делах, где заинтересовано государство, у обвиняемого должен быть суд присяжных. В Австрии, например, так. Вот и у нас также, если мы сомневаемся в этом правосудии, надо чтобы нам дали судить самим, чтобы люди решили, заслуживает этот человек такого наказания или нет.

Вы верите, что такие перемены могут произойти в ближайшем будущем?

Видите ли, нет никаких преград, кроме политической воли. И если наш президент скажет, как однажды он сказал, по просьбе Людмилы Михайловны Алексеевой, давайте будет суд присяжных в районных судах, взяли под козырек. Значит, если президент выразит свою волю, то он войдет в историю почти как Александр II, освободитель.

Будем на это надеяться.

Не бойся быть свободным. Оформи донейт.