5 октября, по сообщениям ФСИН, вышел из голодовки Олег Сенцов. Как он сообщает сам в записке из тюрьмы, «в связи с критическим состоянием моего здоровья, а также начавшимися патологическими изменениями во внутренних органах, в самое ближайшее время ко мне запланировано применение принудительного кормления». Поэтому Сенцов вынужденно, как он говорит, прекращает голодовку с 6 октября. Обсудили решение режиссера и итоги голодовки с адвокатом Сенцова Дмитрием Динзе.
Дмитрий, добрый вечер!
Да, добрый вечер.
Я так понимаю, что вы сегодня виделись, да, с Олегом Сенцовым. Расскажите, пожалуйста, что вы еще можете рассказать.
С утра мы с ним виделись где-то часов в 11, где-то в районе пяти или четырех с половиной часов мы с ним провели вместе. Он, соответственно, при встрече озвучил свою позицию относительно голодовки. Уход с голодовки ― это вынужденная мера, которая была навязана ему врачами Лабытнангской городской больницы, куда его вывезли.
Вот эта фотография последняя, которая фигурировала на официальных сайтах ФСИН, где Олега сфотографировали, как указывается, с его непосредственного согласия, ― это была последняя диспансеризация. В рамках этой диспансеризации осматривали его врачи различных специальностей, сделали ему УЗИ внутренних органов. УЗИ показало, что у него развилась ишемическая болезнь сердца, соответственно, начала распадаться печень на фоне голодовки, проблемы с кишечником, желудком и забиты почки полностью, возможен отказ одной из почек, как ему указали врачи.
В связи с этим наступила угроза жизни его и здоровью, и поэтому врачи поставили ему условие: либо уважаемый Олег Сенцов едет для, скажем, приема реанимационных мероприятий в отношении него и остается в больнице, либо он покидает больницу, и, соответственно, решается вопрос о снятии его с голодовки. Они хотели его еще в тот день оставить в реанимации и, соответственно, за ним понаблюдать. Олег чудом их уговорил, чтобы они отправили его обратно в колонию, в медицинскую часть колонии.
И, соответственно, ему безапелляционно сказали: «Парень, ты либо будешь привязан, как овощ, к кровати, мы тебе трубку вставим куда надо, а то и не одну трубку, и ты будешь лежать и получать соответствующее лечение. И пока ты не выздоровеешь или мы тебя каким-то образом не исправим и не выведем из голодовки, это будет под нашим непосредственным присмотром и в рамках наших полномочий. Либо ты самостоятельно примешь такое решение, и тогда мы не будем тебя ни в какие реанимации класть, не будем из тебя делать овоща и не будем тебя привязывать к кровати и принудительно тебя кормить».
Соответственно, Олега поставили перед сложным выбором: сопротивляться врачам, и таким образом они бы ему кололи какие-нибудь успокоительные средства, может быть, говорили бы о его невменяемом состоянии, психической и психологической нестабильности, либо Олег, так скажем, спокойно, в рабочем порядке уходит с голодовки.
И он принял решение в своем письме о том, что он уходит с голодовки, и уходит с голодовки он принудительно. А так бы он еще остался на голодовке и, соответственно, продолжил бы свою борьбу. И он в письме указывает, конечно, о том, что он очень переживает по этому поводу и просит у тех людей, надежды которых он не оправдал, прощения.
Да-да-да, этим заканчивается его записка.
Да, записка этим заканчивается.
Насколько я знаю, там пресс-релизы были ФСИН России относительно того, что спасибо мне как адвокату, но я, конечно, служу России, но не до такой степени, как отвечают истинные солдаты и, так скажем, борцы за путинский режим. Но в то же самое время я бы хотел указать, что их пресс-релиз, как некоторые говорят, был достаточно рано сделан, где-то в 09:56, еще до того, как я у Олега был. Этих пресс-релизов было три штуки, одни говорят: «Он еще неделю назад ушел с голодовки, сейчас он выходит из нее», либо «Он выходит с сегодняшнего дня с голодовки» и так далее. Они сами запутались в своих показаниях, как, собственно говоря, и ранее со шпилями своими.
Исходя из этого, я бы хотел добавить следующее. Они каким-то образом, конечно, узнали у Олега, если это была действительно правда, о том, что он всё-таки намерен выйти из голодовки, и разместили эту информацию на свой страх и риск, думая, что Олег, так скажем, будет держаться своего намерения. Либо, так скажем, врачи слили им эту информацию, о чем они разговаривали с Олегом, нарушив врачебную тайну относительно общения с пациентом. И третий вариант у меня, как всегда, как обычно, ― это нас подслушивают наши спецслужбы, когда мы общаемся с Олегом, потому что буквально как только я вышел, пошла информация, началась она, так скажем…
Я просто хочу немножко разобраться в тайминге, чтобы было понятнее, как всё и когда, в какой момент происходило. Значит, собственно, оставить его в реанимации и разговор с врачами ― он был когда?
На этой неделе, по-моему… Олег, честно говоря, не отслеживает это время, потому что у него ни часов там, ничего нет, сложно ему отследить время.
Это было на этой неделе.
Да.
Вот эта фотография, о которой вы говорите, ее многие видели, она на этой неделе была сделана. В этот момент ему, собственно, предложили остаться в реанимации и вот поставили врачи перед этим выбором.
Перед фактом.
Перед фактом скорее, чем перед выбором.
Да.
Олег сказал, что он подумает, да, примет к сведению. Так, я понимаю?
Олег сказал, что он подумает, примет к сведению, но, кроме всего прочего, что он примет к сведению, он еще с ними начал торговаться, потому что они вообще не хотели с ним вести переговоры. Они хотели его в этот же день оставить в больнице, приковать к кровати и начать его кормить принудительно, соответственно, вкалывать ему всякие успокаивающие препараты. Потому что они уже посчитали, что он не отдает отчет своим действиям, так как он уже как самоубийца действует. Соответственно, нормальный человек таким образом поступать не может, как они посчитали.
Понятно.
И они ему сказали: «Да, ты уже не владеешь, так скажем, своим психологическим состоянием, поэтому мы за тебя будем принимать решения».
Это, собственно, то, что он и пишет в записке тоже.
Да.
Вот как ему, собственно, объясняли, что с ним будет происходить и на каких основаниях.
Соответственно, сегодня утром появилась информация из ФСИН. При этом вы со своим клиентом еще не встречались в этот момент?
Я не знаю, честно говоря, тайминг я не отслеживал, честно вам могу сказать, тайминг я не отслеживал, когда что происходило, потому что вот как я вышел из колонии, я сделал репортаж, соответственно, по этому вопросу, дал интервью. Я сейчас не прекращаю давать интервью, мне просто некогда.
Я понимаю, естественно.
Поэтому по таймингу ― если это было раньше 11 часов, то, соответственно, служба ФСИН, не колонийская, кстати, служба, не колонии, а центральный аппарат, насколько я понимаю, выдавал информацию, да.
Да, да. Я так понимаю, что это было до 11 утра. Где-то в пол-одиннадцатого, если я правильно понимаю, появилась эта… То есть на самом деле появилась в каком-то виде еще чуть раньше и уже вот на агентства легла примерно в 10:20, что ли, может быть, в 10:30, примерно в это время.
Теперь я хочу у вас спросить, как нам воспринимать этот выход? То есть почему он происходит, вы объяснили. Вопрос, что дальше. На этом что? Эта борьба как бы заканчивается или это какая-то запятая? Соответственно, сейчас Олег будет приходить в себя, а потом что? Он вернется обратно в режим голодовки? Или нет? Есть ли какое-то понимание плана?
Сейчас понимания плана нет, потому что Олег себя достаточно плохо чувствует. У него только единственный день сегодня с утра не болело сердце. Все остальные дни он просыпался с постоянной болью в сердце и, соответственно, с разными болевыми симптомами во внутренних органах. Только сегодня у него было более-менее нормальное состояние, и он, соответственно, все четыре с половиной часа или пять часов он со мной работал. Я ему привез новые материалы и так далее, и так далее.
Сейчас встает вопрос, выйдет ли он из голодовки вообще в принципе.
Да?
Потому что у него уже пошли необратимые изменения в организме.
В смысле сможет ли он из нее выйти?
Да-да, абсолютно верно.
Потому что желание, я так понимаю, он уже своё продекларировал, готовность.
Он его продекларирует завтра с утра, да.
Он сегодня о нем объявил, завтра начнется выход.
Да, завтра начнется выход. Плана по выходу из голодовки нет, врачи сами еще этот план не составили. Соответственно, уйдут где-то выходные дни на то, чтобы как-то определиться с его окончательным состоянием и возможностью выхода из этой голодовки, потому что, как он мне рассказал, в этой колонии какое-то время назад голодал один заключенный. Я не знаю причину, что, как, Олег просто знает об этом факте.
Он три месяца был на голодовке и так же выходил, как и Олег, с голодовки спустя три месяца. Его так же поддерживали, как и Олега, он так же на медицинской части был, но не смог выйти из голодовки. У него обострилось резко заболевание сердца, и он просто-напросто от заболевания сердца умер. У Олега такая же примерно ситуация. Сможет ли он пережить выход из голодовки, пока еще неизвестно, врачи не дают никаких гарантий. В принципе, по процентному соотношению 50/50, выйдет он из голодовки или нет.
Мы, естественно, будем ждать хороших новостей в этом смысле и желаем ему удачного выхода из голодовки. Я так понимаю, что планы на после выхода из голодовки пока строить бессмысленно, но как вы сами, как его адвокат, понимаете эту ситуацию? Что, с вашей точки зрения, ― мы всё-таки надеемся, рассчитываем на то, что всё с его здоровьем будет в относительном порядке, ― будет потом?
Сейчас пока Олег будет выходить из голодовки, я не знаю, то ли удачно, то ли неудачно, или фатально, или не фатально. Пока еще неизвестно. Я со своей стороны, скорее всего, в ближайшее время встречусь с различными представителями иностранных государств для того, чтобы прояснить ту ситуацию, которую напечатали в «Новой газете», возможен ли обмен его, так скажем, на граждан России, которые находятся в Америке.
Речь идет о Буте, Бутиной.
Да.
И еще там третья фамилия была упомянута, сейчас просто вылетела. Да.
Да. Это был такой заход спецслужб для того, чтобы озвучить свои, может быть, намерения, так скажем, через журналиста «Новой газеты» относительно того, чтобы этих трех лиц каким-то образом обменять на Сенцова, и это возможно. Но официальная пока сторона, конечно, говорит, что это невозможно. Ни МИД это не подтвердил, ни американская сторона. Но в то же самое время я, например, от представителей в Крыму, так скажем, крымско-татарских представителей узнал, что, в принципе, это возможно и такие переговоры ведутся. Для меня это тоже было сюрпризом.
Я хочу сейчас разобраться в этой ситуации, и если это возможно, то я попрошу, наверно, этих представителей, с которыми я буду встречаться, это осуществить.
И еще один вопрос, который, конечно, в этой связи я не могу вам не задать. Просто, действительно, в последнюю, я бы сказал, неделю, недели две, может быть, даже особенно отчетливо в последнюю неделю возникло это ощущение у тех, кто следит за этой ситуацией, что переговоры, все переговоры об обмене Сенцова на кого-нибудь еще закончились ничем, провалом, по сути, что это так и не удалось.
На самом деле это довольно длинный, долгий был процесс, в котором лично участвовали лидеры стран, Ангела Меркель, Эммануэль Макрон, Путин, разумеется, вместе с ним они это обсуждали. И так или иначе договориться не удалось. Соответственно, есть ли связь между выходом из голодовки и тем нашим общим пониманием, что эти переговоры ни к чему не привели?
Нет, на самом деле никакой связи в этом нет вообще в принципе, потому что Олег хотел продолжать голодовку. Здесь только исключительно состояние здоровья, напор врачей гражданской больницы, которые его поставили перед фактом. Так скажем, всё в комплексе его вынудило к тому, что он принял решение уйти с голодовки.
А так бы он сейчас на ней остался. Собственно говоря, сколько бы ему осталось? Я не знаю. Но еще бы месяц поголодал, и всё. Потому что уже органические изменения внутренних органов начались, здесь осталось уже недолго. Поэтому врачи, так скажем, взбрыкнули в его сторону. А так бы просто фатальные последствия наступили через какое-то время, я думаю, не больше месяца еще бы оставалось.
Фото: Михаил Почуев / ТАСС