В новом выпуске программы «Педсовет» Никита Белоголовцев встретился с директором школы №548 «Царицыно» Ефимом Рачевским. Он провел экскурсию по инженерному корпусу и рассказал, почему стены кабинетов сделаны из стекла, зачем школьникам горка вместо привычных лестниц и как построить школу мечты.
Программа «Педсовет» сделана при поддержке компании «КРОК». «КРОК» создает много инновационных форматов в сфере IT-образования, к которым можно присоединиться. Один из ключевых проектов – Школа IT-решений. Подробнее о ней можно узнать здесь.
Белоголовцев: Всем привет! Меня зовут Никита Белоголовцев, это «Педсовет». Я продолжаю знакомиться с интересными московскими школами, и еще более интересными директорами этих школ. Сегодня мы в Совхозе имени Ленина, здесь недавно открыли инженерный корпус 548 школы. А вот 548 школу уже больше тридцати лет, вдумайтесь только, возглавляет Ефим Лазаревич Рачевский. С ним я и буду говорить сегодня. Поехали!
Белоголовцев: Ефим Лазаревич, здравствуйте!
Рачевский: Да, привет, здравствуйте! Рад видеть.
Белоголовцев: Скажу, конечно, что сразу со входа потрясает школа. Первое, что бросилось в глаза, ― музей техники. Расскажите, что это за…
Рачевский: Это не музей. Это не музей. У меня был совершенно другой замысел, он не реализован, этот замысел. Поэтому появились ячейки, чем-то надо заполнять. Кстати, многие дети не знали, что это такое. Например, если вы покажете современному школьнику дискету, вы же помните, что такое дискета?
Белоголовцев: Да, он…
Рачевский: Он подумает сначала: «А что это такое?». Эти вещи вот такие ностальгические. Что-то сами покупают где-нибудь на Измайловском рынке, вот, ну и хорошо. Самый главный вопрос поднимается. Какая проблема в школе? В школе вообще. Они когда приходят в первый класс, у них же безумная жажда познания, помните, да? На любой вопрос они тянут руку. Если их долго не спрашивать, они вот так ее поддерживают. К четвертому классу они вот эту часть убирают, потом рука опускается, и потом они уже вопросов не задают, это им задают вопросы.
В одном из наших зданий в центре двора гигантский вопросительный знак, красивый, оранжевый. Металлический. Меня долго не спрашивали: «А зачем ты там поставил?». Школа ― это место, где отвечают на незаданные вопросы в основном. Сложно найти восьмиклассника, который требует: «Расскажи мне закон Ома для замкнутой цепи!». Равно как и родители, когда он приходит домой, не спрашивают его: «Как у вас там с законом Ома?». Они спрашивают: «Что тебе поставили по физике?». Примерно вот так.
Поэтому предметы, объекты, которые вызывают вопросы, очень и очень актуальны. Чем больше вопросов, тем лучше.
Белоголовцев: Ефим Лазаревич, на что еще обратил внимание: очень много лестниц, то есть такая интересная этажность, и кажется, что нужно так вот все время вверх-вниз ходить, и много полок, прямо везде открытые полки.
Рачевский: Полки ― это книги в свободном доступе, они не на балансе библиотеки, наоборот.
Белоголовцев: То есть вот это не библиотечное.
Рачевский: Нет, нет. Хочешь, можешь взять и можешь не вернуть. Кто-нибудь другой принесет другую. Хороший словарь, старый очень.
Белоголовцев: Да, такой прямо…
Рачевский: Кому-то он пригодится точно совершенно. И мы хотим, чтобы книга была под рукой всегда. Что касается лестниц…
Белоголовцев: Лестницы.
Рачевский: Да. Такова конструкция здания. Как правило, эти лестницы ведут в места общезначимые: актовый зал, спортивный зал и так далее. Это комфортно. Для детей-колясочников у нас лифты везде, у нас есть дети-колясочники, для них лифты. Все. Тут великого смысла… есть, наверно, дизайнерский, архитектурный. Есть какой-то кусочек педагогического тоже, педагогика ― она везде.
Белоголовцев: Расскажите про вашего директора. Как часто его видите?
Лёша: Ефим Лазаревич…
Лена: Достаточно редко.
Лёша: Да.
Белоголовцев: Раз в месяц?
Настя: Это если повезет.
Илья: Да, он не так часто приходит.
Лёша: В основном на мероприятия.
Илья: Да, и в основном он приходит во время учебы, когда у нас идут уроки, поэтому мы его не видим. И на очень короткое время.
Белоголовцев: Можете, не знаю, к директору подойти и спросить, задать вопрос?
Настя: Да, он очень хороший.
Даша: В первый день меня вообще в класс отвели нужный, потому что я пришла и не знала, куда идти, и мне сказали, на математику в такой-то группе.
Белоголовцев: Ефим Лазаревич, все, что я здесь вижу, моя первая ассоциация ― это какая угодно, кроме школы. Не знаю, кампус технологической компании, музей современного искусства, что-то еще. Это так вот было задумано, что как бы не похоже на традиционную школу?
Рачевский: Особенность этого проекта в том, что рисовали учителя.
Белоголовцев: Да ладно?
Рачевский: А потом за это взялись профессиональные архитекторы, а потом строители.
Рачевский: Открытое пространство для нас необходимо как воздух по причине следующей. Мы точно знаем, что если эта школа рассчитана по проектной мощности на 550 мест, то здесь будет 1000, уже 1000. Поэтому возникает вопрос: обязательно ли, чтобы вот этот процесс, учеба была в ситуации вот такой, за каждым свой стол… Не обязательно. Ведь на самом деле процесс образования где происходит? В автобусе, в кафе, в библиотеке, в школе, в театре, в полицейском участке. Это все вместе образование. Поэтому открытое пространство позволяет, модульное пространство, постоянно менять что-нибудь.
Белоголовцев: То есть вот здесь везде могут происходить занятия.
Рачевский: Да, вот там одна группа, здесь другая группа, там третья группа и так далее, и так далее.
Белоголовцев: Особенность, которая мне прямо бросилась в глаза. Везде можно так в хорошем смысле слова подсмотреть, да? То есть почти все классы стеклянные, хореографический зал, вот здесь вот ― бам! ― ты заглядываешь в спортивный зал, что происходит. Это тоже специально?
Рачевский: Да.
Белоголовцев: В чем?..
Рачевский: В чем особенность, да?
Белоголовцев: Да. Расскажите.
Рачевский: И зачем это.
Белоголовцев: Да, зачем так.
Рачевский: Зачем это нужно. Вот сначала учителя начальной школы, мои традиционалисты, высказывали такое предположение, что стеклянные стены будут отвлекать детей. Не отвлекают. Большая часть из них, еще работая в наших старых зданиях, работали с открытой дверью. Вот вроде бы как воздух нужен, да, а на самом деле это очень эффективный способ расстаться с кричащими, орущими учителями. Все видно.
Третий момент очень важный ― это высокая доля естественного освещения, она тоже очень нужна. Дети устают от ламп люминесцентных, здесь не люминесцентные лампы. Это действительно утомляет очень сильно.
Белоголовцев: Вот смотрите, мое первое ощущение, когда я сюда попал, это действительно максимально не похоже на школу или максимально не похоже на то, как ты представляешь себе школу. И вот учиться в таком здании проще, сложнее? В чем особенности?
Лёша: Проще, общение происходит легче. Ты не сжат тем, что это какая-то мрачная школа, все по стандарту должно идти. Все свободно разговаривают.
Олег: Да, идешь сюда отчасти с удовольствием.
Настя: Здесь просто есть все удобства. Но когда к нам приезжают разные делегации, у нас же стеклянные стены, и мы постоянно шутили, что мы как будто бы животные в зоопарке. На нас смотрят, фотографируют. Но вообще это круто, потому что мы попробовали учиться в каких-то новых условиях, и мне кажется, то, что так…
Белоголовцев: А давайте еще про стеклянные стены. Это прямо классно, да, это очень бросается в глаза.
Илья: Да. Когда с урока выходишь в туалет, ты не можешь по коридору походить, погулять.
Настя: Да, если прогуливаешь урок, все тебя видят.
Илья: Если ты просто идешь по коридору, то сразу тебя учителя: «Стоп, куда идешь, зачем?»
Белоголовцев: Скалодром. Расскажите, кто это придумал, кто это делает, кто здесь занимается.
Рачевский: Здесь занимаются дети.
Белоголовцев: Это какая-то специальная активность или это, не знаю, грубо говоря, один из уроков физкультуры?
Рачевский: Нет, это специальная активность. На уроках физкультуры тоже можно прийти сюда и здесь заниматься, если у учителя это есть в рабочем плане. В рабочем ― это значит, что он написал себе, что в мае столько-то часов.
Белоголовцев: То есть прямо учитель физкультуры может написать «в мае три часа скалодром».
Рачевский: Да, пишет, да. Или девять часов, это неважно.
Белоголовцев: Какой возраст здесь занимается и только ли это для школьников?
Рачевский: Подростковый возраст. Нет, не только для школьников. Приходят семьями сюда, тоже занимаются и так далее. Школа же открыта всю неделю. У нас принцип такой, что учебный процесс ― пять дней, а школа открыта семь дней.
Белоголовцев: Снова возвращаясь к тому, что происходило за те годы, когда вы руководите школой. Извечная тема, в общем, любой околообразовательной журналистики или любых, не знаю, родительских обсуждений: «Вот эти дети уже другие, раньше они были какие-то не такие, как сейчас, а вот эти точно изменились, стали какими-то новыми и так далее». Можете ли вы выделить, действительно, какие-то изменения, если они произошли с детьми за вот эти тридцать пять лет?
Рачевский: Тенденция первая: у них активизировалась жажда познаний, это точно совершенно.
Белоголовцев: То есть так?
Рачевский: Да.
Белоголовцев: Потому что частые стенания же наоборот: им ничего не интересно, они ничего не хотят, им лишь бы…
Рачевский: Неправда, хотят. Логика очень простая: чтобы кто-то из них захотел фондю, ему надо показать, что это такое, понимаете? Точно так же, например, у нас во всех зданиях книги в открытом доступе. Это произошло лет пятнадцать назад, когда все кричали, что современные дети не читают. Я ехал по одной из наших улиц и смотрю: идет подросток лет тринадцати и читает на ходу книгу. Я такого не видел очень давно.
Я понял, что им надо дать книгу. Книга же дорогая. И с помощью этой известной технологии, book change, знаете, да?
Белоголовцев: Да.
Рачевский: У них действительно есть жажда к диалогу. Может быть, слово «жажда» слишком такое гротескное почти. Стремление к диалогу. Дальше есть несколько иллюзий по поводу того, что социальные сети якобы изменили живое общение. Точно так же как есть просто аутизм, есть еще и техногенный аутизм тоже. Это не все, они предпочитают все-таки общаться вживую.
Какие еще изменения я увидел? Очень интересны мои наблюдения за малышами.
Белоголовцев: Расскажите.
Рачевский: У них сменились приоритеты познавательные. Допустим, если раньше они очень хорошо знали героев русских народных сказок, или африканских, это неважно, их действительно волновала судьба Ивана-царевича, то сейчас они с колоссальной остротой интересуются черными дырами, классификацией членистоногих обязательно. Они прекрасно начинают разбираться в неких законах физики и так далее, и так далее.
Белоголовцев: Это вы сейчас про какой возраст говорите?
Рачевский: Про маленьких.
Белоголовцев: Прямо вот совсем маленьких?
Рачевский: Совсем. Шесть, семь.
Белоголовцев: Ничего себе!
Рачевский: Пять и так далее. И причина этому ― это многоканальность информации. Они смотрят National Geographic, они смотрят… Они свободно общаются с любым провайдером в сети и так далее, и так далее. Следующее изменение ― у них резко возросла ответственность за себя и за других. Я знаю, что многие со мной не согласятся, но это действительно так. В чем это выражается? Старшие подростки очень хотят работать и зарабатывать, и это нормально. У них, к сожалению, эта возможность почти нереализуема, очень сложно это сделать. Второй момент, на мой взгляд, существенный, ― исчезла такие категория, как «ботаники», помните это? Ботаник, ботаник. Сутулый, да, в очках, хорошо знающий математику, но совершенно не умеющий дать сдачи, чтобы постоять за себя. Я сегодня смотрю на моих лидеров в сфере математики, да, но они же еще и хорошие баскетболисты, то есть физически развитые дети, стремящиеся… Они бы меня убили, если бы я сказал «к здоровому образу жизни». К нормальному образу жизни!
Следующий момент, и я это наблюдаю за ними, ― эмпатия. Эмпатия становится одним из ключевых их свойств. Они способны к сочувствию, к помощи. Например, мы проводим у себя благотворительные акции, как правило, берем ― как и все, и вы делаете это ― ребенка со сложным заболеванием. И да, раз в полгода мы берем одного ребенка, то есть мы не мельчим, берем одного ребенка. Я не говорю, что мы их лечим, мы оказываем этому содействие. Безучастных не бывает абсолютно.
Белоголовцев: Как вы относитесь к новой и, мне кажется, в общем, укореняющейся в московском образовании тенденции о некоторой унификации школ?
Рачевский: Унификация означает одинаковость во всем, но, разумеется, все мы действуем в рамках закона об образовании, стандартов и так далее. Но тем не менее одинаковых школ не бывает, ни одной школы.
Сегодняшние семьи чрезвычайно замотивированы на качественное образование и их нечасто интересуют результаты по математике, по ЕГЭ, сколько их волнует атмосфера в школе, что там происходит, комфортно ли ребенку, безопасно ли ребенку, интересно ли ребенку. Когда меня спрашивают: «Дайте определение хорошей школы», у меня их всего три маленьких: дети утром хотят в нее пойти, родители хотят их туда записать, а учителя не хотят из нее сбежать. Все, больше нет. Все остальное прилагаемое к этому. Поэтому унификации не существует. Это, я бы сказал, иллюзорное представление о том, что происходит в московском образовании. Все школы разные.
Если меня спросить, я за ротацию или против, нет, конечно, я не хочу. Вот если мне предложат другую школу, я не хочу. Я тихо-тихо уйду и буду ловить рыбу, допустим, да. Вне зависимости от того, какие доводы предлагает образовательное руководство города, я знаю довод такой, что профессионал должен уметь работать в любой ситуации. Вот я после университета служил в армии, я был ротным командиром. К счастью, я был так называемым двухгодичником. А служил я в Манчжурии, это заменяемый округ: пять лет там, через пять лет в группе советских войск в Германии, через пять лет… Это же в армии.
Школа ― это другое. Ротация или перемещение должны быть вызваны серьезными обстоятельствами. Учредителю они известны, пусть занимается ротацией.
Белоголовцев: Расскажите, есть ли у вас в школе индивидуальные проекты?
Все: Да! Да!
Белоголовцев: У кого новый проект, рассказывайте про проекты про свои. Давайте.
Лёша: У нас есть обязательные проекты, ученики в девятом классе обязательно группами выступают на конкурсе «Инженер будущего», а в десятом классе обязательные индивидуальные проекты.
Настя: А в восьмом обязательно профориентационный проект.
Белоголовцев: Расскажите еще кто-нибудь про проекты.
Лёша: У нас с Андреем был проект, мини-гидроэлектростанция для многоквартирного дома. Мы заняли третье место на молодежной премии.
Андрей: Мы сделали макет, у нас вода просто с крыши дома попадает на турбину, и оттуда вырабатывается энергия. То есть мы за счет разности тарифов выгоду получаем. Поэтому наш проект рабочий, мы даже заняли призовые места.
Белоголовцев: То есть я правильно понимаю, что теоретически ваш проект реализуем в реальной жизни?
Андрей: Мы даже разговаривали с Павлом Николаевичем, он сказал, возможно, мы реализуем его.
Белоголовцев: Фантастика! Павел Николаевич Грудинин?
Лёша: Да.
Белоголовцев: Часто у вас тут бывает?
Настя: Намного чаще, чем Ефим Лазаревич.
Андрей: Как мы уже сказали.
Настя: Мы спокойно к нему можем подойти, автограф, сфоткаться, поговорить по душам, все нормально.
Белоголовцев: Как он, если говорить с ним по душам?
Даша: Приятный человек.
Белоголовцев: Делает ли кто-нибудь из вас IT-проекты, ребята?
Даша: У меня что-то среднее между IT и математикой. Проект заключается в следующем. На самом деле каждый человек по сути, когда получает задачу, иногда периодически читает ее и в силу своей невнимательности или еще чего-либо, решает ее, но совершенно неверно. И бывают ошибки просто из-за невнимательности. И как бы мы решили побороть порок невнимательности на примере пятиклассников, создав им особый тренажер по математике, который будет по-особенному, то есть это будет нейросеть, которая будет самообучаться и давать задания определенному ученику с определенными результатами. То есть он допускает какие-то ошибки определенные, соответственно на отработку именно этих ошибок нейросеть сама подбирает ему задания.
Белоголовцев: Я правильно понимаю, что это по факту история про стартап полноценный, где есть проблематика, есть целевая аудитория, вы развиваете это, занимаетесь чем-то типа бизнес-девелопмента и так далее.
Даша: В принципе, да.
Белоголовцев: Вы больше тридцати лет руководите 548-й школой.
Рачевский: Да.
Белоголовцев: Я пробовал любую работу примерить к себе на протяжении хотя бы вдвое меньшего срока. Мне стало сложно. Как за эти тридцать лет вы себя мотивируете, ищете что-то новое в работе, какие-то, не знаю, простите за пафосное слово, новые вызовы?
Рачевский: Вы знаете, я с вами солидарен в том, что я помню, когда я принимал на работу учителей в восьмидесятые годы, если была очень пухлая трудовая книжка, то тогда было такое выражение, как «летун», что он долго не задерживался. Я выяснял, какие были конфликтные зоны. Если теперь приходит ко мне 35-летний молодой человек и у него всего одна запись в трудовой книжке, я начинаю сомневаться: «А где амбиции были?». Поэтому я с вами солидарен здесь. Сегодня нормально ― я имею в виду частую смену профессий, частую смену даже социального статуса и так далее.
Что касается меня, понимаете, школа, в отличие, наверно, от многих других сфер человеческой деятельности, ― это постоянно меняющаяся система, причем меняющаяся очень динамично. А отсюда у меня не было никаких позывов искать что-нибудь другое, потому что система менялась здесь, и часто менялась по моим инициативам. Всегда…
Вот дети, уходя на самые длинные в мире каникулы, летние я имею в виду, они же в конце августа спрашивают, пишут мне, у меня есть на сайте страничка «Диалог с директором»: «Что у нас будет нового?». Всех интересует, что будет нового. Учителей интересует, а что будет нового. Меня интересует, а как бы сделать так, чтобы ничего нового не было извне, тогда мы спокойно сделаем внутри новое что-нибудь и так далее.
Я учу детей, у меня есть часы, я веду уроки и так далее. Поэтому без педагогики, то есть без смыслов того, что происходит здесь, голый менеджмент ни к чему не приведет абсолютно.
Белоголовцев: А для вас вот эти часы, которые вы продолжаете себе брать, это что?
Рачевский: Каждый год я беру одну выпускную параллель. Меня спрашивают, зачем, я отвечаю, чтобы от меня отвязались: «За одиннадцать лет он должен хоть раз пообщаться с директором по-человечески». И поэтому раз в неделю, обычно в понедельник в 08:30 утра в актовом зале они все собираются, и я с ними разговариваю. Задают вопросы. И для меня очень важна эта подпитка для того, чтобы узнавать о волнительных для них темах и проблемах из первых уст и быть в диалоге. Им тоже это важно.
Рачевский: Специфика нашей школы ― это школа ступеней. У нас одно здание отдельное, где малышня, второе, где подростки, и третье, где старшие. Это здание нарушило все наши принципы в силу их островного существования: они здесь на острове, поэтому водить некомфортно. Но тем не менее мы сделали так, что в том крыле дети с 1 по 4 класс, а подростки и старшие уже вот здесь.
Рачевский: Здесь они шьют.
Белоголовцев: Здравствуйте!
Марина: Здравствуйте.
Белоголовцев: А расскажите, какие у вас тут классы занимаются в основном? Или все?
Марина: С первого по шестой.
Белоголовцев: С первого по шестой? То есть они с первого занимаются уже прямо дизайном одежды полноценным.
Белоголовцев: Здравствуйте!
Рачевский: Еда есть, запах есть. Здравствуйте!
Белоголовцев: Как вкусно у вас!
Рачевский: Это картошка.
Елена: Да, это у нас подготовка к JuniorSkills.
Рачевский: Я понял. JuniorSkills где будет финал? В Казани?
Елена: В этом году в Казани, да.
Рачевский: В Казани. Они поедут в Казань?
Елена: Нет, мы пока попытаемся на город выйти в финал, а там видно будет.
Рачевский: Потому что в Казани я в конкурсной комиссии.
Елена: Да?
Рачевский: Я могу так тихо-тихо очки прибавить.
Елена: Нет, мы пока еще нет, а на следующий год еще посмотрим.
Рачевский: Понятно. Хорошо. Называется «Кулинариум».
Белоголовцев: Здесь проходят какие-то факультативные занятия или это все в рамках обычной программы тоже?
Рачевский: Лена, рассказывай.
Елена: Здесь проходят уроки, здесь проходят уроки, то есть пятый-шестой класс ― это уроки в рамках обычных уроков. И плюс для малышей, для старших детей это кружки.
Белоголовцев: А расскажите, это же главный вопрос. Когда я учился в школе, это же было ритуальное действие: девочки идут готовить, мальчики идут рубанком.
Рачевский: У нас нет этого.
Елена: У нас нет деления, нет, у нас абсолютно… Мальчики и шьют.
Рачевский: Слушайте, назовите хоть одного мишленовского повара-женщину.
Белоголовцев: Нет-нет-нет, я же не говорю, что это правильно. Я говорю, что так было.
Рачевский: Есть? Есть мишленовские повара-женщины?
Елена: Нет.
Рачевский: Нет. Все мужики. Поэтому девочки, не обижайтесь, вы первыми станете, хорошо?
Елена: Постараемся.
Надежда: Здесь они строят ракеты. Авиамоделирование, ракето- и авиамоделирование.
Белоголовцев: Они же летают, да, еще потом?
Рачевский: Да. Там есть космодром. Вам не показали его, да?
Белоголовцев: Нет, я видел только модель Солнечной системы.
Рачевский: Оттуда они запускают эти ракеты.
Белоголовцев: А, оттуда и запускают эти ракеты.
Надежда: Мы смотрим, чтобы самолеты не летали.
Рачевский: Тоже Домодедово рядом. Чтобы не сбить.
Белоголовцев: То есть, подождите…
Рачевский: Чтобы не было ситуации MH17, да.
Белоголовцев: На какую высоту они поднимаются?
Рачевский: Надя, на какую высоту они поднимаются? Двести, триста, пятьсот?
Надежда: До ста метров.
Рачевский: До ста. И хорошо.
Белоголовцев: То есть вот эта штука, прямо детьми целиком сделанная, улетает на сто метров.
Рачевский: Да-да-да, летит.
Рачевский: Когда появились первые компьютеры, то многие стали пробрасывать технологию, труды заменять информационными технологиями, это легче, проще.
Белоголовцев: Ну да.
Рачевский: Мы всегда сохраняли это с девяностых годов, у нас была деревообработка, металлообработка. Мозг работает лучше там, где активно работают руки, это точно совершенно. Олег Николаевич, кто у вас занимается здесь?
Олег Николаевич: Все от пятого до девятого.
Белоголовцев: От пятого до девятого.
Олег Николаевич: И мальчишки, и девчонки.
Рачевский: И девчонки тоже. Девчонки очень любят это дело.
Олег Николаевич: Да, на удивление любят выпиливать.
Рачевский: Пилить, выпиливать, строгать и так далее. Хендмейд сегодня ― это, как они говорят, круто. Это хорошо, это хорошо, это нормально.
Белоголовцев: А сколько часов в неделю у школьников?
Рачевский: У пятиклассника сколько часов вот этого дела, да?
Белоголовцев: Да, вот этого.
Рачевский: Два?
Олег Николаевич: Четыре.
Рачевский: А, четыре.
Белоголовцев: Четыре часа в неделю?
Рачевский: Четыре часа в неделю, конечно.
Белоголовцев: Вот это да!
Рачевский: Потому что это найти дома сложно, а найти источник, который бы объяснял экономическую географию Липецкой области, можно и в гугле.
Белоголовцев: Подождите, но это ваша особенность, что четыре часа в неделю, или это общепрограммное?
Рачевский: Особенность. Можно ведь два? Можно вообще ноль, можно ноль. И сиди вот только за клавиатурой.
Белоголовцев: Спасибо вам огромное. Невероятное, конечно, сочетание того, с какой вы любовью и, не знаю, энергией про это рассказываете. В общем, прекрасно. Спасибо вам огромное.
Рачевский: Понимаете, среда очень важна. Хотя я знаю одну школу в Нью-Йорке: занюханная такая, знаете? 16 лауреатов Нобелевской премии. Все. Спасибо.
Белоголовцев: Спасибо вам огромное. Расскажите, куда убегаете от нас.
Рачевский: Я еду на стройку. Там заканчивается строительство еще одного нашего корпуса.
Белоголовцев: Надеюсь, что он будет таким же прекрасным.
Рачевский: Мне бы этого очень хотелось.
Белоголовцев: Спасибо вам огромное.
Рачевский: Счастливо всем! До свидания!
Не бойся быть свободным. Оформи донейт.
