«Общество поздравлять не стоит». Илья Новиков об условном сроке Егору Жукову

Илья, я сразу хочу вас поздравить, потому что условный приговор, условный срок для вашего подзащитного, естественно, воспринимается как победа общая, и ваша в том числе, если угодно. Но согласны ли вы с этим? Начнем с этого.

Поздравить можно, если кого-то точно можно поздравить, так это родителей Егора, потому что, наверное, им не так важно, каким путем они получили сына обратно, без того, чтобы он сегодня уехал под конвоем в «Матросскую тишину», а важен сам факт. Нас всех поздравить, наверное, не стоит, потому что для нас, я имею в виду для общества, и для адвокатов в том числе, эти процессы, хотя в России не прецедентное право, они не создают никакого нового понимания закона, но они определенным образом опускают планку, по сравнению с тем, что было хотя бы год назад или два года назад. Те вещи, которые, ну вот в начале этого года если бы мне сказали, что может быть вот так и вот так, что Следственный комитет, например, может украсть дело из подсудности ФСБ, потому что ему так хочется, и на это никто ничего не скажет, и прокуратура это «засилит», что можно защиту познакомить с делом в течение одного дня, на третьем часу ознакомления сказать, что защита уже затягивает процесс и нужно ее ограничить, что можно основать приговор на заключении эксперта-лингвиста без лингвистического образования базового, который окончил какие-то секретные курсы при ФСБ по лингвистической экспертизе, и на этом основании решает, что во фразе «нужно хвататься за любые формы протеста» содержится призыв к свержению конституционного строя и так далее, я бы сказал, что наверное, в теории где-нибудь такое может произойти, го вряд ли в Москве, вряд ли в одном и том же деле. А вот, пожалуйста, мы получили то, что прекрасно может, и теперь и судьи, и следователи, и прокурор знают, что на это можно ориентироваться, что так бывает, ничего страшного в этом нет, работайте, товарищи. Вот то, что мы получили.

А сам факт условности этого приговора вызван той общественной поддержкой и общественным резонансом, которые имеет это дело.

Да, это вызвано поддержкой и давлением, конечно. Я не знаю, почему есть люди, которые считают, что на суд нельзя давить. На суд, конечно, можно и нужно давить, потому что, что бывает, когда на него не давят, мы видели прекрасно в других делах, там судьи себя чувствуют вообще не стесненными ни здравым смыслом, ни гуманизмом. А когда за окнами все-таки шумит такое человеческое море, и есть понимание, что ну да, скорее всего, приставы защитят и милиция не даст в обиду, но вдруг, это уже создает чуть более нормальные рабочие условия для уголовного процесса. Цинично звучит, но так это по сути и устроено.

Ну, это то, что мы наблюдаем вот уже не первый месяц на самом деле, и не только с Егором Жуковым, но с ним, может быть, даже в первую очередь сегодня. По сути приговора, мы не понимаем пока, что можно в итоге, что приговор разрешает делать Егору Жукову, что не разрешает ему делать, кроме того, что вот он условно приговорен. Каковы его отношения теперь с интернетом? Вы можете разъяснить?

Смотрите, там написана странная фраза, не могу разъяснить, сейчас объясню, почему не могу. В приговоре записана странная фраза, что на Егора наложены ограничения, в течение двух лет ему запрещается администрировать сайты в сети интернет. Я абсолютно уверен, что если судье Ухналевой, которая эту фразу написала, устроить короткий, но насыщенный экзамен по тому, как устроены, допустим, хотя бы ютуб, фейсбук и твиттер, чтобы далеко не ходить, инстаграм, и что такое администрирование, что не администрирование, она очень быстро «поплывет», потому что эта фраза вписана вот ровно в таком виде, как ее озвучил прокурор, за ней не стоит какого-то глубокого и конкретного содержания, она просто значит, что что-то запретили, а дальше пусть уголовная инспекция разбирается и прокуратура разбирается, что в данном случае, подпало это или нет. То есть меня спрашивают, например, а можно ли Жукову иметь, допустим, аккаунт в твиттере или нельзя? И я не могу на этот вопрос ответить разумно, потому что, я понимаю, так по смыслу вроде, по букве вроде получается, что можно, потому что это не администрирование сайта, а гарантировать, что через месяц, когда у него будет этот твиттер, к нему не придут и не скажут, что вот именно это вам и было запрещено, я не могу, опираясь на закон. Так что ситуация такая, она и была подлой с самого начала, она подлая и сейчас. Подлая, скользкая, но тем не менее Егор и его друзья, которые собственно и вели его видеоблог последние два месяца, или сколько там, четыре месяца, с момента его ареста, они уверены, что им удастся найти какую-то форму, которая будет, с одной стороны, более-менее безопасной, с другой стороны, Егор продолжит общение со своей аудиторией, для него это важно.

То есть Егор Жуков продолжит вести свой блог, по сути.

Опять же, вот вы говорите, вести свой блог, вы тем самым как бы на него доносите. Он продолжит появляться в эфире, назовем это так. А уж как это будет устроено технически, административно, давайте пока об этом не будем. Не будем обсуждать…

Ну и уж точно Егору Жукову не запрещено общение с прессой, высказывание своих мнений.

Нет-нет, ни в коем случае.

Про это в определении суда ничего не значится.

Егор никуда не денется. Егора в ближайшие месяцы в эфире и в медиа будет много, я в этом уверен.

У него уже есть две, как мы знаем, журналистских «корочки», он уже корреспондент и «Эха Москвы», и «Новой газеты». Как вы считаете, насколько это с процедурной точки зрения облегчит ему жизнь?

С процедурной? Смотрите, он свободный человек. Все, что от него требуется, это появляться раз в месяц в свои инспекции и докладываться, что он не сбежал никуда. А будет ли он появляться, имея при этом две «корочки» или три, не так существенно.

Я хотел бы вернуться на самом деле к смыслу того, что произошло все-таки в суде, не только к тому, что будет с Егором Жуковым дальше происходить, что безусловно очень важно, но и к смыслу произошедшего. Вы говорите, вот не прецедентное, но тем не менее, границы постоянно сдвигаются, и трудно было ожидать того, что мы все наблюдали. Со стороны, и многие говорят об этом, этот конкретно процесс производит впечатление отчасти даже исторического, потому что судят за слова, судят за ненасильственный протест. Напрашиваются и аналогии, мы про них сегодня уже говорили, с диссидентами, с процессами над диссидентами и так далее. Вы видите масштабное значение этого процесса? Может быть, не прецедент, но его реально большое значение для общественной жизни страны.

Давайте как-то не преувеличивать масштаб. Процесс хорош тем, что он наглядный. Во-первых, по тому, как это делалось и на что закрывали глаза, или наоборот, одобряли и говорили, что да, вот именно так и нужно делать. Насчет того, насколько он масштабный, мне ситуация понятна, есть старики, которым осталось в принципе немного. Сколько у нас Путину? Шестьдесят шесть, по-моему.

Шестьдесят семь.

Шестьдесят семь. Бастрыкин в той же возрастной категории. Все наши руководители судов, Верховных и прочего уровня, прокуроры, вот все это поколение, ему осталось на семь лет меньше, чем ему оставалось в 2012 году, давайте так скажем.

С этим трудно спорить.

Мы не знали тогда, сколько это будет, и мы не знаем сейчас, но их время уходит. И понятно, ну да, они могли расправиться с Егором совсем жестко, они могли его закатать в колонию на пять лет, но с поколением ничего сделать невозможно, и с ходом времени ничего сделать невозможно. Поколение тех, кто придумал фразу «Запрещено администрировать сайт в информационно-телекоммуникационной сети интернет», оно неизбежно сдаст позиции тому поколению, которое просто пишет в твиттере. Это главная мораль этого процесса, и она мне очень нравится, потому что она совершенно оптимистическая.

А в том, что касается вот самой концепции свободы слова, потому что действительно к призывам к экстремизму приравнена нарочито, специально ненасильственная риторика.

Свобода слова это концепция из времен печатного станка или там ксерокса, который можно было закрыть на замок в служебном помещении. Там, где есть инстаграм и твиттер, это понятие уже совершенно теоретическое, она просто есть и все. И с ней ничего невозможно сделать.

И в этом смысле этот процесс, с вашей точки зрения, не является ни поворотным, ни красной линией, которую пересекли.

И в этом смысле этот процесс очень показательный, который закрепляет, что даже в этой ситуации вы можете сделать не так много, даже если вы Китай построите, с китайским Firewall, все равно это не получится у вас ни в полной мере, ни надолго, ни на всех и так далее.

Ваши дальнейшие действия?

Мы условились, что мы сейчас пока не будем сгоряча решать, что там, подавать апелляцию или не подавать, потому что на Мосгорсуд в смысле апелляции надежда всегда плохая. Мосгорсуд нам неоднократно по этому же делу говорил, что все было правильно, и обыск был правильный по фальшивому рапорту об ОРД, и ограничение защиты во время ознакомления было правильным, что два часа это уже много, чтобы прочитать пять томов, поэтому на судей Мосгорсуда, знаете, к ним, конечно, можно сходить в порядке смеха, или в порядке такой, если угодно, дорожки в Европейский суд, но это не строго обязательно. Поэтому мы с Егором и с коллегами, которые со мной вместе вели это дело, мы еще подумаем, стоит это вообще или нет усилий. Если решим, что стоит, у нас есть десять суток, то есть в принципе вся следующая неделя в нашем распоряжении.

Фото: Дмитрий Серебряков/ТАСС

Не бойся быть свободным. Оформи донейт.