Лекции
Кино
Галереи SMART TV
Великие комбинаторы: от Дюма до Друзя. Громкие истории махинаций в литературе, живописи и спорте
Рассказывает писатель Дмитрий Макаров
Читать
16:33
0 13718

Великие комбинаторы: от Дюма до Друзя. Громкие истории махинаций в литературе, живописи и спорте

— Лекции на Дожде
Рассказывает писатель Дмитрий Макаров

Недавно разгорелся громкий телевизионный скандал. Главред «Кто хочет стать миллионером?» Илья Бер обвинил магистра «Что? Где? Когда?» Александра Друзя в мошенничестве — якобы тот предложил Беру раскрыть вопросы в обмен на долю от трех миллионов выигрыша. Друзь в ответ обвинил Бера в подкупе, и заявил, что якобы главред сам предложил ему помочь выиграть три миллиона. В итоге обоих отстранили от участия в телепрограммах.

Поэт, писатель Дмитрий Макаров свою новую лекцию посвятил разочарованию в идеалах и тщеславию — он рассказывает о знаменитых обманщиках в литературе, живописи и спорте.

Это третья лекция из цикла Дмитрия Макарова. Первую лекцию про кражи известных произведений смотрите здесь. А вторую лекцию про то, какие произведения искусства и архитектурные памятники подвергались нападениям и были уничтожены, смотрите здесь.

Здравствуйте! Меня зовут Дмитрий Макаров, и сегодня мы поговорим с вами о тщеславии.

Вы знаете, вообще в передаче-долгожителе «Что? Где? Когда?» есть что-то от оперы, правда: круг света, сидят красиво одетые люди в смокингах, в основном мужчины, а вокруг стоит толпа, она шевелит губами так, как будто она тоже знает эти оперные арии и, в принципе, могла бы исполнить все за солистов. И сами игроки, которые отвечают на вопросы, не общаются с некой Марьей Ивановной из Урюпинска и не отвечают на ее вопрос за номинальные две тысячи рублей, а как будто открывают дверь в кладовую вселенной.

Не случайно и музыкальная заставка передачи «Что? Где? Когда?» ― это фрагмент симфонической поэмы Рихарда Штрауса «Так говорил Заратустра»: бум, бум, бум, бум. Заратустра был полубогом, который искал ответы на самые сложные вопросы.

И вот я вспоминаю свои впечатления, как я смотрел эту передачу в детстве, не пропускал ни одного выпуска. Удар гонга, хор обсуждения, ария солиста, голос «бога из машины» ― это телеведущий, и, наконец, овации или вздох разочарования. Все это опять же напоминает оперу. Вспомните загадки, которые принцесса Турандот загадывала Калафу. И дальше: знаешь ответ ― мир и принцесса твои, не знаешь ― голова с плеч.

Однако это всего лишь игра, и игроки не полубоги, они медийные лица, телезвезды, которые весьма тщеславны и очень любят деньги. Не исключением, видимо, является и Александр Абрамович Друзь. Скандал с Друзем и Ильей Бером, в общем, даже не оперный, а какой-то опереточный. Я напомню для тех, кто был в танке всю эту неделю, что Александр Друзь и Илья Бер якобы договорились примерно полгода назад о том, что они разделят предполагаемый выигрыш, три миллиона рублей, за победу в игре «Кто хочет стать миллионером». Илья Бер этот разговор записал.

Однако дальше выяснилось, что секрет трех карт Бер раскрыл не до конца и в конце туз все-таки обратился в пиковую даму, когда на десятом вопросе выяснилось, что, собственно говоря, не все ответы Илья Бер предоставил Александру Друзю. И дальше игроки шли самостоятельно и, засыпавшись на последнем вопросе, не выиграли три миллиона рублей.

И все было бы шито-крыто, если бы почему-то сейчас, несколько месяцев спустя, редактор передачи, уважаемый редактор Илья Бер не решил опубликовать этот, в общем, довольно неприятный разговор. Как-то стало неловко за легенду, за того человека, которому я не поклонялся, конечно, но я был большим поклонником команды Алексея Блинова. Я помню эти напряженные обсуждения, я не пропускал ни одного выпуска, и Александр Друзь для меня был как оперный тенор, я аплодировал его мастерству, сидя перед телеэкраном.

Мне кажется, эта история не про деньги и не про жадность. Александр Абрамович Друзь не кажется бедным человеком. Но, да простит он меня, если вдруг услышит этот эфир, кажется болезненно тщеславным. Это история человека, который мог когда-то делать что-то, что никто не мог делать, и, увы, теперь за всем этим остается какой-то осадочек. Честное слово, очень не хочется думать, что и прежде все это было не вполне честно.

Вообще есть еще несколько человек, которым я до сих пор не могу простить, что все в конечном итоге оказалось далеко не так красиво, как представлялось, и тенор как будто пользовался фонограммой. Первый в этом списке ― Александр Дюма-отец. Отец этот был человеком чрезвычайно разносторонним, это настоящая суперзвезда XIX века. Он бонвиван, путешественник, гурман, картежник, он за свою жизнь побывал в России несколько раз, на Кавказе, они писал статьи, он писал пьесы.

Какое-то невероятное просто количество написанного Александром Дюма-отцом ― представьте себе, что считается на сегодняшний день сто тысяч страниц, более ста тысяч страниц вышло за подписью Александра Дюма-отца. Вдумайтесь, если он начал работать как писатель в 23, а закончил в 65, то это примерно по две с половиной тысячи страниц в год. Семь страниц ежедневно Александр Дюма должен был писать. Это, в общем, какая-то фантастика.

И, конечно, в детстве, когда читаешь эти романы, «Асканио» или «Три мушкетера», ты об этом не задумываешься, наоборот, как здорово, что такой плодовитый человек, что можно не покидать этот мир, что, закончив один роман, можно немедленно перейти в другой, и там опять будет звон шпор, шпаг, будут зреть заговоры, будет литься вино ― все вот это, что необходимо четырнадцатилетнему сердцу.

Но однажды ты сталкиваешься с именем Огюста Маке, и эта история перестает быть такой радужной. В конце 1830-х годов, когда они познакомились, Александр Дюма-отец, тогда он был просто Александр Дюма, обладал уже невероятным личным брендом, он был очень известен. Очевидно, к этому моменту Дюма был не просто известным писателем, это был человек с фантастическими редакторскими способностями, с невероятной интуицией и обладавший талантом любой сырой текст довести до точки кипения.

И мы понимаем, что Дюма, конечно, к этому моменту уже использовал литературных негров. Так, упомянутый мной роман «Асканио» частично написан безвестным Полем Мерисом, а роман «Две Дианы», ― я думаю, вы его в юности читали, ― написан Полем Мерисом практически целиком и только подписан Александром Дюма.

Сотрудничество Огюста Маке с Дюма началось с романа «Шевалье д'Арманталь», который был написан Маке, предложен Дюма, полностью или частично им переписан, отредактирован и предложен газете «Сьекль» в 1842 году. Уже тогда встал вопрос о том, а не подписать ли новый роман двумя именами. Однако ясно, что редакторы заявили: «Нет, имя Дюма продается гораздо лучше». А раз так, соответственно, можно поделить гонорар, но имя на обложке будет стоять одно.

При этом мы знаем, что денежных недоразумений между Маке и Дюма за многие годы их сотрудничества, видимо, не возникло. Из одного из писем мы знаем, что вместе они написали около полумиллиона строк и заработали 500 тысяч франков. Это колоссальные деньги, и Маке, в отличие от Дюма, не был мотом. Он купил исторический замок и оставил своим детям немалое наследство.

Именно Маке предложил Дюма воспользоваться французской историей как декорацией для приключенческих романов, малоправдоподобных, но оттого не менее увлекательных. Они написали вместе 18 романов, среди них самые известные ― сериал про трех мушкетеров, «Граф Монте-Кристо», «Графиня де Монсоро». И все было бы замечательно, если бы не разразился грандиозный скандал.

В 1845 году критик Александра Дюма Эжен де Мирекур написал памфлет «Фабрика романов „Торговый дом Александра Дюма и Ко“». Де Мирекур прямо обвинил Дюма в использовании литературных негров, более того, он ввел в мировую литературную практику этот термин. «Литературный негр» ― термин, придуманный Эженом де Мирекуром, особенно обидный, поскольку Александр Дюма-старший был метисом. Мирекур прямо обвинил его не только в использовании литературных негров, но и в покупке романов за сто франков у начинающих писателей и перепродаже их за две с половиной ― три тысячи франков газетам и издательствам.

Однако Мирекур слишком много внимания в своем желчном памфлете уделил личной жизни Дюма, которая была небезупречна. А поскольку жизнь самого де Мирекура была тоже, мягко говоря, не белоснежна, то он свой процесс проиграл. Бальзак замечательно сказал об этом памфлете: «Это до омерзения глупо, хотя, к сожалению, во многом верно». И вполне можно применить, мне кажется, эту фразу и к скандалу с Александром Друзем и Ильей Бером.

Надо сказать, что Дюма ― и это придает пикантности всей этой истории ― был к тому моменту президентом французского общества литераторов. Дюма нажал на Маке и заставил его написать письмо, в котором тот отказался от всех притязаний на написанные вместе произведения. Годы спустя, когда отношения между Маке и Дюма испортились, Маке подал на Дюма в суд, требуя признания своего как минимум соавторства и утверждая, что роман «Три мушкетера» он написал практически в одиночку. На суд он принес собственную версию главы, где казнят Миледи, и все литературные критики, правда, тут в один голос сказали, что, сколько бы ни работал Маке над этой главой, все лучшее, что в ней есть, привнес Александр Дюма.

Да что говорить, сохранилась переписка. Переписка ― это вещественное доказательство, сегодня бы его принял Следственный комитет России к исполнению. Там четко указано, как Дюма дает инструкции Маке, как он его инструктирует насчет дальнейшего развития сюжетов. Более того, он просит его поторопиться с новой главой, поскольку он должен переписать ее собственным почерком и отдать издателю. Прелестно, не правда ли? Маке тем не менее проиграл все три процесса. Однако история эта горчит и сегодня.

Вот этот скандал в XIX веке ― один из самых ярких скандалов, связанных с падением или, по крайней мере, испорченной репутацией одного из крупнейших авторитетов, и лично я до сих пор, вспоминая Дюма, вспоминаю про Маке и простить любимому писателю юности вот такого поворота событий никак не могу.

Но это известная история, про другие ходят лишь неясные слухи. Сам ли Шолохов написал роман «Тихий Дон»? Это скандал длиной в весь XX век. Весь XX век одни яро доказывают, что не мог он написать этой книги по целому ряду причин, другие пытаются доказать, что нет, конечно, безусловно, он автор.

Одним из главных критиков Шолохова был Александр Исаевич Солженицын. Для него то, что Шолохов использовал чужую рукопись для написания своего романа, было абсолютным фактом. Мы знаем, что и в семье Алексея Толстого об этом говорили как об абсолютно очевидных вещах.

Вместе с тем в 1999 году была обнаружена рукопись Шолохова, 885 страниц, черновики, чистовики, различные варианты, которые, очевидно, Шолохов в свое время предъявлял комиссии по плагиату в 1929 году, чтобы доказать, что он автор. Сторонники Шолохова сочли спор оконченным, поскольку вот рукопись 1929 года. Критики заявили, что, наоборот, эта рукопись свидетельствует о том, что Шолохов виновен в плагиате.

В рукописи было очень мало переделок, а главное, в ней нашлось такое количество описок, которые показывали, что как будто Шолохов переписывал текст с другого, не очень разборчивого оригинала. Отсюда много странных описок: «у Дона» ― «у дома», «спектр радуги» ― «скипетр радуги», «святой Дмитрий Сослуцкий» ― «святой Дмитрий Солунский» и так далее. Есть и версия, что первый том, возможно, был в оригинале написан в старой орфографии, которую Шолохов не очень знал, отсюда соответствующие описки и ошибки.

Наконец израильский искусствовед российского происхождения Зеев Бар-Селла, исследовав оригинальную рукопись и тот вариант первого издания первого тома «Тихого Дона», который был в журнальной версии, увидел странную вещь. В журнальной версии был целый ряд ошибок, которые были для Шолохова характерны и которые исчезли потом к книжной версии романа. Но в этой рукописи, которая написана после, они есть, эти ошибки, понимаете? То есть есть ощущение, что эта рукопись была специально создана для комиссии по плагиату в 1929 году и только для нее, именно поэтому она была потом самим Шолоховым названа утерянной и, как стало известно потом, тщательно скрывалась.

Хорошо, можно идти дальше. Кто помог Айвазовскому написать его шесть тысяч картин? Шесть тысяч ― это только то, что признано за подписью Айвазовского. И около четырех тысяч подделок фигурирует на рынке искусства. Понимаете, Айвазовский, которого Достоевский, признавая эффектность его морских пейзажей, откровенно сравнивал с фабрикой Дюма, а к этому моменту все знали о том самом памфлете, о котором я говорил прежде.

Айвазовский тоже был суперзвездой XIX века, он баловался дипломатией, он много путешествовал, он вроде бы даже был шпионом, он вел светскую жизнь, занимался благотворительностью ― да что там только не происходило с ним! И вот шесть тысяч картин. Как это возможно? Хорошо, имя Айвазовского стоит незыблемо, как маяк в океане, но это только мои личные сомнения, да простят меня поклонники Айвазовского.

Стоит упомянуть и спорт, наконец. Ведь сегодня, в эпоху допинга, каждое высокое достижение автоматически ставится под сомнение. И, я думаю, многие, кто был поклонником Лэнса Армстронга, сочли себя в высшей степени разочарованными и обманутыми, когда оказалось, что все его бесчисленные победы на Тур де Франс были не только результатом невероятных, несомненно, имевших место напряжений человеческого тела, но и разработанной программой допинга.

Собственно говоря, то, чем все эти годы занимался Александр Абрамович Друзь, было на стыке искусства и спорта, как, кстати говоря, и опера, которая тоже находится на самом деле на стыке искусства и спорта. Это бесконечный тренаж. Я лично очень благодарен Александру Абрамовичу за те мгновения, которые он подарил мне в передачах «Что? Где? Когда?». Это было так же прекрасно, как некоторые выходы оперных солистов на прославленные сцены. Тем сильнее мне хочется спросить: «Как же так? Зачем, Александр Абрамович, вы это сделали? Зачем вы во всем этом участвовали?».

С другой стороны, помните разговор двух игроков в Иллинойсе в 1853 году? Один говорит: «Неужели ты не видишь, что игра за этим столом ведется нечестно?». А второй, возвращаясь за стол: «Конечно, вижу. Но другой игры в этом городе нет».

Читать
Поддержать ДО ДЬ
Другие выпуски
Популярное
Лекция Дмитрия Быкова о Генрике Сенкевиче. Как он стал самым издаваемым польским писателем и сделал Польшу географической новостью начала XX века