В новом выпуске «Ста лекций» с Дмитрием Быковым — 1931 год в романе «Золотой теленок» Ильи Ильфа и Евгения Петрова. Из этого выступления писателя и журналиста вы узнаете о тернистом пути «Золотого теленка» к признанию: чем Остап Бендер не понравился советской власти, как книга стала цитатником интеллигенции Советского союза, чем роман похож на Евангелие и о многом другом.
Добрый вечер, дорогие друзья. Продолжаем мы с вами проект «Сто лет — сто книг». И у нас 1931 год, год появления романа «Золотой теленок».
С романом этим вышло интересно. Ильф и Петров напечатали его в журнале «30 дней», он стал хитом, его переплетали. Но в Штатах он вышел раньше, чем в России. «Golgen calf» появился там практически сразу, и был мгновенно переведен, как только было закончено его печатание в России, он там стал бестселлером. Уже в 1932 году эта книга была в Америке одной из самых покупаемых, а в России он отдельной книгой все не выходил.
Читайте роман «Золотой теленок» на bookmate.com
Чтобы оправдать как-то отказ издавать роман в издательстве «Федерация», Александр Фадеев, тогда уже один из лидеров РАППа, а впоследствии и генеральный секретарь Союза советских писателей, когда этот Союз был в 1934 году создан, писал Ильфу и Петрову: «Дорогие друзья! Хотя ваш Остап Бендер и очень обаятельный персонаж, но это же сукин сын. А сукин сын в качестве главного героя в советской литературе неприемлем. Роман ваш нуждается в серьезной переделке, во всяком случае сейчас не время издавать его». И хотя роман про сукиного сына успел выйти в журнале и завоевать всенародную любовь, это Фадеева не останавливало. Он уже боялся, между 1931 и 1932 годами была существенная разница.
Но тут вдруг случилось чудо. Как сказано в романе, спасение пришло с розового пуфика. Неожиданно Бубнов, тогдашний наркомпрос, а впоследствии глава Академии наук, и вообще один из самых серьезных советских марксистов, взял да и пробил публикацию книги. И так получилось, во всяком случае считалось, что за этим разрешением стоит решение лично Сталина. Сталину роман очень понравился.
Известно было, что Булгаков, желая написать роман, который бы Сталину понравился, ну вот «Мастер и Маргарита», он воспользовался целиком лекалами Ильфа и Петрова. И не случайно его Воланд, Сатана, похож на Бендера, а Азазелло, рыжий, — на Балаганова, а Коровьев в канотье — на Паниковского, и уж конечно, Козлевич — на Бегемота, потому что кот и козел — два главных атрибута сатаны. Булгаков, в общем, недвусмысленно копировал нравы и приемы Ильфа и Петрова, о чем есть подробная книга Майи Каганской «Мастер Гамбс и Маргарита».
Но самое интересное здесь то, что роман благополучно вышел, тиражировался, стал любимой книгой советской детворы, я не побоюсь этого слова, библией советской интеллигенции, которая немедленно растащила его на цитаты. Только в 1948 году попытка переиздать эти книги вызвала уже особое Постановление ЦК, потому что в них было много политически ошибочного. Но 1948 год, это год, когда и у Сталина уже прогрессирующая паранойя. А 1932, и в 1931, когда роман был напечатан впервые, это еще вполне приемлемая литература.
Что касается самой необходимости, самих причин появления романа «Золотой теленок», известно, что после жребия, кинутого соавторами, Остап Бендер был умерщвлен в конце первой книги, «12 стульев». Я много раз развивал уже, не буду сейчас подробно ее пересказывать, мысль о том, что плутовской роман всегда немного травестирует Евангелие, всегда немного его пародирует. В некотором смысле Евангелие, само выдержанное в жанре высокой пародии, было первым плутовским романом в мировой истории. Христос же тоже все время показывает замечательные фокусы: превращает воду в вино, ходит по водам, исцеляет слепых и даже воскрешает мертвых. И это потому, что чудо, плутовство, шутка — это серьезные способы смягчения нравов. В распадающемся мире жестоковыйный отца плутовским романом становится роман о чуде. И такие плутовские роман, как «Ласарильо из Тормеса» или «Хулио Хуренито» Эренбурга, содержат явные отсылки к Евангелию. Они же есть, кстати, и у Бабеля в «Истории Бени Крика», и они же есть и в Бендере.
Бендер обречен умереть в первом романе и воскреснуть во втором. Бендер воскрес, это еще одно его чудо, у него хрупкий шрам от бритвы на горле. И его чудесное воскрешение необходимо именно потому, что в этот мир, в мир становящейся советской власти, кто-то должен вносить доброту, иронию, борьбу с непугаными идиотами. Бендер же, единственный по большому счету персонаж, который вносит какой-никакой гуманизм в мир строящегося социализма. Потому что мир этот — это мир пустыни, мир строительства шайтан-арбы Туркестанской железной дороги, мир автопробега, мир, где Зося Синицкая, например, уже неспособна к любви, а может полюбить только простого, доброго, примитивного студента, а понять Остапа уже не может. Это мир упростившихся плоских чувств, мир глупости, мир железного расчета, а Остап как-то во все это вносит, даже я бы, пожалуй, сказал, некоторое зерно интеллекта.
Совершенно правильно написал Симонов в первом предисловии к первому после очень долгого перерыва переизданию дилогии, в 1962 году, он пишет: «Ну ведь действительно, как мы сочувствуем Остапу, когда он разбирается с Вороньей слободкой». Здесь Симонов немного недоговаривает того, что весь советский мир к этому моменту превратился в Воронью слободку, это мир торжествующего, ликующего Митрича, понимаете. Вот что надо понимать. Это мир, в котором, конечно, порют смешного интеллигента Васисуалия Лоханкина, но это мир, в котором занимают квартиру полярного летчика, мир, в котором уничтожают пошлостью и тупостью любой человеческий порыв. Вот эту Воронью слободку жжет, в буквальном смысле жжет Остап, это тоже одно из его жестоких чудес. Конечно, Остап христологическая фигура, поэтому он обречен, поэтому он, собственно говоря, исчезает из этого мира.
Но надо сказать, что там у них были разные варианты концовки, и при одном ему удавалось сбежать, при другом его как-то полюбляла Зося, и он становился мужем, и книга заканчивалась словами: «Перед ним стояла жена». Но закончилось все очень точной фразой: «Придется переквалифицироваться в управдомы». Для Остапа Бендера настает страшный черед советской мимикрии.
Вот об этой мимикрии должна была рассказывать третья книга Ильфа и Петрова «Великий комбинатор», но написана она не была. Потом они собирались написать роман «Подлец» о советском приспособленце, бюрократе и подонке, но и эта книга написана не была, разве что черновики от нее остались планов, потому что время было не то.
Следующей книгой про Бендера стала «Одноэтажная Америка», где Бендер не фигурирует, но где построен мир по его лекалам — добрый мир профессиональных жуликов. Ну, не профессиональных жуликов, а скорее профессиональных бизнесменов, мир, который на место принуждения и страха ставит идеологию выгоды и сотрудничества, и союзничества.
Что касается самого «Золотого теленка», то по сравнению со «Стульями», эта книга, конечно, гораздо более талантливая, гораздо более яркая. И что самое интересное, гораздо более трагическая. И смерть Паниковского, и неоднократное ее предсказание, и судьба Балаганова, и любовная драма самого Бендера, все это очень серьезно. Но самое главное, что там есть, это, конечно, образ миллионера Корейко. Дело в том, что Корейко, которого, кстати, лучше всех, на мой взгляд, сыграл Андрей Смирнов в блистательной экранизации Василия Пичула «Мечты идиота», хотя и Евстигнеев очень хорош. Корейко, в сущности, это же типично советский человек. Вот у него все хорошо, у него нет никакого внутреннего содержания, он фактически людоед. В любую эпоху он законченный, гениально мимикрирующий хищник, он прекрасно работает в Черноморске, в Одессе, и никто никогда не заподозрит его в том, что он в иные, более жестокие времена попросту сотнями жрал живых людей. Он идеальный приспособленец, и это делает его образцовым советским гражданином.
У Корейко все складывается гораздо лучше, чем у Остапа. Понимаете, благородный жулик и веселый авантюрист Остап теряет все, хотя и знает 99 способов облапошивания людей, минуя Уголовный кодекс, или сколько он там их знает, гораздо больше, по-моему. А вот что касается Корейко, ему ничего не угрожает, он всегда умудряется убежать, используя то советский идиотизм, то советскую доверчивость, то советское хищничество, которым он, кстати говоря, тоже заражен. И кто бы на самом деле ни окружал его, идиот ли бухгалтер Берлага, или такое же тупое начальство, или бедная Зося, которую он охмуряет, ему никто не может противостоять. Понимаете, против Остапа у всех есть оружие, потому что Остап человек. А Корейко не человек, это герой новой формации. Это в общем свиная корейка такая, говорящая, абсолютно лишенная содержания. При этом он страшно здоров, он много занимается своим здоровьем, он бегает, он правильно питается, он очень силен физически, он чуть Бендера не убил, хотя Бендер вывернулся.
В общем, это непобедимый персонаж, вот что самое страшное. Корейко дожил до нашего времени, я даже скажу, что Корейко сегодня по-прежнему управляет всем, до чего может дотянуться. Бендера больше нет, а Корейко, вот такой образцовый Иуда, который никогда не покончит с собой, тотальный предатель, он благополучно существует, и ничего ему не сделается. Не случайно же, собственно говоря, и роман-то называется «Золотой теленок». Потому что главный персонаж этого романа, конечно, Корейко, вот этот золотой телец новой эпохи, которого пытаются пощупать за вымя. Бендер — это персонаж отживающий, такой же, как и благородный жулик, по сути дела, Паниковский со своим несчастным гусем, такой же, как и бедный идеалист Балаганов, человек свободной профессии, такой же, как несчастный водитель Козлевич, который хочет всех «эх, прокатить!», а никому это не надо. Это все живые люди, поэтому они больше не нужны. Пришло время Кореек. И в этом смысле «Золотой теленок» это великий трагический роман.
Не будем еще забывать о том, что эта книга очень плотно написанная. Когда-то Ильф и Петров выработали собственную литературную манеру, позволявшую им писать вдвоем. Фраза проговаривалась вслух, если один отвергал ее, другой соглашался. Если какая-то мысль приходила в голову одновременно им, она отвергалась сразу, потому что Ильф говорил, что могут придумать двое, то могут придумать и двести, неинтересно. Потом они научились писать в одиночку, потому что они стали, по сути дела, единым писателем Ильф-и-Петровым, выработавшим собственный стиль. «Одноэтажная Америка» написана врозь, но тем не менее, стилистической границы мы не видим.
А вот «Золотой теленок», последнее, что они писали вместе, и страшно сказать, последнее, что они делали с наслаждением, потому что после этого в России настало мрачное десятилетие абсолютно казенной литературы. Последняя вспышка веселья — это Ильф и Петров. И страшно сказать, это и последняя вспышка христианства. Когда Ильф и Петров писали о том, точнее, уже один Петров, без Ильфа, что мировоззрения не было, его заменила ирония, это и есть самая точная характеристика той эпохи, которая приводит Новый завет. Потому что Новый завет всегда начинается с иронии. И именно поэтому советское Евангелие, советская сатирическая книга, стала такой трагической и в некотором смысле такой жизнеутверждающей.
Поступил вопрос, сознавали ли сами Ильф и Петров, что они пишут серьезные произведения. Сознавали, конечно, сознавали. Они писали его всерьез, с максимальной самоотдачей. И вообще я вам скажу, понимаете, то, что они не были профессиональными писателями, ну а кто был профессиональным писателем? Они были газетчиками, это нормально. Кто был профессиональным писателем в то время? Это пришло поколение людей, которые не имели прошлого, которые не имели образования, чья жизнь была уничтожена. У них за плечами была только гимназия. Они очень серьезно относились к литературе, конечно, они относились к ней, как к служению. И если газетная школа всегда подвергается осмеянию, то учтите, что это ведь и школа точного слова, знания деталей, остроумия, умения с полунамека понять, куда заворачивает эпоха. Ильф и Петров были, не побоюсь этого слова, самыми серьезными писателями этого времени, и не случайно Набоков говорил, что две главные книги советской эпохи это дилогия о Бендере, потому что все остальное не выдерживает никакой критики.
А мы с вами продолжим наш разговор через неделю и поговорим о 1932 годе, о повести Ивана Катаева «Ленинградское шоссе».
