«Это ложь. У меня есть доказательства»: уволенная за чтение стихов Введенского и Хармса учительница обратилась к директору школы

Здравствуйте. Меня зовут Анна Монгайт, это программа «Женщины сверху», и сегодня у нас интервью с человеком, с которым мы давно уже очень хотели поговорить. Это Серафима Сапрыкина, учитель, педагог, с чьего поста с Facebook начался на самом деле большой, фактически всероссийский скандал.

В конце декабря 2021 года директор гимназии 168 Центрального района Санкт-Петербурга (это школа у Лавры), Лебедева Светлана Андреевна, возраст за 80 лет, директорствует уже 30 лет и уходить совершенно не намерена, вызвала меня, Сапрыкину Серафиму Олеговну, работающую в должности педагога-организатора, и с пугающе искаженным гневом лицом приказала мне уволиться, так как я читала десятиклассникам стихи, цитирую, «врагов народа» и «пособников фашистов» Введенского Александра Ивановича и Хармса Даниила Ивановича. Эти люди, по выражению директора, были заслуженно схвачены НКВД и умучены за свои «преступления», и их стихи можно обсуждать только «на ваших богемных кухнях».

Серафима Сапрыкина, главная героиня этой истории, сегодня с нами на связи. Серафима, здравствуйте.

Здравствуйте. На самом деле об этой ситуации я меньше всего хотела бы говорить, потому что это уже принесло своеобразные негативные плоды в мою жизнь.

Я хотела прояснить всё то, что является сейчас темой для спекуляций на самом деле. Очень многое вокруг вашей судьбы придумано, и мне кажется, что очень важно расставить все точки над i.

Скажите, пожалуйста, почему вы уволились? Как вы объясняете это себе и объясняете это вовне?

Потому что, смотрите, вот люди говорят, она сама уволилась, чего вы ее жалеете, человек сам принял решение. Но представьте себя все, кто меня сейчас слышит, на моем месте, когда вам на работе говорят, условно, уходи по-хорошему, иначе придется по-плохому.

Вы такие герои, чтобы ходить потом на работу каждый день? И каждый день будет войной, и каждый день будут искать какие-то против вас, какие-то новые и новые выговоры вам будут влеплять, и в итоге уволят по статье.

Да, конечно, я сама. Я сама написала заявление об увольнении, через десять дней после этого разговора. Я бы не уходила оттуда, потому что мне там очень нравилось.

Руководство школы потом объясняло, что вы действовали в несоответствии какому-то школьному плану.

Это ложь.

Расскажите, как обстояли дела.

Расскажу, конечно. У меня есть доказательства, если кто-то захочет в Facebook, например, мой зайти, он открыт, пожалуйста, я там выложила доказательства того, что это ложь. Потому что неделя, посвященная защитникам, героям России и уроки мужества, соответственно, проходили в неделю с шестого декабря по двенадцатое декабря, которую я благополучно провела на больничном по COVID. У меня есть с Госуслуг об этом доказательства, что я проболела ковидом всю эту «героическую» неделю. Это нужная вещь, рассказывать детям о войне, о патриотизме.

Сам урок я провела на неделе, посвященной творчеству Федора Михайловича Достоевского. У него юбилей, и я решила, что со своей стороны тоже хочу провести, это была моя инициатива. Я пришла к завучу и говорю, вот вы знаете, что капитан Лебядкин, в смысле, я немного осведомлена об обэриутах, и я знаю, что капитан Лебядкин, герой романа «Бесы» Достоевского, они считали его, так шуточно или не шуточно, своим предшественником. Понятно, что капитан Лебядкин выдуманное существо, писал стихи Достоевский, как первый поэт-авангардист.

Я решила вот с такой стороны подойти к изучению Достоевского, с которой дети еще не знакомы. И собственно, я говорила о Достоевском пол-урока и о личности капитана Лебядкина, мы читали эти стихи, очень смеялись. Таракан попал в стакан, полный мухоедства — ну это же удивительно. А потом обэриуты, такое ощущение, что будто подхватили эту традицию, я рассказывала об этом.

А в конце урока, да, я сказала, что трое из них погибли молодыми. Я не говорила как, я сказала только, что вот, к сожалению, трое из них погибли молодыми, Заболоцкий превратился в другого поэта, я вам сейчас вот почитаю стихи. И мы читали Олейникова, Заболоцкого, Хармса не читали много, но говорили о нем.

И под конец, да, мы читали стихотворение Введенского, потому что это десятиклассники, они уже там изучают Достоевского, понимаете, герои Достоевского, это же очень часто кто — убийца, Соня Мармеладова, профессию ее вспомним, Свидригайлова-педофила вспомним, и много-много другого, то есть дети к шок-контенту, который производит русская литература, вполне себе готовы.

И стихотворение Введенского совершенно никаким образом, не знаю, никого не подвергнет депрессии, это точно, больше чем Достоевский вряд ли. Но меня обвинили, что в этом стихотворении какие-то призывы к суициду…

Шестого декабря, день рождения Александра Ивановича Введенского, я детям говорила, что вот его день рождения будет, давайте по этому поводу, собственно, флэшмоб и устроим с чтением его стихов. Они такие — да, конечно, да. Дети вообще веселые ребята и с ними приятно иметь дело, они очень умные, очень свободные и думают своей головой, в отличие от многих, к сожалению, взрослых.

Итак, я выложила, я была на больничном по COVID, и к сожалению, я выложила шестого декабря видео, где мы с ребятами читаем Введенского. А шестое декабря — день памяти защитников Отечества. Это, может быть, я зря, конечно, вот именно в этот день, урок-то проходил не в этот день, а неделей раньше, даже раньше, чем неделей раньше. А я вот в день рождения Введенского, такая вот, выложила это видео.

Директор была в отпуске все это время, и я работала себе дальше, и все было хорошо. Классный руководитель сказал: да, прикольно. Дети сказали: ну, конечно, сложные стихи, но типа интересные, спасибо, что вы нам их показали. Я говорю: не за что, дети, на то я и веду внеклассное чтение.

А 17 декабря директор вышла из своего отпуска и стала решать вопросы, и вызвала меня сразу «на ковер», и сказала всё, что я в посте писала, от первого до последнего слова правда, я никогда от этого не откажусь, всё, что она говорила мне.

Про врагов народа и про пособников фашистов.

Да, это правда. И про Хармса она так говорила, а теперь она утверждает, что это ее любимый писатель. Но это неправда, понимаете, это ложь, это всё ложь. Просто никто в таком не хочет признаваться.

Тут есть несколько вопросов, которые люди задают и на которые нужно ответить, вы на некоторые из них уже отвечали на самом деле. Значит, один вопрос — почему вы рассказали об этом через месяц после случившегося?

Я не понимаю, почему бы не прочесть мой пост исходный, ведь там есть ответы на все эти вопросы, помилуйте. Ведь я же написала, я же призналась, расписалась в своей трусости и в своем малодушии. Я написала о том, что я думала, что мне нужно искать другую работу, мне нужно кормить ребенка, и поэтому я предполагала, что если я это всё выскажу, то получу то, что сейчас получаю. Правда, я не думала, что в таких объемах, но все же.

И я просто пошла в другую школу работать, но я поняла, что уже работать не могу, потому что я крайне деморализована эти инцидентом. Мне было страшно, мне было стыдно, я не знала просто покоя. Душа моя не знала покоя, пока я все-таки не решилась и не рассказала об этом, а полтора месяца я сидела и боялась. Да, я сидела и боялась.

Если я не ошибаюсь, директор потом рассказывала, что якобы к ней обратились родители учеников, которые были чем-то недовольны, стихотворением о смерти, как она говорила.

Знаете, это вполне может быть. Почему нет? Это ведь, понимаете, Введенский не леденец на палочке, чтобы быть сладким и прекрасным. Может быть, кому-то из родителей действительно не очень понравилось вот это стихотворение, всё нормально, это может быть. Да, вполне, почему нет.

Но директор мне не говорила ни про каких родителей, она сказала, что вот она лично считает, что вот это враги и пособники. Мне не говорили про родителей. Мне дети пишут в соцсетях, и другие разные медиа связались с детьми, если почитать о том, что дети говорят об этом уроке и обо мне, то можно составить свое впечатление о том, что там происходило.

Депутат Боярский, если я не ошибаюсь, выступил почти сразу после вашего поста с разоблачительным сообщением, что вы не педагог, а библиотекарь, я запомнила.

Вот это да, представляете! Я же написала, что я педагог-организатор. Какой я библиотекарь, у меня нет библиотечного образования, я не была заведующей библиотекой, 0,25 ставки библиотекаря это мне директор прибавила, чтобы я могла литературной какой-то деятельностью заниматься на самом деле.

А даже если бы я была не педагог, а какой-то библиотекарь? А что у нас библиотекари, извините, не ученые люди? Это очень прекрасные люди, которые очень много чего знают, мне было бы не стыдно совершенно быть библиотекарем. Но я и не библиотекарь, дело в том, понимаете, в чем дело.

У меня есть диплом о профессиональной переподготовке, где написано, что я педагог дополнительного образования детей и взрослых, поэтому должность педагога-организатора я вполне могла занимать. Ну раз меня взяли на эту должность, Светлана Андреевна посчитала возможным меня взять на эту должность, она меня звала. Все документы у меня есть, документы о высшем образовании, не педагогическом, но потом я прошла переподготовку и могла вполне себе быть не учителем.

Не надо «учительница, учительница», я никакая не учительница. Мне так нравится, мы ее сейчас разоблачим, никакая она не учительница. Я не учительница, я не библиотекарь, я педагог-организатор, то есть тот человек, который отвечает за мероприятия в школе. Вот я и провела мероприятие.

Мне кажется, это исчерпывающе. Скажите, пожалуйста, а вот еще одна тема для спекуляций, о том, что вы часто увольнялись из школ, где вы работали.

Это неправда.

Ответьте людям, которые считают, что это повод для претензий, скажем так.

Вы знаете, в чем дело, раньше было принято, что знак качества, если у тебя в трудовой книжке одна запись. Очень многие люди этим гордятся, что как пришла, так и работаю. Моя мама, например, такая. Но сейчас мир меняется, и молодые педагоги, в том числе, да и в принципе молодые люди ищут, где им удобнее. Это если раньше было некомфортно людям работать на какой-то должности, но они все равно работали на ней, мучились, не уходили, что вот именно не портить трудовую книжку.

Я этого не понимаю. У нас очень многие педагоги имеют записей по пять о разных школах, это нормально, что человек ищет себе место, где он пригодится. К тому же, я хочу сказать, что в первой школе, в которой я работала, я работала четыре года. Это о чем-то говорит?

Мне звонили, мне звонили из органов, из комитета по образованию. Мне звонила такая вот женщина и говорит: «Серафима, ну что же вы в самом деле, мы сейчас вам найдем другую работу, в школе то есть, вот тут одна школа готова вас принять. Только, пожалуйста, давайте мы сейчас корреспондента пошлем к вам своего, а вы ему скажете, что всего этого не было, вы все это наврали от обиды, а мы вас устроим на работу за это».

А что вы ей ответили?

Нет.

Я считаю, абсолютно правильно. Вы знаете, да, что в гимназии сейчас проводится проверка? Я прочла об этом…

Я уже прочла, извините, как вице-губернатор сходила к моему директору, два часа с ней там разговаривала. Директор ее обаяла, потому что безумно обаятельная женщина, прекрасно выглядит и всегда так улыбается, когда хочет улыбаться, когда нужно улыбаться. Я прекрасно понимаю, что они нашли общий язык, посидели две женщины, поговорили.

Но я считаю, какая это странная проверка, которая не спросила меня ни о чем. С той стороны никаких запросов на коммуникацию не поступало.

То есть только предложение опровергнуть ваши слова, по сути, это единственное, что было?

Да. Они посидели с директором, попили чай, при всем уважении, после этого они решили, что я всё, с первого слова до последнего, соврала.

Я сейчас хочу обратиться к Светлане Андреевне Лебедевой, если вы не против.

Конечно.

Светлана Андреевна, дорогая, я уважаю ваш опыт, уважаю ваш возраст, но мы с вами знаем правду. Я знаю правду, и вы знаете правду, и с этой правдой каждой из нас жить. Я очень призываю вас изменить отношение к сталинским репрессиям, изменить отношение к невинно осужденным. Вас вот приглашают, например, в музей ГУЛАГа в Москву, может, вы в отпуск съездите? Потому что ведь это же ненормально все это, вы же понимаете.

Я знаю правду, вы знаете правду, еще два человека знают правду, которые там присутствовали, но они будут молчать, они будут молчать непробиваемо.

Как вы считаете, почему ваша личная история получила такой резонанс? Ну буквально на следующий день уже после публикации уже Кремль начал…

Я подозреваю, из-за вот такой вот скоростной абсолютно развития ситуации очень многие меня стали подозревать, я в принципе сама бы начала, наверное, что-то подозревать, что это был сговор изначально.

С кем сговор?

Что я сговорилась, смотрите, там разные версии, либо я сговорилась с Западом, и они платят мне деньги. Я не вижу этих денег, я уже бы и от Запада приняла, но денег никаких нет.

С каким-то условным Западом, то есть с каким-то гипотетическим Западом?

Какой-то Запад, короче, решил меня сделать рупором антироссийским. Хотя, господи, я обожаю свою страну и никогда из нее не уеду, что бы со мной ни сделали здесь.

Так, а кто еще?

Потом какие-то украинские ситуации. Дело в том, что двое суток мой Facebook, ВКонтакте и Instagram были полностью открыты для комментариев вообще всех людей, я дала площадку людям высказаться, в том числе, и обо мне. Пожалуйста, я действительно не ангел, и как вы видите, обладаю довольно-таки упрямым характером. Я такого нрава, и я этим горжусь. Меня мама такой растила, мама говорила: не врать, и я сыну говорю: не врать. Если бы я промолчала, это было бы враньем.

Так вот мне украинские какие-то там, если честно, я не очень понимаю, но в общем как-то мне с Украины заплатили. Еще подозревали, что я с Вишневским Борисом, замечательным человеком, что вот с ним мы это придумали всю историю.

С депутатом петербургского заксобрания, да?

Да. Замечательный человек, он мне очень помог. Очень справедливый, очень вдумчивый и очень благородный. Настоящий мужчина. Хотя я не люблю эти определения, но тут оно работает.

Но факт остается фактом, действительно огромный резонанс, Кремль комментировал уже на следующий день, и быстро очень отреагировал министр образования.

Я, кстати, очень благодарна, я хочу сказать спасибо Кремлю, потому что я думала, что будут более жесткие высказывания. Я очень благодарна на самом деле Кремлю, который сказал, что давайте разберемся, давайте мы попробуем услышать обе стороны, потому что я думала, что в мою пользу они ничего не скажут. Но нет, сказали, справедливо, я считаю, поступили.

Министр образования призвал пересмотреть ваше дело и восстановить вас на работе.

Я этого не хочу.

Я думаю, что все эти проверки это последствия как раз его высказывания, скорее всего.

Да. Дело в том, мне очень нравится, за меня меня женили называется. Нужно вернуть ее в гимназию — говорит министр. Я в гимназию не хочу возвращаться. Но они все равно проводят проверку на тему того, не вернуть ли меня в гимназию, в которую я не хочу возвращаться. А потом они решают, не поговорив даже со мной, что нет, меня нельзя возвращать в гимназию, в которую я не хочу возвращаться. Такая история.

Но я понимаю Кремль, конечно… Господи, честное слово, скажи мне неделю назад, что я буду говорить: Кремль, Кремль, я бы, наверное, умерла со страху.

Но действительно история вызывающая, и их реакция в целом понятна. Никто не может остаться равнодушным в такой ситуации.

Скажите, пожалуйста, но вы собираетесь в принципе продолжать преподавать, хотите ли вы дальше работать в школе? Может быть, в какой-то другой, идеальной, не знаю? И что такое идеальная тогда?

Идеальная школа в идеальном мире? Нет, понимаете, в чем дело, нет, я не собираюсь работать. Если в частной школе разве какой-нибудь пригодятся мои навыки и мое знание современной, в том числе, литературы, но мне никто не предлагал. Знаете, очень многие обиделись, прямо обиделись, они говорят: вот теперь она найдет такую работу, ее теперь директором сделают, она теперь на этом хайпе просто тысячу миллионов заработает.

На самом деле нет, никто мне не предлагал никакую работу. Мало того, я сходила вчера на собеседование в один музей очень уважаемый петербургский, я очень хотела там работать, меня туда пригласили еще до этой истории. Но когда я туда пришла, они сказали: «Не-не, мы, конечно, на вашей стороне, но мы все-таки не возьмем не себя такую ответственность вас принять на работу. До свидания».

Как вообще вы дальше собираетесь строить свою карьеру? С одной стороны, у вас репутация человека все-таки, на мой взгляд, человека честного и правдоруба, с другой стороны, так активно пытались вас дискредитировать, что, наверное, будет достаточно трудно.

Я понимаю. И что же мне теперь, как говорит мой друг, в землю закопаться? Нет, вы знаете, я очень сильный человек. Когда мне в седьмом классе девочки объявили бойкот и издевались надо мной, поверьте, если я это пережила, больше мне ничего не страшно.

Как ваши близкие и родные, поддержали ли вас? Не говорили ли вам — зачем ты написала, лучше бы сидела тихо и так далее.

Мамочка моя, конечно, говорит: Сим, ну что ты, ну вот надо было тебе… Но с другой стороны, говорит, я тебя знаю, я тебя такой воспитывала, и я тобой горжусь. Мама моя гордится мной, а я горжусь ею.

Трудно ли вам будет сейчас финансово, пока нет этой постоянной работы, как вообще вы справляетесь?

У меня есть муж, он работает на заводе. Он такой человек тоже далекий от искусства, скорее он политикой больше увлекается. Ну, в принципе он какие-то деньги зарабатывает, конечно, на этом своем заводе.

Плюс у меня есть удаленная работа, я корректор в газете «Вести Стрельны», чем тоже очень горжусь, потому что у меня совершенно потрясающий коллектив, и Константин Петрович Чернэуцану, мой главный редактор, отреагировал на всю эту историю, скажем так, с юмором. Я полагала, вдруг он меня тоже уволит, все-таки это муниципальное СМИ, но он мне сказал: «Серафима, что ты вот затеяла, дура?», но увольнять не стал.

И еще вот сейчас есть какие-то предложения о работе, которые вообще не связаны с этой историей, это удаленка, копирайтер, такие штуки. Я сейчас тестовые задания выполняю, посмотрим, что из этого выйдет.

Как вы вообще для себя объясняете происходящее? Почему это стало, для нас это общий вопрос, почему в принципе это стало возможным, подобная дискуссия?

Повод Введенского и Хармса открывает нам двери вообще в историю репрессий и прочего происходящего, несправедливостей прочих происходящих, и поэтому каждый человек, видимо, принял это на свой счет.

Поскольку как я в свое время полтора месяца сидела и молчала, разговаривала со своей совестью, так вероятно и каждый теперь поговорил сам с собой и решил, как он к этому относится, вот к репрессиям, одобряет, не одобряет, верит, не верит, что это за Сапрыкина такая, она страшная уголовница-убийца или она какой-то прямо невероятный герой и знамя. Я ни тем, ни другим, кстати, не хочу являться и не являюсь. Пусть вот теперь люди думают каждый и отвечает за себя.

Но вообще вы разочарованы или нет?

Я не очаровывалась. Я не такой идеалист, я уже не в том возрасте. Я не очаровывалась, я не думала, что сейчас… Я знала, что это повредит мне. Я знала. Я знала, что начнут копать в прошлом, но я, правда, не думала…

Я думала, найдут какие-нибудь мои фотографии, где я там, может, сигарету курю, когда мне там восемнадцать лет было, была страсть такая. Я думала, сейчас начнут шерстить, с кем я обнимаюсь на фотографиях, что у меня с мужьями, что у меня вот такое происходит. Я думала, что больше личную жизнь будут затрагивать, я не думала, что вот прямо настолько все будет плохо.

Ну и что теперь? Ну хорошо, я жду стука в дверь, пусть приходят, забирают.

А за что? За что вас забирать?

Я не знаю, за что. Если надо, тем, кому надо, придут и заберут. И я пойду. А из своей страны я никуда не уеду.

Александр Введенский «Мне жалко, что я не зверь».

Мне жалко, что я не зверь,

бегающий по синей дорожке,

говорящий себе поверь,

а другому себе подожди немножко,

мы выйдем с собой погулять в лес

для рассмотрения ничтожных листьев.

Мне жалко, что я не звезда,

бегающая по небосводу,

в поисках точного гнезда

она находит себя и пустую земную воду,

никто не слыхал, чтобы звезда издавала скрип,

ее назначенье ободрять собственным молчанием рыб.

Еще есть у меня претензия,

что я не ковер, не гортензия.

Мне жалко, что я не крыша,

распадающаяся постепенно,

которую дождь размачивает,

у которой смерть не мгновенна.

Мне не нравится, что я смертен,

мне жалко, что я неточен.

Многим многим лучше, поверьте,

частица дня единица ночи.

Мне жалко, что я не орел,

перелетающий вершины и вершины,

которому на ум взбрел

человек, наблюдающий аршины.

Мы сядем с тобою ветер,

на этот камушек смерти.

Мне жалко, что я не чаша,

мне не нравится, что я не жалость.

Мне жалко, что я не роща,

которая листьями вооружалась.

Мне трудно, что я с минутами,

меня они страшно запутали.

Мне невероятно обидно,

что меня по-настоящему видно.

Еще есть у меня претензия,

что я не ковер, не гортензия.

Мне страшно, что я двигаюсь

не так, как жуки жуки,

как бабочки и коляски,

и как жуки пауки.

Мне страшно, что я двигаюсь

непохоже на червяка

червяк прорывает в земле норы,
заводя с землей разговоры.
Земля где твои дела,
говорит ей холодный червяк,
а земля распоряжаясь покойниками,
может быть в ответ молчит,
она знает что все не так.
Мне трудно что я с минутами,
они меня страшно запутали.
Мне страшно что я не трава трава,
мне страшно что я не свеча.
Мне жалко что я не свеча трава,
на это я отвечал,
и мигом качаются дерева.
Мне страшно что я при взгляде
на две одинаковые вещи
не замечаю что они различны,
что каждая живет однажды.
Мне страшно что я при взгляде
на две одинаковые вещи
не вижу что они усердно
стараются быть похожими.
Я вижу искаженный мир,
я слышу шепот заглушенных лир,
и тут за кончик буквы взяв,
я поднимаю слово шкаф,
теперь я ставлю шкаф на место,
он вещества крутое тесто.
Мне не нравится что я смертен,
мне жалко что я не точен,
многим многим лучше, поверьте,
частица дня единица ночи.
Еще есть у меня претензия,
что я не ковер, не гортензия.
Мы выйдем с собой погулять в лес
для рассмотрения ничтожных листьев,
мне жалко что на этих листьях
я не увижу незаметных слов,
называющихся случай, называющихся
бессмертие, называющихся вид основ.
Мне жалко что я не орел,
перелетающий вершины и вершины,
которому на ум взбрел
человек, наблюдающий аршины.
Мне страшно что всё приходит в ветхость,
и я по сравнению с этим не редкость.
Мы сядем с тобою ветер
на этот камушек смерти.
Кругом как свеча возрастает трава,
и мигом качаются дерева.
Мне жалко что я семя,
мне страшно что я не тучность.
Червяк ползет за всеми,
он несет однозвучность.
Мне страшно что я неизвестность,
мне жалко что я не огонь.

Фото: Facebook / Серафима Сапрыкина