Не уступка, а царский подарок: Михаил Фишман о цене компромисса, предложенного Путиным Екатеринбургу

На четвертый день противостояния в Екатеринбурге, то есть на пятом аресте и на первых сломанных ребрах в сюжет вмешался Владимир Путин. Причем что удивительно, вмешался со свежей идеей выхода из конфликта, а не с предложением закатать в асфальт городской протест. Президент предлагает сначала провести опрос жителей микрорайона, а уже потом построить церковь на месте сквера. Если честно, то Путин сам рассказал про один из логичных выходов из возникшего кризиса: в сквере будет церковь, а мамочки с колясками будут гулять в другом сквере, который для них специально разобьют взамен утраченного. 

Мы понимаем, как готовятся выступления президента. Если он предложил опрос, значит, управление внутренней политики Кремля знает, что делает. И мы, и тем более управление внутренней политики, все знаем про результаты опроса, который совсем недавно проводил екатеринбургский фонд «Социум». 66% горожан выступают за проведение референдума о строительстве храма на месте сквера у Театра драмы. А если моделировать этот референдум, то 55% выступают против строительства храма, и в два раза меньше — 27% — голосуют за. 

Можно предположить, что любой хороший, качественный опрос придет примерно к тем же результатам, и тогда если слово президента — закон, от строительства храма на этом месте придется отказаться. Опрос будет проводить — или даже уже проводит — ВЦИОМ. Мы спросили у директора ВЦИОМа Валерия Федорова, каких он ждет результатов.

Валерий Федоров, директор ВЦИОМ: «Опрос можно провести быстро, но прислушается ли общество к результатам этого опроса — вот это главный вопрос. Опросов можно много проводить, но задача-то не в этом. Задача в том, чтобы найти взаимно приемлемое решение, чтобы найти общий знаменатель. Чтобы этот опрос не стал очередной порцией хвороста, подброшенного в и так уже горящий костер противостояния. Для этого нужно так инструментарий сформулировать, чтобы вне зависимости от результатов данного опроса, и сторонники и его противники — а здесь есть и те, и другие, и те и другие очень активны, и убеждены, занимают свою позицию и не хотят ее менять — чтобы и те и другие согласились с результатами. Этого достичь очень непросто, поэтому я бы здесь не спешил, не гнался за днями, а я бы больше поработал над качеством этого опроса, что ни у кого не было претензий, что опять не так посчитали». 

Известно, что практика такая существует. В Кремле часто прибегают к соцопросам. Владимир Путин говорит, что так работает демократия. Это не совсем точно. Опросы — это не демократия, это вместо демократии. Логично: если выбирать никого никуда нельзя и нет никаких легитимных выборных институтов, ни наверху ни внизу, которые могли бы решать вопрос, например, о том, строить или не строить храм, то как узнать, что люди думают? Правильно, провести опрос. Например, в Петербурге хотели построить так называемый судебный квартал, питерцы долго и активно возмущались, и недавно Путин сделал северной столице подарок: на месте квартала будет роскошный современный парк. Говорят, решение было принято по итогам соцопроса, который показал, что если построят, то будет жарко. 

Но есть разница: про опрос в Питере, если он был, не сообщалось, и формат замены делового квартала на парк в итоге совсем другой, чем в Екатеринбурге. Не уступка протестующим, а царский подарок. Сегодня это единственный работающий формат диалога с властью: ты просишь, умоляешь, бьешь челом, желательно тихо, и власть милостиво соглашается. Именно поэтому, возможно, до конца так и не ясно, что конкретно предложил президент Екатеринбургу и как надо исполнять его указания. 

Если будет опрос, и меньшинство должно подчиниться большинству, то что означают его слова, что нужно сесть и договориться. О чем тогда договариваться?

Фото: Марина Молдавская/ТАСС