«Мы знали, что шла война. Но не до такой степени». Интервью Тимура Олевского с пленным автослесарем из Адыгеи, который оказался в танке «ЛНР». Полная версия

— Я с вашего позволения задам вам несколько вопросов, сотрудники разрешили мне это сделать. Единственное, я хочу, чтобы вы обратили внимание — это ни в коем случае не допрос, и если на какие-то вопросы, которые я задам, вы не захотите отвечать — не отвечайте, это ваше право. Скажите, как вас представить?

—  Гаджиев Руслан Джубалаевич, 1973 года рождения, 10 февраля, уроженец Российской Федерации.

— При каких обстоятельствах вы были задержаны, вы можете рассказать?

— У нас было столкновение с украинскими военными, в котором мой танк подбили, и меня взяли в плен.

— Как вы оказались в плену?

— До этого мы перегоняли колонну в Брянку из города Красный Луч. В Брянке мы переночевали, нам дали приказ перевезти эту колонну в село Саженское, что мы и сделали. А утром нам объявили другой приказ — как провести колонну по степям, в какое место выстрелить и в какое место удалиться. Когда мы выехали в это место стрелять, нас, можно сказать, расстреляли в упор.

— Когда это происходило, вы помните, в какой день?

— Это было 25 января.

— То есть, совсем недавно. Кто-то погиб в этой колонне?

— Да. Мой экипаж — полностью. Еще четыре танка, стоявшие впереди — полностью погибли.

— С остальными что стало?

— Я не видел, что происходило сзади меня, я был оглушен.

— Из кого состоял ваш экипаж?

— Из командира, наводчика и водителя-механика.

— Они граждане России или Украины, вы не знаете?

— Командира я узнал буквально за три часа до выступления, наводчика я знал чуть побольше, он был из Красного Дона.

— То есть у вас экипаж был неслаженный?

— Абсолютно.

— Вы управляли танком?

— Да.

— Вы где-то учились им управлять?

— Нет

— Тогда следует уточнить — чьи это были танки, вы понимали? Вы можете рассказать, как вы думаете, что это были за танки?

— Я не думаю, я знаю. Это были танки Российской Федерации, потому что их ровно месяц назад, может быть чуть больше, перегнали из города Донецка (здесь имеется в виду Донецк Ростовской области — Дождь) между Донецком и Ростовом, их перегоняли ребята, с которыми я был.

— То есть вы это знаете с их слов? Они вам об этом рассказывали?

— Да.

— А как вы вообще оказались в Украине?

— В Украине я оказался через город Ростов-на-Дону, я приехал туда из Краснодара, скажем так, отдыхать.

— Расскажите тогда эту историю.

— Мы с другом пили спиртное в гараже. Сосед уснул, нам стало мало. Мы взяли его машину, и поехали за спиртным. Буквально минут через десять нас арестовали ростовские полицейские.

Нас привезли в камеру. Я в ней просидел дней 12. После этого меня вызвали и предложили: либо поехать на две недели в город Донецк Российской Федерации, где стоит колонна, которую нужно отмыть от солидола (плотная смазка, ею покрывается техника, находящаяся на длительном хранении для защиты от коррозии — Дождь). Либо грозит от полутора до двух лет тюрьмы. Я согласился, и еще два человека из этой камеры.

Мы поехали в Донецк. Когда прибыли, этой колонны там не было. Стояла одна машина военного типа ГАЗ-66. Нам сообщили, что колонна ушла в Красный Луч. Еще через полтора часа за нами приехал человек со стороны Украины. Посадили в «уазик», и отвезли в Красный Луч.

— У вас была возможность на территории России, например, в Донецке, сбежать?

— Была, но никто не думал, что все настолько серьезно. Нам даже отдали паспорта в Донецке.

— Вы выезжали со своими документами?

— Да.

— Деньги какие-то обещали, что-то еще?

— Нет, просто закрыть дело.

— Вам в обмен на свободу предложили отмыть колонну от солидола, а кто именно это вам предложил?

— Фамилию я не знаю, но это был майор в полицейской форме. Это было в городе Ростове.

— Это был следственный изолятор, ОВД?

— Нас туда привезли пьяными, темно было. Но позже это были обычные камеры.

— Уголовное дело или ваше задержание было оформлено документально, в тот момент, когда вы находились в камере?

— Допрос был.

— Был протокол, вы его подписывали?

— Да.

— То есть ваше присутствие в этой камере должно быть зафиксировано в документах? В правоохранительных органах Российской Федерации?

— Просто был допрос. Я рассказал, как я попал в эту машину, и в этом протоколе я расписался.

— Номер дела, что-нибудь похожее, вам давали?

— Нет.

— Вам предоставляли адвоката?

— Нет.

— Вы не разговаривали с адвокатом? Ни разу за эти 12 дней?

— Нет.

— Вы требовали адвоката?

— Нам сначала объясняли, что мы сидим просто на сутках (административный арест до 15 суток по КоАП РФ — Дождь). Потом, когда нам предложили ехать отмывать колонну, нам объяснили, что это не сутки, а заводится уголовное дело.

— Вам удалось связаться с родными и близкими?

— Нет.

— Не было такой возможности?

— В России — нет. А здесь, на Украине я уже связывался с женой, сказал, что я состою в ремонтной бригаде и что через две-три недели буду дома. Она сказала, чтобы я ехал немедленно.

— Когда вы находились на территории Украины, среди людей, которые перегоняли эту танковую колонну, у вас было понимание, когда вы можете оставить эту работу и уйти? Вам объяснили начало и конец ваших действий?

— Нам сказали, что 14 дней. Две недели, и все. А по истечении двух недель — точнее, мы даже раньше обратились —  попросили вернуть нас в Россию. Нам сказали, что сейчас военное положение, и не только мы не можем вернуться. Даже те, кто служит по контракту, не могут уйти в увольнение.

— Вам говорили о присутствии контрактников российской армии?

— Нет, контрактники — кто подписывал контракт.

— С кем?

— С командиром батальона, с Луганском. Точно не знаю.

— Кому-то платили деньги?

— Тем, кто подписал контракт. Нам контракта не предоставляли.

— Вы сталкивались с российскими военными?

— То, что они выходцы из России, да. А служат они или не служат от России здесь, я не знаю.

— Вам как-нибудь пояснили, откуда эти танки взялись?

— Нам рассказали, что их перегоняют с полигона из-под Ростова на полигон Красный Луч. Для чего это делалось, никому не объясняли, да и никому это не надо было знать. А потом все и так поняли, куда эти танки идут.

— Они были с боекомплектом?

— Нет, пустые.

— Предполагалось, что потом в них другой экипаж сядет?

— Да. Ребята, которые перегоняли их, не должны были воевать. В дальнейшем они на них остались. Им сказать перегнать танки в батальон, и все. И заниматься обслуживанием этих танков. В дальнейшем они так и остались на них механиками-водителями.

— Как этот батальон назывался?

— «Август».

— Кто командир батальона?

— Как зовут командира батальона — никто не знает.  Позывной у него «Пчела».

— Вы до того, как вашу колонну расстреляли, встречали украинскую армию?

— Нет.

— Что рассказывают про украинскую армию?

— Что силовики обстреливают окраины города Донецка, и еще одного города, название которого я забыл. Естественно, задевают мирных жителей, школы, детские сады.

— До момента, когда вы поехали танковой колонной, вы настоящие бои видели?

— Нет.

— Следователи описали как-то вашу дальнейшую судьбу? Предложили что-то? Рассказали, что с вами дальше будет?

— Нет, ничего.

— Надеетесь ли вы на обмен? Хотите ли, чтобы вас обменяли?

— Я бы хотел, но я не надеюсь.

— Здесь у вас есть адвокат?

— Да, с момента, как меня привезли в СБУ.

— Расскажите, как вас задерживали?

— Я плохо помню этот момент. Я знаю, что была команда вылезти из танка, что я и сделал, и лечь в углубление. Потом погрузка в БМП. Привезли, не знаю куда. Я ничего не понимал, дня два, наверное. А потом только понял, что произошло.

— Таким способом, как попали вы в Украину, в вашем окружении сколько было человек?

— Со мной — трое, все из одного места.

— Если бы вы встретили офицера, который вас сюда отправил — если я правильно понимаю, это было офицер российских правоохранительных органов — вы бы узнали его?

— Да, конечно.

— Как вы думаете, ваша жизнь в опасности?

— Я не знаю.

— Вы вообще что-то знали о войне в Украине до того, как сюда попали?

— Я знал, что здесь война, но до такой степени, чтобы в поле шли бои — нет. Я знал, что война здесь — это обстрел с большой дистанции. Но так, чтобы в поле, одни против других, в 50 метрах друг от друга, стрелять из гранатометов и из пушек — в России такого представления не было.

— Когда вы въехали в Украину?

— 23 декабря. До 20 января мы обслуживали танки.

— Как происходит материально-техническое обеспечение танков? Запчасти откуда привозят? Бензин откуда берется?

— Запчасти никто не привозит, там есть танки в нерабочем состоянии. С них снимаются запчасти и ставятся на другой танк. А солярку привозят обыкновенные бензовозы.

— Почему вы уверены, что это именно российские танки?

— Потому что нам ребята рассказывали, которые их перегоняли.

— Вам известно, откуда и когда в танках появился боекомплект?

— Нет.

— Вы кроме своих танков видели какое-то другое вооружение?

— Это БМП, БТР, САУшки (самоходные артиллерийские установки — Дождь), зенитные установки. К САУшкам мы ходили за ключами, было время ознакомиться.

— А кто САУ обслуживал, кто эти люди?

— Нас туда пускали только в редких случаях — что-то взять или что-то отнести.

— Где вы жили, в каких условиях?

— Старые склады, в них стояли ящики, на них лежали доски, поверх — матрасы с одеялами. Ели мы в обыкновенной столовой, прямо на этой базе, где наш батальон стоял. Мы ходили туда сами три раза в день. По базе мы передвигались свободно, но за пределы территории выйти не могли — там стоял конвой, все было заминировано свето-шумовыми минами. Мы не раз наблюдали, как они срабатывают.

— На кого они срабатывали?

— На все, что угодно, даже на собаку.

— У вас была возможность подписать контракт?

— Нам не давали, только тем, кто официально сам пришел туда и попросился служить. Им выдавали удостоверения, нам — нет. Они получали зарплату, 360 долларов в месяц.

— А остальные люди, кто с вами служил — кто-нибудь вам рассказывал, откуда он?

— Отовсюду. Из Красного Луча, из Красного Дона, по деревням. Даже есть из Киева, некоторые аж с Урала. Всех национальностей.

— Были люди, которые хотели оттуда уйти?

— Да, как правило, они ждали зарплаты, писали рапорт и уходили.

— И можно было уйти без проблем?

— Более или менее хороших специалистов не отпускали, уговаривали. А кто приходил туда чисто водку попить три месяца — тех выгоняли.

— Как следователь квалифицирует ваши действия?

— Причастность к террористической группировке.

— Вы себя чувствуете человеком, причастным к террористической группировке?

— Если я участвовал в бою, то конечно.

— Вы себя чувствуете виноватым?

— Очень.

— Почему? Вы же не стреляли.

— Не стрелял. Но я вел танк, на котором находилась пушка и два пулемета. Вполне достаточно, чтобы чувствовать себя виноватым.