Михаил Борисович, здравствуйте.
Приветствую вас.
Не так часто Евгений Пригожин комментирует и вообще выступает, и вот он выступил наконец по поводу и этого расследования, в том числе, вспомнил и вас. Вам что-то есть что сказать по этому поводу?
Я спокойно отношусь к таким немножко эмоциональным заявлениям Пригожина, поскольку достаточно серьезные подозрения существуют в отношении него самого и его структуры. Я пока не готов говорить, что это более, чем подозрения, более, чем версия, но во всяком случае, если бы Следственный комитет хотел выполнять функции независимого расследовательского правоохранительного агентства, то он должен был бы всех этих людей действительно допросить, по крайней мере, и выяснить, по крайней мере, алиби господина Катофио, как и говорил об этом Максим Шевченко.
Соответственно, как вы прокомментируете то самое заявление Следственного комитета? Естественно, вы с ним знакомы.
Меня действительно очень удивило, что после того, как мы передали материалы журналистам, РИА ФАН на это отреагировало в 3.30 по Лондону, и это, соответственно, 6.30 по Москве, то в 13.30 уже было заявление Следственного комитета. Это для нашей бюрократии абсолютно несвойственно. Именно поэтому я и высказался, что, в общем, поведение Следственного комитета меня не успокаивает.
Насколько я понимаю, вы показываете не все документы, не все свидетельства, которые у вас есть? У вас есть что-то, что вы не показываете. Кроме того, вы говорите, что это юридически, не знаю, неправомочная фактология, то есть этими фактами нельзя, с этим нельзя идти в суд. Вы не можете пояснить, что вы имеете в виду?
На самом деле то, что мы сделали, вот мы собрали те документы, которые мы могли собрать. Наши коллеги-журналисты собирали тоже документы, документы и свидетельства, и для того, чтобы довести расследование так глубоко, как его можно было довести, мы попросили коллег не публиковать те документы, которые у них были. И в обмен на это мы пообещали, что в начале, прямо вот в самом начале года мы им передадим все материалы, которые есть у нас, потому что дальше уже тянуть они не могли.
Вот мы ровно это и сделали, расследование мы довели дотуда, докуда мы его могли довести. В результате часть фактов мы считаем доказанными, вы их перечислили, у нас есть версия, которая подтверждается доказательствами, которые, к сожалению, не могут быть предъявлены, и поэтому мы не предъявляем, а говорим, что это исключительно версия. Мы эти доказательства и другие, имеющиеся у нас материалы, передали нашим коллегам-журналистам из разных изданий, которые занимаются этим делом, для того, чтобы они в свою очередь могли поискать тоже продолжение этого расследования, поскольку у нас самих иногда, возможно, не хватает сил и знакомств и так далее.
В то же время для того, чтобы документы можно было предъявить в суд, чтобы суду можно было предъявить свидетельские показания, их должны истребовать или произвести в рамках следственных мероприятий уполномоченные государственные органы. То есть если мы допросим того же самого Катофио, это для суда, для международного суда в том числе, для российского суда, если бы такой и был, не значит ровно ничего. Вот я об этом, собственно говоря, и говорил.
А вы рассчитываете на какие-то, на Следственный комитет, насколько я думаю, вам рассчитывать довольно трудно в этом смысле, тем более судя по его последней реакции. Может быть, вы рассчитываете на какие-то другие, международные правовые структуры?
У нас была некая надежда на Следственный комитет, потому что в случае с убийством Бориса Немцова им до определенного момента дали провести расследование, потом только его остановили.
Исполнители там сидят.
Хотя бы, да, хотя бы дали определить исполнителей. Сейчас видно, что этого делаться и не будет, и поэтому мы пойдем тем путем, о котором я говорил, мы обратимся в Комиссию по правам человека Организации Объединенных наций, мы обратимся в MINUSCA, это агентство Организации Объединенных наций, работающее в ЦАРе, с просьбой затребовать у правительства России и у правительства ЦАРа ответы на вопросы. Такая процедура существует, и мы надеемся, что нам удастся добиться, чтобы она была задействована.
Вот еще «Репортеры без границ», насколько я понимаю, объявили, что они будут проводить такое расследование. Вы с ними в каком-то контакте находитесь, может быть, по этому поводу?
Мы на сегодняшний день получаем много обращений от тех людей, которые раньше, может быть, не занимались этим расследованием, или нам не было известно, что они занимаются этим расследованием. Это очень важно, потому что чем больше людей, чем больше связей задействовано, тем больше вероятность того, что мы дойдем до конца. И я очень надеюсь, что это дело будет доделано, может быть, не прямо завтра, но слишком много уже данных существует, чтобы не дойти до конца в какие-то обозримые сроки.
Вы наверняка видели, что РИА ФАН, которое соответственно отвечает на эти публикации другими публикациями, в них фигурируют скриншоты переписки, в которой вы принимаете участие, они говорят, что с ними связался человек из вашего окружения, им передал какие-то документы. Вы понимаете, что произошло?
РИА ФАН очень специальная в этом смысле структура, мы знаем, что они постоянно перемежают какие-то правдивые и публичные сообщения с сообщениями, которые они откорректировали, и сообщениями, которые они сами выдумали. Поэтому я не хочу и не буду разбираться со всей той ерундой, которую они публикуют, за исключением той ситуации, когда там появится что-то, что может быть свидетельством для нового направления расследования. Поэтому я предпочитаю говорить о фактах, то есть, если есть какие-то факты новые, которые надо прокомментировать, я с удовольствием это сделаю.
Вот про факты мы поговорили, но я хочу вас спросить не только о фактах все-таки, а о том, как вы для себя, вот уже эта трагическая история случилась летом, прошло столько времени, вы в нее вовлечены и как организатор, финансирующее лицо ЦУРа, инвестор ЦУРа. Вы в нее вовлечены эмоционально и практически с самого начала и до сегодняшнего и так далее. Вы поняли, что произошло? Почему убили ребят, за что? Это случайность или это целенаправленно? Если да, то зачем? Вы для себя, у вас есть ответ на этот вопрос? Потому что для меня очевидного ответа нет.
У меня для меня лично ответ есть, и я о нем говорил. Но это, еще раз хочу подчеркнуть, это на сегодняшний день версия. Моя версия заключается в следующем, что расследование деятельности ЧВК продолжалось на протяжении достаточно длительного времени. Одновременно с этим расследованием велось расследование нелегальных поставок оружия в Африку. Как сейчас мы знаем, у Орхана, скорее всего, не было никакой слишком уж сногсшибательной сенсационной информации на эту тему. У нашего Центра управления расследованиями, который в тот момент существовал, сейчас он не существует, тоже никакой сногсшибательной информации не было. Но наши оппоненты об этом не знали, и как всегда, неизвестный зверь оказался для их страшнее, им кто-то сказал, что много чего накопано. И они решили, что удачный способ будет допросить людей в условиях, когда они будут вынуждены говорить под давлением.
При этом, по мнению Максима Шевченко, который лучше все-таки знает всех этих людей, с которыми нашим журналистам довелось столкнуться, они их не планировали бы отпустить после такого допроса, а это значит, что их убийство было запланировано. Но здесь мы можем только предполагать, но смысл именно в этом, люди думали, что эти журналисты обладают большой базой, какой-то серьезной информацией в отношении вот этих двух вопросов: ЧВК и незаконные поставки оружия в Африку. К сожалению, вот эта их версия привела к тому, что они их убили.
Спасибо большое.