Новая школа. Экскурсия по одной из лучших частных школ Москвы, куда попасть сложнее, чем в МГУ

Белоголовцев: Всем привет! Меня зовут Никита Белоголовцев. Мы продолжаем разговаривать с интересными директорами интересных школ. Сейчас идем, возможно, в одну из самых востребованных, обсуждаемых и модных школ Москвы. Это Новая школа, частная школа, она открылась совсем недавно в Раменках, ее учредил благотворительный фонд «ДАР». Вот смотрите, вот так это выглядит, а внутри, говорят, еще круче. Пойдем!

Медведев: Никита, привет!

Белоголовцев: Кирилл, здравствуйте!

Медведев: Да, добрый день, приветствую.

Белоголовцев: Конечно, производит впечатление, когда еще идешь к школе.

Медведев: А то!

Белоголовцев: Давайте я задам сразу честный вопрос, потому что мы сейчас будем ходить и видеть нечто прекрасное, и примерно с тридцатой секунды нашего разговора начнется у зрителей вопрос, как сюда попасть.

Медведев: Через дверь! Да, так.

Белоголовцев: Как дети попадают в Новую школу, начинают в ней учиться?

Медведев: Через приемную кампанию. Это очень сложный и, в общем-то, для всех болезненный процесс, поскольку есть вступительные экзамены, есть собеседование. Собеседование проходит вся семья вместе с ребенком. И это история для нас про двустороннее, сложное и длинное знакомство. Оно часто бывает очень болезненным, потому что история с конкурсом предопределяет ситуацию сложного выбора для нас, в котором есть большой набор симпатичных семей, детей, которые представляют, чего хотят от образования, которые хорошо подготовлены, они проходят через экзамены.

Белоголовцев: Давайте про большой набор прямо сразу скажем, чтобы это было вещественно. У вас же конкурс там, без метафоры, круче, чем в очень многих классных вузах.

Медведев: И это есть, да. Равный конкурс для всех, и учителям нет…

Белоголовцев: То есть без каких бы то ни было исключений.

Медведев: Нет. Есть только равный конкурс. У нас есть учителя, у которых дети смогли поступить, есть учителя, у которых дети не смогли поступить. Это сложная история.

Белоголовцев: Как люди работают?

Медведев: Равно как, смотрите, еще одна у нас очень сложная история ― про братьев и сестер. В этом смысле есть семьи, в которых, допустим, старший ребенок поступил, а младший не поступил. Для всех это очень сложное решение. Это история, в которой нет ни никакого блата, ни никаких позвоночников, ни истории каких-то преференций.

Белоголовцев: С чего начнем?

Медведев: Со столовой. Вы голодны?

Белоголовцев: Хлеб-соль!

Медведев: Хлеб-соль! Пойдемте.

Белоголовцев: Абсолютно везде, во всех текстах, которые написаны про школу, есть такая гордая фраза про ресторанное питание.

Медведев: Абсолютно.

Белоголовцев: Обязывающая фраза. Прямо все правда?

Медведев: Надо признать, что часть взрослых и детей иногда приходят потому, что есть такая еда. У нас была такая история, ресторан ушел «на каникулы», а мы работали. И часть коллег, когда это узнали, сказали, что это подрывает все базовые устои работы школы, и это совершенно невозможно.

Белоголовцев: Давайте мне скрэмбл.

Медведев: Хороший выбор. Я тоже возьму скрэмбл.

Белоголовцев: Сосисочку. Спасибо. Блинчик давайте один.

Медведев: Я так же, только без блинчика. Скрэмбл и сосисочку.

Белоголовцев: А ресторан, это имеется в виду, что это готовится здесь? Просто ресторанное качество?

Медведев: Это готовится здесь. Это был подход изначально, когда мы делали школу, нам было важно, чтобы все элементы жизни нормальной школы были полноценными.

Белоголовцев: А дети как здесь расплачиваются? У них есть какие-то специальные…

Медведев: Дети никак не расплачиваются, потому что это входит в общую историю, соответственно, питания. Дети доп.образования, так же, как и взрослые, расплачиваются обычными карточками.

Белоголовцев: То есть у детей здесь all inclusive?

Медведев: All inclusive, да.

Белоголовцев: Приятного аппетита.

Медведев: Приятного аппетита.

Белоголовцев: Скрэмбл хорош, это правда. У вас же кафе еще тут, кроме столовой? То есть у вас же можно есть в разных местах учителям, школьникам, родителям и так далее?

Медведев: Совершенно точно. Правильно всем в разных местах. Здесь в основном дети, а есть взрослое кафе, место, которое мы сделали для учителей и родителей, такое специально выделенное место. Дети помогают только в особых ситуациях, например, для старшеклассников это была точка входа в школу, десятиклассники перед попаданием встречались с нами в кафе, это был такой жест с общей стороны, что мы принимаем в наше взрослое сообщество коллег. По уровню осознанности ясно уже, что им очень много наших общих задач делать, и им, как и нам, уже есть понимание и у нас, и у них, что надо сильно вложиться в процесс, именно образовательный.

Белоголовцев: Вы учитесь в одном классе, у вас у всех разные направления: IT,  литература. А у тебя?

Матвей: У меня физико-математический, с профильной литературой, с русским, английским.

Катя: То же самое.

Белоголовцев: Подожди, физико-математический с профильной литературой?

Матвей: Да-да.

Белоголовцев: И на машинке еще немного умеешь?

Матвей: И крестиком вышивать, соответственно. От природы я гуманитарий. Я не математический генийно в какой-то момент, в классе шестом, еще в прошлой школе, меня как-то торкнуло на физику и математику, углубленные, и я, соответственно, пошел туда. А когда перешел уже сюда в десятый класс, я случайно попал на урок профильной литературы, и мне так понравилось, и я понял, что вот потерять это сейчас, это значит, что не сможешь поговорить о «Преступлении и наказании», о «Войне и мире» потом. И решил, что пусть физико-математический профиль, но будет зато литература.

Белоголовцев: А как много времени вы просто на уроках вместе проводите?

Матвей: Ты можешь прийти, например, в среду с утра и узнать, что человек есть в школе другой, из твоего класса, только к концу дня, в четыре часа. И это все из-за того, что у нас там у всех разные индивидуальные планы, мы на каждый урок можем расходиться, кто-то на профильную математику, кто-то на профильную литературу, кто-то идет на спецкурс по зарубежной литературе.

Андрей: В пятницу, например, у меня три урока. А во вторник двенадцать. Ну так что все по-разному. В среднем где-то восемь.

Матвей: Да, то есть десятый класс, он, как мне кажется, легче, чем восьмой и девятый, но все равно в среднем это, вот мы сюда приходим, условно, к девяти и освобождаемся в четыре.

Катя: Но часто возникает ощущение, что мы здесь живем, потому что после уроков начинаются еще какие-то проекты, дополнительные занятия. И мы иногда очень поздно уходим.

Белоголовцев: Мы когда вошли сюда, две вещи в коридоре, вот прямо с первого этажа, меня повергли в шок: парень с футбольным мячом шел по коридору, то есть просто вел его ногой. И это, насколько я понимаю, вообще школьная фишка? Потому что все, начиная с вас, тут слегка на футболе помешаны.

Медведев: Надо сказать, что футбольная тема достаточно выражена, я бы так сказал. Да, есть такое.

Белоголовцев: И вы сами играете?

Медведев: Играл. Мы когда идем играть с какой-нибудь дружественной школой, у меня есть возможность выйти на поле и встать на ворота, конечно, это эмоциональная история, это все для удовольствия, для какого-то общего духа, и понятно, что если встает директор в ворота, это тоже нюанс.

Белоголовцев: А вторая штука, которая меня поразила, это разговор какого-то, по внешнему виду казалось где-то третьеклассник, разговаривал с взрослым. Я не слышал всего диалога, но фраза, которая донеслась, конечно, шокирует человека: «Если ты решаешь на что-то не пойти, не попадайся на глаза там дежурному кому-то, педагогу или администратору, то есть мне».

Медведев: Такое может быть, потому что у начальной школы вторая половина дня, в рамках полного дня, есть история с выбором деятельности, которую они делают. Это для нас очень важно, чтобы они все-таки не растеряли желание выбирать, хотеть, мечтать, и поэтому мы особенно в начальной школе стараемся дать возможность им самим выбирать. Степень осознанности в этом диалоге так или иначе проявляется, хотя бы с одной стороны.

Белоголовцев: Какие группы, исполнители, музыканты чаще всего встречаются в вашем плейлисте?

Медведев: Не могу сказать, что есть какая-то история, которую я специально слушаю. Мне иногда хочется тематические какие-то вещи, типа Рэя Чарльза включить. У меня есть диск, я иногда хочу, вот хочу Рэя Чарльза.

Белоголовцев: Каждый день школа работает?

Медведев: Да. Когда мы задумали школу, понимали, что школа должна в Москве работать 7/24/365 в идеале. Это не просто школа, это центр жизни. Летом эта история в основном про программы, которые мы делаем для внешних ребят, это программы доп.образования, интенсивы, летний городской лагерь.

Белоголовцев: Мы пришли сейчас на второй этаж и это спортивный этаж?

Медведев: У нас в целом школа провязана вот таким как бы образом, в которой почти на каждом этаже есть история. Рядом начальная школа, а здесь спортивный блок, да, чтобы везде были маленькие завязки у разных групп детей для пересечения.

Белоголовцев: Просто физически между собой старшие и маленькие?

Медведев: Просто физически, да. Например, здесь они выбегают и могут поиграть в пинг-понг вместе.

Белоголовцев: Физкультура у вас ― это же что-то очень необычное.

Медведев: Я просто боюсь туда идти, там может быть небезопасно, друзья, ровно потому, что там этот спорт и происходит, который никак не разделен по мальчикам и девочкам, как мы видим, кстати.

Белоголовцев: Я же правильно слышал, разговаривал со своим знакомым, задача, чтобы каждый выпускник школы по окончании школы умел хорошо играть минимум в одну спортивную игру.

Медведев: Да. Есть такая история, там в разной степени пока мы удачно к ней движемся. С футболом благополучно движемся. Есть история дзюдо. Они обязательно выбирают, это место, где мы оставляем выбор между гимнастикой, дзюдо…

Белоголовцев: Можно выбрать гимнастику, дзюдо…

Медведев: Спорт.

Белоголовцев: Футбол.

Медведев: Да.

Белоголовцев: Вот сейчас те, кто занимаются, это что? Это урок физкультуры, секция?

Медведев: Это урок физкультуры начальной школы. У них тоже это по выбору.

Белоголовцев: Сколько раз в году вы надеваете галстук?

Медведев: Галстук в этом году вообще не надевал. Была бабочка, по-моему, на первое сентября

Белоголовцев: Это какое-то такое полудемонстративное решение?

Медведев: Вообще скорее, когда мы говорили про взрослый дресс-код, конечно, мы выбирали в большей степени в сторону casual, чтобы поддержать ребят. В вопросах таких, как одежда, должны быть некоторые границы и договоренности, которые связаны с общим видом деятельности, с общей культурой, а есть история, чтобы это было органично для тех, кто ходит. В том числе эта история про то, чтобы правильно перераспределить свои усилия, в чем себя проявлять. При том, что очень много свободы в школе и возможности себя выразить каким-то образом, предлагается не самовыражать в каких-то вещах, у которых могут быть деструктивные формы.

Белоголовцев: Я сейчас немножечко про стереотип спрошу, когда попадаешь в вашу школу, не знаю, устроить такой тест, какая специальность научная у директора, в общем, наверное, математик — последнее, что придет в голову.

Медведев: Почему?

Белоголовцев: Ну, не знаю, эта школа не похожа не школу, которой руководит математик, по крайней мере в плоскости стереотипов.

Медведев: Вот они, стереотипные представления о сухих математиках, да, или как?

Белоголовцев: Но они есть. Которые строгие, которые рациональные, консервативные, наверное.

Медведев: Классических стереотипных математиков, которых вы описываете, в моем окружении было сильно больше. Но равно как огромное количество людей, которые лично на меня повлияли в математической среде, это люди были невероятно гуманитарно одаренные.

Часто, что у математиков у многих общее, профессиональное, — это сохраненное любопытство, невероятный интерес и желание докапываться во все разные стороны.

Белоголовцев: Когда на вашу биографию смотришь – Вторая школа, мехмат МГУ – нету нехватки опыта в какой-то живой природе? Все-таки это же такие, немного заповедные места.

Медведев: Заповедные, это хорошая фраза. Действительно, я как раз в какой-то момент обратил на это внимание, добавлял свою деятельность каких-то живых историй с детскими творческими проектами. Я после защиты преподавал на социологическом факультете МГУ, и это сильно мне помогло, кросс-культурное опыление в некотором смысле, потому что это совершенно другой, не похожий для меня факультет, не такой как мехмат далеко.

И вот результатом всех этих пробований достаточно естественно стало желание попробовать включиться в административную задачу, с которой я до этого сталкивался в школе. И во Второй школе я стал завучем, это был такой вот момент, в который хотелось себя попробовать, пощупать. И логика такая, что лучше пробовать сейчас.

Белоголовцев: А учились чему-то отдельно, не знаю, менеджменту, психологии, педагогике?

Медведев: В Институте образования Высшей Школы Экономики проходил соответственно программу про управление образованием, то есть такой классический ход, который позволяет, в том числе, немножко по-другому посмотреть на повседневную историю. Я включался в проект «Учитель для России» на его старте, это такая штука, тоже сильно поисковая, в рамках которой все очень много чему учились, и можно было в процессе тоже много к чему прикоснуться.

Белоголовцев: Как часто вы видите директора?

Полина: Он иногда может подсесть просто на обеде и спросить, как дела, как живем.

Белоголовцев: Как он?

Полина: Он классный.

Белоголовцев: Что вы думаете, девчонки, про бороду директора?

Полина: Да ну, классно. Это же стиль.

Белоголовцев: Стиль?

Полина: У него еще на пиджаке есть такая птичка, это суперкруто!

Белоголовцев: Кажется, он довольно жесткий.

Матвей: Это необходимое качество директора, когда ты, то есть ты должен точно добиваться определенных вещей, но нельзя это, не знаю, кричать, вы все идиоты, нужно как бы дипломатично договориться, чтобы все как-то пришли к единому компромиссу, решению.

Белоголовцев: Есть ли у вас все-таки запрет на гаджеты или нет?

Полина: А мы не знаем.

Андрей: У нас нет. У младшекласников есть, да.

Катя: Ну это сложная тема. Школа хочет, чтобы никто не сидел, не играл, но при этом как-то нельзя их совсем запретить.

Матвей: Для всех действует, что нельзя играть в телефоне, нельзя смотреть…

Полина: В столовой нельзя в телефоне сидеть.

Белоголовцев: Если мы сейчас достанем телефоны и начнем играть, что с нами произойдет?

Полина: С нами — ничего.

Матвей: Ну, велик шанс того, что проходящий мимо взрослый сделает замечание, спросит, что происходит, по какой причине.

Белоголовцев: Может забрать?

Полина: Нет. Ну, у нас не забирают, у десятого класса. У нас больше свободы, потому что у нас старшая школа, это как-то немножко особняком стоит.

Белоголовцев: Мы ходили по школе, я не увидел и не услышал двух вещей. Я не видел гаджетов в руках.

Медведев: Это вам повезло.

Белоголовцев: Но на них нет запрета? Потому что создалось ощущение, что здесь…

Медведев: У начальной школы. У начальной школы стоит запрет, соответственно, у старших…

Белоголовцев: То есть такой прямо жесткий?

Медведев: Да, просто всё. В начальной школе телефонами не пользуются ребята. В средней и старшей школе конструкция более сложная, да. Мы договорились, что телефоны используются только для учебных задач, и в этом смысле я выпустил в прошлом году мораторий на непродуктивное использование телефонов, на залипание. Кому-то приходится помогать его удержать. У кого-то получается. Но запретов нет.

Белоголовцев: Помогать ― это как бы эвфемизм? Помогать, забрав телефон, или помогать как-то?..

Медведев: Для меня в этой ситуации, поскольку ребята знают мою позицию, да, и я обычно в этой ситуации тоже говорю: «Друзья, предлагаю»… Мало кто отказывался, еще никого. «Предлагаю сдать телефоны в инфоцентр, и это вам поможет, да, потому что это поможет разобраться с правилом и понять, в чем есть». Если ребята хотят поговорить и не понимают, в чем суть, почему такое правило ― пожалуйста, правило есть, есть про это дискуссии и разговоры. На мой взгляд, это не силовая акция про наказание.

Белоголовцев: Почему нет звонков?

Медведев: Не очень понятно, для чего этот электромеханический сигнал существует. Часть коллег, которая критиковала это решение, говорила: «Слушайте, друзья, это очень четкая структурирующая штука, без которой может начаться хаос и бардак». Безусловно, когда есть звонок, который отсекает эти вещи, намного понятнее ориентироваться.

Медведев: С другой стороны, на мой взгляд, это какой-то внешний импульс, почему-то нужно на него рефлекторно среагировать и перестроиться с одного вида занятости на другой вид занятости, который должен почему-то структурировать весь день, хотя в нем могут быть другие процессы. Поэтому мы его убрали.

Сейчас по факту и у средней школы идут разные уроки, у ребят-старшеклассников свое индивидуальное расписание, поэтому у них они могут сводиться в разное время. В этом смысле часто уже даже, сейчас уже даже поставить звонки будет сложно.

Белоголовцев: Но перемена как перемена есть?

Медведев: Конечно.

Белоголовцев: То есть момент, когда люди выходят в коридоры.

Медведев: Естественно. Нет, еще раз: сетка расписания есть, окончание урока есть, соответственно. В этом смысле да, что-то может подвинуться по согласованию ребят, взрослых, учебной части, но нет момента, в котором есть что-то… То есть ребенок должен понимать, где есть какое у него время, и не опоздать. Взрослый, преподаватель должен для себя понимать, когда что заканчивается, когда подвести итог. Понятно, что это может двигаться.

И вот эта вся риторика «прозвенел звонок ― все вскочили», она неестественная.

Медведев: Пойдемте посмотрим фаблаб.

Белоголовцев: Я вот слово «фаблаб» узнал год назад, а те, кому не посчастливилось узнать… Фаблаб ― это что?

Медведев: В нашем варианте это такая прототипная мастерская. Мы от этого берем это название, хотя это опять же такое многофункциональное пространство. Часть занятий связаны с предметом «искусство», часть курса «искусство» в младшей школе объединяется с разными предметами. Например, ребята выбирают совместный проект, искусство и математика, искусство и биология.

Белоголовцев: Искусство и математика?

Медведев: Например, вот Кирилл Палыч здесь рядом стоит, который этим вопросом занимается, да.

Гребнев: Мы пытаемся, с одной стороны, понять некоторые основы, математические основы прекрасного. Есть две стороны. Одна сторона ― мы идем по программе, изучаем некоторые такие математические особенности симметрии. Или, например, если посмотреть, есть некоторые части, к сожалению, лучшие работы дети нам не оставляют, они их забирают с собой.

Белоголовцев: А что вот здесь?

Медведев: Производственная база, здесь есть классические 3D-принтеры и лазерный станок.

Белоголовцев: О! Это 3D-принтер?

Медведев: Совершенно точно. Есть работа в крупном жанре, в крупном масштабе. Это лазерная резка, которая позволяет создавать достаточно сложные конструкции и модели. Это всё задается, программируется.

Гребнев: Девочка рисовала штатив для камеры, проект ― телеграм-бот, который фотографирует.

Медведев: Да. И это та часть, которая про программирование. Здесь можно сделать себе какую-то простую вещь и из фанеры ее быстро собрать. Вот как-то вот так это происходит.

Белоголовцев: Огонь!

Медведев: В прямом смысле этого слова.

Белоголовцев: Да.

Медведев: Ребенок, ему тяжело делать проект, который длится месяцами, годами, да. Ему нужно все-таки давать больше позитивной поддержки в реализация своей мысли.

Белоголовцев: Я впервые в жизни видел работающий лазер.

Медведев: Дети очень чувствительно снимают разные ролевые модели людей, которые занимаются делом увлеченно, да. Даже когда часть проектов делается именно взрослыми, важно еще, как это делается. То есть если это родитель, который пришел в школу поделать свой проект, ребенок, может быть, не сразу на это среагирует, но он обратит внимание, что есть момент увлечения. Он видит лицо этого человека, который…

Белоголовцев: Безусловно. Это же называется в педагогике, да-да-да…

Медведев: Нюхает первую свою детальку, понимаете? И всё. Дочке объяснить: «Пойдем выпиливать». Если она увидит, как вы это делаете…

Полина: Всем привет! Меня зовут Полина, и сейчас мы находимся на третьем этаже. Я покажу вам место, где я провожу все свои выходные и свободное время.

Белоголовцев: Полина, привет!

Полина: Здравствуйте.

Белоголовцев: Я правильно понимаю, что это ты автор вот этих чудесных штуковин, которые мне вырезали лазером?

Полина: Да. Да, я чертила их на компьютере.

Белоголовцев: Это же реально твои детали!

Полина: Да, это мой стенд. Да, это вот так.

Белоголовцев: Расскажи, что это и как это работает.

Полина: Это Raspberry Pi. Это миникомпьютер.

Белоголовцев: Raspberry Pi?

Полина: Да.

Белоголовцев: Класс!

Полина: К нему подключена камера вот здесь, по шлейке, он снимает лук, как он растет. Он подключен к компьютеру, туда загружен код, в этот маленький компьютер, и этот… Этот код сначала делает фотографии, потом склеивает из них видео, ставит туда временную метку, а потом отправляет в телеграм-канал.

Белоголовцев: А, то есть ты онлайн отслеживаешь рост лука.

Полина: В общем, да. Он отсылает в двенадцать, в четыре и в восемь.

Белоголовцев: Ничего себе! То есть это настолько внимание к личному пространству, что в течение года никто не потрогает, не уронит, не закроет, не перекроет, не поставит сюда герань и так далее?

Полина: Нет. Нет. Но здесь же класс робототехники. Это нельзя трогать. Здесь 3D-принтеры, собственно.

― Постоянно трогают!

Белоголовцев: Трогают, да? Постоянно?

01:13:26

― Я, как человек, который работает над этим проектом, говорю.

Полина: Вот видите!

Белоголовцев: Ребята, наша серия программ стала возможна благодаря компании «КРОК», она делает для старшеклассников IT-проекты и что-то типа стартапных баннеров. У вас же в школе происходит похожая штука.

Андрей: У нас есть такой предмет, «Индивидуальный проект» называется. У кого-то проект по литературе, у кого-то по информатике, у кого-то по математике, у всех совершенно разные.

Белоголовцев: Есть такая штука, по крайней мере, она точно была у моего поколения школьников, чувство того, что ты занимаешься какой-то дико оторванной от жизни историей.

Катя: Очень здорово, что мы можем сами выбирать себе предметы. То, что нам не нужно, мы не берем. У меня нет химии.

Белоголовцев: Вообще?

Катя: Вообще. Физики, информатики.

Белоголовцев: То есть, подожди, у тебя в десятом классе вообще нет ни одной химии?

Катя: Никакой. Я прекрасно себя чувствую.

Белоголовцев: Когда ты окажешься на даче, как ты будешь стирать в холодной воде? Ты же не знаешь основ химических реакций!

Катя: Ну к счастью, у меня есть youtube.

Белоголовцев: Да, тоже аргумент.

Матвей: Сейчас идет упор на то, чтобы не вобрать в голову как можно больше информации, как, мне кажется, это было до, сейчас самое сложное, то, чему важно учить, — это выбрать среди огромного спектра информации то, что можно считать достоверной, то, чему можно верить, это и навыки быстрого поиска в интернете.

Белоголовцев: В какой момент в вашей жизни появляется слово «ЕГЭ»?

Полина: Уже. Появилось. Мы готовимся.

Белоголовцев: Кажется, что в этой атмосфере все делать классно, кроме того, что готовиться к экзаменам.

Матвей: Десятый класс в концепции школы посвящен такому образованию везде, чтобы быть эрудированным, широкому образованию, чтобы узнать как можно больше о мире, а одиннадцатый класс заточен на подготовку к ЕГЭ.

Белоголовцев: Одна из штук, которую я очень любил в своей школе, это общение учеников разных возрастов.

Полина: К нас у каждого есть тьюторы, с пятого класса.

Белоголовцев: Что это? Как это работает?

Матвей: Есть прямо отдельная тьюторская служба, куда входит прямо большое количество тьюторов, ибо детей много, они, во-первых, встречаются с тобой каждую неделю, то есть один тьютор, ты один на один с тьютором, и он помогает тебе решить твои проблемы, и он как бы представляет твои интересы. То есть если куратор отвечает за интересы класса, то тьютор поможет тебе разобраться в твоих собственных: помочь определиться с направлением, куда поступать, помочь сделаться более социальным, разобраться, в чем проблема в конкретном предмете.

Белоголовцев: Тренер личностного роста.

Катя: Ну, по сути, да.

Белоголовцев: А куратор — это то, что классный руководитель называется в обычной школе.

Матвей: Да, но мы больше привыкли называть это куратор, потому что классный руководитель же еще имеет такую негативную коннотацию, ну как будто отсылка к советским временам, а куратор, он прям как какой-то хороший человек, с которым можно поговорить, и он и поддержит, и поможет, и выслушает.

Белоголовцев: Что у вас сделали на 9 мая?

Матвей: У нас на 9 мая, он пришелся на каникулы, а 16 мая был день памяти, организованный школой, и там очень в очень камерной атмосфере каждый мог рассказать о том, как война затронула его семью, про дедушек, про бабушек, рассказать какие-то истории с фронта, которые они слышали. И это ну, очень важно, потому что это как, кто старое помянет, тому глаз вон, а кто забудет — тому оба.

Полина: Но это было строго по желанию. То есть это было реально очень камерная атмосфера, как сказал Матвей, и были фотографии, но там было не очень много народу. Наверное, это правильно, потому что кто хочет, тот делится.

Белоголовцев: Расскажите про стену.

Медведев: У нас достаточно много в школе стен, на которых мы оставили возможность рисовать, выражать себя. У этой стены есть какая-то особая миссия, которая вместе с ребятами определилась, это деньрожденная стена.

Белоголовцев: Стена дней рождения.

Медведев: Стена дней рождения. Здесь, собственно говоря, обычно отмечаются дни рождения ребят, преподавателей. Вот здесь, например, есть тематическая история.

Белоголовцев: Вот, да?

Медведев: Совершенно точно. Есть история с днем рождения Новой школы, с днем рождения фонда «ДАР», который учредил школу, который был совершенно недавно.

Иногда мы используем эту доску исключительно для поддержки мероприятия, для сбора мнений. Вначале это был такой важный инструмент выплескивания эмоций, понимания, присвоения пространства, что пространство дружелюбное, не нужно быть в конфронтации со школой как с пространством. И это место ― да, нам было страшно, что здесь понапишут, здесь всякое было, да. Но ничего страшного не случилось.

Белоголовцев: Когда запускалась школа, была поставлена максимально амбициозная цель ― придумать, переизобрести школу. А никогда не приходили в голову мысли, а что если она как бы не переизобретется?

Медведев: Сомнений в том, что мы сделаем цельный проект, не было. И в этом смысле и сейчас нет. С точки зрения переизобрести ― это же не история все разрушить до основания и построить новый мир. Это не эта история.

Белоголовцев: Но звучит немножко…

Медведев: Вопрос такой, знаете, меня часто спрашивают: «А чем вы отличаетесь от других школ?». Или «А как современная система образования, скажите, почему она плохая?». Или еще что-то такое.

Эта конструкция не про отрицание, а про формирование и про собирание, да. Мы хотели в том числе своей деятельностью показывать конструктивные практики поиска, потому что, мне кажется, для большинства современных школ тема поиска на ближайшее время станет актуальной, потому что много информации, быстро все меняется, много недовольства, много ожиданий у общества в целом. И это история, в которой можно, знаете, такую несгораемую сумму, взять все, я сделал, я знаю, как это делается, и теперь буду ближайший миллион лет этим заниматься. Вот так вообще нельзя сделать, да.

И в этом смысле перестройка на такой поисковый механизм, в хорошем смысле вопрос «зачем?» ― он требуется, да. У нас есть внутренний анекдот на эту тему, про «зачем» классический, да. «Друзья, ребята, вы всегда должны в преподавательской деятельности задавать себе вопрос „Зачем?“». Ответ: «Зачем?».

Многие коллеги, которые здесь работают, переоткрывали понятие школы для себя, потому что когда-то они учились в школе, это была какая-то школа, какой-то опыт. Они уже даже педагоги, но у них еще остались даже какие-то незакрытые гештальты из детства. И мы с ними работаем, ищем эту историю. И в этом смысле мы переоткрываем в чем-то школу.