«Они нас боятся больше, чем мы боимся их». Как жить без государства? Лекция Леонида Гозмана

Добрый день, добрый вечер. Меня зовут Леонид Гозман. Я психолог по образованию, и по, что очень важно, по самоощущению. Я себя ощущаю психологом, и ощущал, где бы ни работал, а работал я в разных очень местах. Когда-то я занимался психотерапией, преподавал в университете, потом я работал в политических структурах, в правительстве, в администрации президента, в энергетике и так далее.

Меня попросили ответить на вопрос — как жить без государства? Вопрос, конечно, совершенно удивительный, потому что это вопрос такой психотерапевтический, то есть как бы сочетание моей прежней какой-то профессии, очень давней психотерапевтической, и каких-то более современных компетенций в политике, политологии и так далее.

На этот вопрос нет ответа, и быть не может, как не может быть ответа на вопрос вообще — «Как жить?», «Как преодолевать сложные ситуации?». Это каждый человек делает сам, каждый решает сам, или не решает, как-то плывет по течению, как сложится. Каждый сам. Но сам вопрос, как его сформулировали заказчики, а именно канал Дождь, сам вопрос говорит о том, что есть понимание, что государство в принципе может делать что-то хорошее, что-то, что нам нужно. В это трудно поверить в нашей реальной жизни, но, по-видимому, это понимание как-то есть. Вот я попробую на этот вопрос как-то ответить.

При этом надо понимать, что мы живем не без государства. Нет, мы живем при плохом государстве. Это значительно хуже и значительно тяжелее, чем жить без государства вообще. Без государства вообще жили, не знаю, первые поселенцы в Америке, вот они ехали туда, шли на своих телегах, фургонах, ну и, в крайнем случае, от индейцев отбивались. А так, в общем, они все сами решали. У нас это не совсем так, у нас есть государство, и довольно мощное, но оно как-то не для нас.

Вообще государство много чего делает с нами. Оно с нас берет налоги, оно нас призывает в армию, оно нас посылает на войну, оно придумывает какие-то долгосрочные проекты типа покорения Луны, Марса или еще чего-то. Хотя сейчас это уже и частные люди, вот Илон Маск вроде бы и без государства обойдется. Эти все проекты: войны, покорение планет и так далее, они не преследуют цели нашей жизни, вот чтобы нам было лучше. Или это может быть побочный такой эффект, который, может быть, когда-нибудь будет, когда мы завоюем весь мир, тогда, конечно, нам всем будет хорошо, или Марс завоюем, там будут яблони цвести. Это оно делает с нами, и граждане в этом случае, у любого государства, — это скорее инструмент. Это скорее инструмент, Наполеон говорил: «Мне вот нужно сюда пятнадцать тысяч солдат, сюда двадцать тысяч солдат». Не для солдат война велась, она велась для Франции, для славы Франции, еще для чего-то.

Но иногда государство, по крайней мере, хорошее государство, эффективное государство, то, которому не жалко налоги платить, оно делает что-то для нас. И вот давайте попробуем ответить на три вопроса. Во-первых, почему оно это делает для нас, если делает, какие основания у него это делат?. Второе, что оно делает, если оно хорошее и эффективное? И третье, что происходит у нас, и как нам с этим жить, самое главное?

Значит, почему оно делает что-то хорошее? Почему государству нужно делать что-то хорошее для подданных, для граждан и так далее? По двум причинам. Бывает, что во главе государство стоит человек или группа людей, команда какая-то, которая хочет сделать хорошо. Вот она хочет так, реально. Президент Франклин Рузвельт хотел, чтобы его страна вышла из Великой депрессии, чтобы люди не стояли в очередях за бесплатным супом, чтобы у них появилось ощущение будущего, надежда и так далее. Вот он этого хотел, и его команда, люди, которые работали с ним, тоже этого хотели. Их называли «романтическая бюрократия». В нашей истории этого хотел государь Александр II, он хотел, чтобы люди были свободны, он не хотел, чтобы они жили в рабстве, вот он не хотел. И его брат, великий князь Константин, который был его ближайшим помощником, и министр обороны Милютин, и еще там несколько человек, они реально этого хотели.

Но это, в общем, редко бывает, к сожалению. А обычно государство делает что-то хорошее, если его заставляют, если люди его заставляют это сделать. А иначе оно наглеет и забывает про человека вообще. Ну, а как люди заставляют? Выборами. Это выборы, вот мы избрали мэра, а он, оказывается, ворует, дороги не чинит и так далее, мы его в следующий раз «прокатим», а независимый от него и вообще от президента и от короля, суд посадит его в тюрьму. Хорошо, нормально, то есть государство заставляет мэра, министра, президента, депутата, неважно кого, всех персонификаторов государства, заставляет вести себя прилично. Не всегда срабатывает, иногда их сажают постфактум, как сейчас посадили в Южной Корее президентшу Южной Кореи, только что посадили. Это по-разному, не всегда срабатывает, но в целом это, в общем-то, более-менее работает. Ну, у нас, к сожалению, не так, мы не можем повлиять на государство. Мы не можем повлиять на государство, мы не можем, реально наши выборы носят такой, имитационный характер, суд у нас не сильно независимый, мягко говоря, ну и так далее.

Что вообще хорошего может или должно делать государство? Есть две вещи очевидные, и одна вещь абсолютно не очевидная, о которой я в основном и хотел сказать, чего говорить об очевидностях. Две очевидных вещи — это поддержание порядка и помощь слабым. Что такое поддержание порядка? Надо прекратить войну каждого против всех. Надо, чтобы люди не отнимали друг у друга еду, машины и так далее. И для этого первое, что делает государство, оно разоружает граждан, по крайней мере, обеспечивает себе тотальное преимущество в аппарате насилия, монополизирует насилие. Говорит — только мы можем, только я, государство: князь, герцог, король, президент, только я могу осуществлять легитимное насилие, а также мои люди, которые ходят в специальной форме полицейской и так далее. И они этим занимаются, есть суд, есть полиция и так далее. Почему, например, банк не всегда обманывает клиентов? Ну, не всегда обманывает клиентов, потому что если мы в нормальной стране, в нормальном государстве, если банк обманывает клиента, то менеджеров банка или владельцев банка сажают в тюрьму. А иначе как? Иначе они деньги возьмут и не отдадут, зачем отдавать, берешь чужие, а отдаешь свои, жалко.

Вторая функция, тоже очевидная функция, — это помощь слабым. Кстати, вот помощь слабым возникла совсем недавно, исторически недавно, в Америке только при уже упоминавшемся Рузвельте. Вот Рузвельт первый в Америке сказал бедным людям, бедным американцам: «Ваша бедность — это проблема государства». А до этого его предшественники говорили, это ваша проблема, хотите — дохните с голоду, дело ваше. Рузвельт это дело изменил. После Рузвельта все это пошло, социальное государство, по разным причинам это было. И сейчас на Западе социальная функция государства, функция поддержки слабых, слабых хронически, постоянно или слабых ситуативно, то есть стариков, хронически больных, беременных женщин, раненных в бою или пострадавших в автокатастрофе, не важно, вот социально слабых, вот эта поддержка стала для жителей, для граждан западных государств стала вообще центральной функцией государства, просто самой главной. Тем более войны, слава богу, давно не было, большой войны, поэтому это главная функция.

У нас, поскольку чтобы там ни кричали наши пропагандисты, мы ментально, конечно, часть Запада, мы часть христианской цивилизации, то для нас, для наших граждан, это тоже очень важная функция. Теперь, что делает наше государство? Оно ни черта не делает в этом смысле, по этим двум функциям, оно работает крайне плохо, просто крайне плохо. Посмотрите, если, например, выставку может силой закрыть какая-то там группа озабоченных граждан, как это у нас бывает, — мочой поливаться, зеленкой и так далее, и их потом в тюрьму не сажают, потому что сумасшедшие есть везде, но потом их в тюрьму не сажают, и они спокойно ходят по улицам, то это означает, что государство отказалось от своего права на насилие. От монополии на насилие отказалось, передало непонятным каким-то гражданам, и государства в этом смысле нету. Всякие манипуляции с пенсиями, которые у нас постоянно проводят — накопительные сюда, накопительные сюда, это что означает? Что не будет у тебя пенсии. Ну, не будет, или она будет такой маленькой, что, как говорили про военную пенсию, на нее не умирали с голоду, потому что ее не хватало на спички.

Понимаете, вот что с этим делать? Это государство очень слабое, вот в этом смысле оно очень плохо свои функции выполняет, и функции защиты, и функции поддержки слабых, очень плохо выполняет, почти не выполняет. Что с этим делать? Вы знаете, как при ответе на любой вопрос, что делать с любой проблемой, первый шаг, возможно, самый тяжелый, самый неприятный, но неизбежный, — это осознание проблемы. Вы должны осознать реальность, вы не можете жить в мире иллюзий, то есть если вы живете в мире иллюзий, то вы потом столкнетесь с реальностью и мало не покажется. Понимаете, вот мало не покажется. Реальность не нанималась быть приятной. Но если вы хотите решить проблему, в которую вы попали, то вы должны видеть мир во всей его жестокости, той, в которой он есть.

Знаете, если у вас, не дай бог, тяжелая болезнь, то у вас есть шанс вылечиться, только если вы поймете, что у вас есть эта болезнь, если вы поймете, что да, у вас страшная болезнь. У вас страшная болезнь, и тогда, с этим пониманием, вы имеете шанс на спасение. А если вы будете закрывать глаза, если вы будете говорить — нет, ничего нет, это мне показалось, это я просто съел чего-то и так далее, ну, значит, вы умрете, и умрете быстро, что делать. Вот реальность, она такая.

Вот с государством это тоже надо понять. Надо понять, что очень высоки шансы, что тебя никто не будет защищать. То есть, что, например, ты положил деньги в банк, а банк тебе их не отдаст, и тебе ходить потом жаловаться бессмысленно, они их тебе все равно не отдадут. Нет, может быть, отдадут, но может быть, не отдадут, лучше ошибиться в эту сторону, понимаете. И пенсия, на которую ты, хоть и не добровольно, а через все эти медицинские пенсионные отчисления, откладывал всю жизнь, этой пенсии тоже, возможно, не будет, и лечить тебя, возможно, не будут. То есть, возможно, тебя не оставят на улице, а по «скорой» тебя куда-то привезут, но то лечение, которое там будет, лучше, может быть, умереть по дороге, чтобы не мучиться. Вот это надо осознать, это первый и принципиальный шаг. И если вы это осознаете, тогда надо готовиться к этой ситуации. Вот так, как готовятся к плохой погоде люди, живущие на земле, крестьяне, например, люди, занимающиеся сельским хозяйством, они готовятся к плохой погоде. Как готовится к плохой погоде человек, который, не знаю, пошел на байдарке куда-то, он понимает, что здесь будет сейчас ливень, шторм и так далее, он готовится, надо готовиться.

Как готовиться? Надо инвестировать в себя. В себя надо инвестировать, понимаете. Не в государственные бумаги, накопления и так далее, а в себя, в свои навыки, в навыки детей. Дети, может быть, помогут, дети многим помогают, своим родителям, в смысле. Тоже по-разному складывается, но тут есть шанс. Тут есть шанс, и вообще, это осмысленно, вкладывать в детей. Даже не только прагматическая вещь, это осмысленная вещь, вкладывать в детей. Вкладывать в образование, в собственные навыки и так далее, и вот тогда есть шанс.

Один мой приятель, вполне себе гуманитарный человек, при советской власти, получил диплом тракториста. Я ему говорю: «Слушай, на кой тебе диплом тракториста?». Он говорит: «Я в лагере не пропаду». Я не пропаду в лагере! И это правильная стратегия, понимаете. Не обязательно вам на тракториста учиться, но это правильная стратегия. Когда во время Великой Отечественной войны миллионы людей, миллионы наших граждан, без всякой своей вины, между прочим, были переселены в другие зоны страны, когда вывозили, кто-то сам уходил добровольно, опасался немцев, кого-то просто вывозили, и вот людей вывезли в эвакуацию. Вы знаете, что им ничего не дали? У них не было ни пособий, ни продуктов, ничего вообще. Их вот просто перекинули туда, потому что государство не смогло защитить свою территорию и их не смогло защитить, а дальше живите, как хотите. И кто выжил? У кого навыки были, кто мог жить сам. Поэтому, с учетом того, какое у нас государство, надо вкладывать в себя, и надо быть готовым перейти на полное самообеспечение. Полное самообеспечение, оно, конечно, в условиях плохого государства тяжелее, чем в условиях отсутствия государства вообще, но времена не выбирают. Мы живем вот в это время, в этой стране, с этим государством. Но это очевидные вещи.

А вот есть вещь менее очевидная, но не менее важная. Есть еще одна функция государства, принципиально важная, — это обеспечение высокой самооценки человека. Вы знаете, вообще главная цель нашей жизни, на самом деле… Вот если бы меня спросили, какая главная цель, ради чего, к чему человек стремится всегда? Он стремится ко многому, к любви, к деньгам, к власти, к статусу, ко всему, но главное, что за всем этим стоит, это высокая самооценка. Люди хотят себя уважать, себя, вот лично себя. А что значит себя уважать, что значит, к себе хорошо относиться? Это к себе, как к индивидуальности, к тому, что под кожей, как говорили древние философы. Окей, но это еще к себе, как к члену групп разных. Семья, у меня хорошая семья, вот это очень важный фактор самооценки, самосознания. Этим люди гордятся или, наоборот, стыдятся, переживают, у меня нет семьи, у меня плохая семья и так далее, хорошие дети, плохие дети и так далее.

Но есть еще и самооценка, очень важная вещь, идентичности, соответственно, самооценка на уровне принадлежности к большим группам. Понимаете, вот если человека спрашивают, есть такой тест, называется тест Куна, когда человека спрашивают: «Ты кто? Кто ты?». Ответь на вопрос, кто ты. И вот ты отвечаешь, первый раз, второй, обычно 20 раз спрашивается. Так вот обычно человек начинает с больших групп, к которым он принадлежит. Он говорит: я мужчина, я психолог, я еще кто-то такой, то есть вот это очень важно. На самом деле, вот эти верхние группы — это принципиальная часть нашего самоощущения. И эти группы, к которым мы принадлежим, они тоже должны быть позитивными. Ведь если я говорю о себе — я психолог, или коллеги на Дожде говорят — мы журналисты, то это, и то, и то, должно быть позитивным, понимаете. Это не то, что вот да, я журналист, потому что у меня профессии нет, или я психолог, у меня профессии нет. Ну, что делать, так вышло, такое у меня несчастье, что я психолог. Вот нет, это плохо. Хорошо, когда я говорю: «Я психолог, и я горжусь этим», классно быть психологом или классно быть журналистом. Если человек говорит: «Я татарин», то опять же, он может считать, что он татарин, и это плохо, ему не повезло, что он татарин, а может считать, что он татарин, и это здорово, это великий народ, еще что-то такое и так далее. То есть, должна быть позитивная идентичность.

И то же самое относительно гражданской нации. Я француз, я американец, я китаец, вот это должно быть, человек хочет, чтобы это было позитивным для него. Человек хочет гордиться своей страной, это нормальное чувство, это никакие не ушибленные патриоты, это нормальное человеческое желание — гордиться своей страной, гордиться принадлежностью к этой стране и так далее. К своей, у нас Россия, у кого-то своя там.

И понимаете, любое государство, оно старается, чтобы люди гордились своей страной, чтобы была у них вот эта идентичность позитивная, они стараются. Как стараются? Двумя способами. Во-первых, они говорят — ты хозяин, ты хозяин страны, вот ты главный, это, собственно, твоя страна, ты здесь все решаешь, ты самый главный, ты гражданин. И это, между прочим, работает, еще как работает. Это работает даже тогда, когда людям не нравится то, что происходит в их стране…. Вот сейчас всем моим знакомым американцам крайне не нравится, что они избрали Трампа, у меня нет ни одного знакомого, который бы голосовал за Трампа, все против. Но они же говорят, да мы же этого гада вообще, да мы же в следующий раз да никогда и так далее, они выходят на эти митинги. Я — хозяин страны, президент плохой — страна хорошая.

Или, например, я помню, когда только Клинтона избрали, я говорил, у меня так сложилось, что у меня было общение с офицерами Соединенных Штатов, просто знакомые были, они его ненавидели, они все его ненавидели, потому что он не воевал во Вьетнаме, то ли «откосил», то ли что-то, он еще что-то, он поддерживал гомосексуалов в армии. Они его ненавидели просто! А мы их, естественно, пытались подначивать, а что делать, он же у вас верховный главнокомандующий? Да, говорят, пока он верховный главнокомандующий, мы ему подчиняемся, но в следующий раз мы все выйдем, и жены, и дети, мы никогда не допустим, чтобы этот дезертир и так далее. Отлично, они допустили, но не важно, у них было ощущение, что они хозяева страны. Это первый путь, которым государство формирует позитивную идентичность.

Второй — это достижения. Продолжительность жизни, свобода, образование, лучшие в мире зубные врачи, не знаю, все что угодно. Наше государство, в отличие от безопасности и помощи, этим занимается очень сильно. Даже больше, чем все остальные, по крайней мере западные, государства точно, вообще, мне кажется, чем большинство государств. Оно старается, чтобы люди, подданные, гордились государством. Но каким образом? Про участие, про то, что ты хозяин, это забудь. Как сказала одна важная телевизионная дама, у нас раньше был президент, а теперь вождь. Значит, от членов племени, вожди обычно у племен, у дикарей, от членов племени не требуется участия или соучастия в принятии решений, наоборот, это криминал, от членов племени требуется восторг и лояльность. А дальше все, есть вождь, вот он тебе все и сделает. Ну, отлично.

А хорошая ли мы страна? Вот тут нам рассказывают постоянно, какие мы хорошие. Мы крутые, у нас все вообще замечательно, мы самые сильные, Русский мир вообще наступает и так далее. И при этом чаще всего они говорят неправду или врут, если по-простому. Потому что, смотрите, вот они говорят — успехи Русского мира. Отлично, успехи Русского мира. Союзники отпадают, Казахстан, Азербайджан, Молдавия переходят на латиницу, вообще все переходят на латиницу, Сербия переходит на латиницу, число людей, говорящих по-русски, каждый год падает, есть статистика, в конце концов, а они говорят — нет, мы все время побеждаем.

Они говорят, какие у нас классные ракеты, гордись русским оружием. Ну, а что мы знаем про ракеты? Мы знаем, что они падают, потому что теперь это не скрыть, мы знаем, что замечательный танк «Армата» застрял на Красной площади во время парада. Говорят, это человеческий фактор, говорят, парень там не на ту кнопку нажал, очень может быть, я не знаю, но я не знаю ничего про танк «Армата» кроме того, что он застрял на Красной площади, просто больше ничего не знаю. Говорят, что наши всякие там бойцы, они самые крутые и так далее. Вот было боестолкновение американцев с этой, якобы частной военной компанией Вагнера, разгромили в пыль. Опять же, может быть, это не показатель, но я ничего другого не знаю, слава богу, других столкновений не было, но мы это не проверим никогда. То есть они, в общем-то, говорят неправду про то, какие мы хорошие.

Это не значит, что у нас нет хорошего, у нас масса вообще хорошего есть, но, в общем, динамика не радует по большинству наших позитивных моментов, динамика далеко не радует, и они врут. Причем когда они врут, верят ли им люди? Кто-то скажет, конечно, верят, вот посмотри, 86% или сколько там, за вождя, все хорошо. А с другой стороны, понимаете, на вопрос, верят или не верят, нельзя ответить однозначно, вот нельзя. Нельзя сказать люблю — не люблю, на самом деле. Всегда люблю, а в этом «люблю» есть элемент опасения, раздражения, это всегда так, человеческие чувства амбивалентны, и человеческие реакции всегда амбивалентны, то есть противоречивы. И поэтому нельзя сказать, верят — не верят, чему-то верят, чему-то не верят. Самое удивительное, «они», те, кто формирует это представление у нас, они сами знают, что они говорят неправду, что замечательно совершенно.

Губернатор Московской области Воробьев тут недавно выступал по поводу свалок и объяснял, как он вообще борется за то, чтобы эту проблему решить. Я, кстати, не исключаю, что он действительно борется, действительно старается, наверное. Но он что сказал, он сказал, мы сейчас ставим технику, на свалку какую-то, которая там газоперерабатывает, съедает, я не знаю, что она там делает, эта техника, немецкую, ставим, говорит, немецкую технику, теперь будет хорошо. Подожди, а не ты, или твои коллеги по начальствующему классу России, рассказываете нам каждый день, что в Европе кризис, все плохо, все рушится, а у нас наоборот все хорошо? Почему же ты не сказал, что у нас сейчас стоит немецкая техника, мы ее выкинем к черту, потому что это хлам весь, а поставим сработанную в Туле, вот это да, вот это класс. Нет, он сказал сделанная немецкая техника, потому что все понимают, что евроремонт — это хороший ремонт. Я даже видел объявление — еврохимчистка. Видимо, еврохимчистка — это химчистка, которая чистит, которая отчищает, а другая не отчищает. Так что они действительно так думают.

А теперь, что делать нам-то в этой ситуации? Здесь есть три варианта действий. Можно верить, можно реально верить, как все круто, как все замечательно и так далее. Можно верить. И ты будешь гордиться, и ты будешь счастлив. Только это, знаете, на что похоже? Это похоже на наркоманию, потому что вот тот мир, в котором мы такие крутые, и в котором так все замечательно, это не настоящий мир, это придуманный мир. Это Земля плоская, стоит на трех китах, бандеровцы скоро на нас нападут и будут штурмовать Кремль, англичане отравили Ивана Грозного, ну и все вот это, жуть идет, шведская военщина пытается взять реванш за поражение под Полтавой, и поэтому шведы поддерживают санкции против России. Вот эта вся ахинея, понимаете, это наркоман. Вот наркоман не может жить в реальном мире, в реальном мире ему плохо, тяжело, больно и так далее, наркоман идет к скорой и мучительной смерти, от того, как он живет в иллюзорном мире, от того, какой он делает иллюзорный мир.

Те наши с вами соотечественники, которые вот живут в этом иллюзорном мире, они тоже, не в физическом плане, в психологическом плане, в социальном плане, они идут к скорой и мучительной смерти. Это наркомания, это болезнь, это болезнь страшная, на самом деле. Кстати, ее преодоления тоже требует прежде всего силы воли, прежде всего силы такой личностной, человеческой, надо понять, что мир не такой. Мир вовсе не такой, как тебе рассказывают, он куда более тяжелый, куда более жестокий. Юнг говорил — мир жесток и ужасен, и потому прекрасен. Вот надо научиться жить в этом жестоком, ужасном и прекрасном мире. Значит, первое — это поверить. Вот мы говорим, что делать в ответ на вот эту всю массированную такую пропаганду, да, верить, но это смерть, на самом деле.

Второе. Можно вообще на это наплевать, можно уйти в такую эмиграцию. Можно сказать — да мне плевать на это государство, мне плевать вообще на них на всех, я вообще про это не думаю. Я сторонник церкви Летающего Макаронного Монстра, у меня другие идентичности. Или я радиолюбитель, филателист или креативная архаика вот эта, ходят ребята в средневековых одеждах с мечами, играют во что-то и так далее. Ну, это вариант. Но, понимаете, это вариант не очень хороший, потому что для человека вот эта часть идентичности, вот это желание быть хозяином своей страны, желание управлять своей жизнью, оно естественно вполне. Оно вполне естественно, люди бунтуют, когда этого нет. Даже эффективные авторитарные режимы, чилийский режим у Пиночета, режимы южнокорейских генералов, когда вроде бы все хорошо, они все хорошо делают, они выдерживают лет пятнадцать спокойствия, максимум, а дальше люди бунтуют, дальше люди начинают восставать, потому что это человеку надо.

Окей, что делать таким людям, как мы, которые не хотят верить в то, что Земля плоская, которые не хотят уходить в поклонников церкви Летающего Макаронного Монстра, которые хотят быть хозяевами своей страны, и в общем, хотят, чтобы она была хорошей, хотят гордиться ею, в конечном счете. Что нам делать? Во-первых, хорошего пути нет, легкого, в смысле, пути нет, но более-менее понятно. Понимаете, они хотят лишить нас вот этой страны. Они хотят, чтобы мы, во-первых, не различали государство и страну. А это надо различать. Надо различать, государство временно, страна вечна. Но самое главное вот что: они хотят, чтобы мы ничего не делали. Значит, мы должны делать. Кто-то строит свое государство, сам строит, вот на руинах, которые есть сегодня, несмотря на сопротивление и подавление со стороны государства, он строит это государство. Так, когда создавался Израиль, так вели сельскохозяйственные работы под огнем. Вот с той стороны обстреливали, а здесь продолжали сеять, сады закладывать и так далее, веря в то, что будущее настанет. И оно настало, в конечном счете.

Любая, как мне кажется, политическая активность, она не бессмысленна. Она бессмысленна с точки зрения краткосрочных результатов. Вот что мы должны, мне кажется, понять, что у нас не может быть быстрого результата, надо рассчитывать на очень длинный путь. Надо изменить шкалу временную, вот ее надо изменить, не надо жить выборными циклами. И в этом смысле политическая активность исключительно важна, потому что она готовит новое государство, она готовит базу нового государства, она готовит людей нового государства.

Но не всем близка вот эта общественная деятельность, она не всем близка на самом деле. Вот что делать, если нет? Вы знаете, нынешнее государство хочет, чтобы мы осознавали собственную ничтожность, чтобы мы были холопами, чтобы у нас не было чувства собственного достоинства. Вот мы, в сравнении с начальством, мы должны быть ничтожны, мы должны осознавать свое ничтожество, даже ничтожество собственной жизни в сравнении с ним. Недаром же эти «орлы» выражали соболезнование президенту, когда погибли люди в Кузбассе. Они выражают соболезнования президенту, он, оказывается, главный пострадавший!

Вот раз они хотят, чтобы мы чувствовали себя униженными, мы должны бороться за чувство собственного достоинства. И не надо их особенно бояться. Дело в том, что очень многие вещи они делают не для того, чтобы их действительно выполнять, а чтобы мы просто боялись. Вот они принимают идиотский закон, ну совершенно идиотский закон, помните, они пытались запретить кружевные трусики? Вот как, интересно, они собирались это имплементировать, как они собирались проверять, не нарушает ли кто-нибудь закон? Я себе, конечно, представляю себе дружинников, которые бы проверяли это у девушек, особенно у симпатичных, но как-то трудно себе это представить. Есть масса вещей, которые они запрещают просто для того, чтобы мы испугались. Ну, а что тогда делать? Надо сопротивляться. Должно быть моральное сопротивление, оно осмысленно всегда.

Вы знаете, вот у меня есть личный опыт, поэтому я, мне кажется, имею право про это говорить. Когда они приняли закон, запрещающий сравнивать гитлеровский войска и сталинские, я просто однажды написал, банальную вещь, что «Смерш» и «СС» отличались только формой. Тогда был принят закон, запрещающий делать такие сравнения. Когда закон был принят, подписан президентом и вступил в силу, я опубликовал статью, где говорил, ребята, я вот ровно нарушаю то, что вы запрещаете, я говорю то, что вы запрещаете говорить, вот список моих утверждений. А дальше, пожалуйста, я нарушил закон, а за это там до пяти лет тюрьмы, сейчас вообще не помню, я нарушил этот закон, давайте, вперед, мяч на вашей стороне, я жду встречи в суде. Вы знаете, что случилось? Ничего не случилось. Они решили, что им дороже связываться. А совсем недавно парень один, наверняка Дождь про это рассказывал, я думаю, что слушатели это знают, парень один из Сочи, мне лично не знакомый, опубликовал у себя картинки, изображающие Иисуса Христа на спортивных снарядах. Мне не нравятся такие картинки, я атеист вообще, но мне не нравятся насмешки над такими символами, вот лично мне не нравятся. Но парня за эти картинки потащили в суд, признали виновным, правда, не посадили, проявили гуманизм, дали 50 тысяч штрафа. Я опубликовал у себя эти картинки, призвал других делать репост, говоря, что давайте, пускай у них будет не один виновный, а тысячи. У меня было несколько сот перепостов, и потом еще вторично, то есть несколько тысяч человек это сделали. И когда его судили в суде второй инстанции, то об этом знал и судья, об этом сказал адвокат: «Что вы будет делать, если вы утвердите этот приговор?», и они отступили. Они боятся, на самом деле, они нас боятся больше, чем мы боимся их. Значительно больше.

И вот, знаете, мне кажется, что крайне важно для каждого из нас, крайне важно не поддаваться вот этому какому-то наглому давлению, наглому шантажу со стороны государства, таком человеческому, психологическому шантажу. Надо стараться сохранять чувство собственного достоинства, а значит — не верить, не бояться и не просить. Великий австрийский психотерапевт, Виктор Франкл, он создал очень оптимистическую психотерапевтическую теорию, терапию смысла. А создал он ее не в кабинете, создал он ее, когда был заключенным в Освенциме. Вот он говорил, что сохранение чувства собственного достоинства осмысленно даже в момент казни. А у нас с вами не казнь, у нас еще жизнь впереди, и мы это государство переживем. Я в этом уверен. Спасибо.