Курс «Возвращение государства». Лекция 14. Екатерина Шульман. «Приручение СМИ. От плюрализма к пропаганде»

Согласно популярной фразе неизвестного автора, но, кажется, восходящей к одному из тезисов американского философа и политолога Ноама Хомски, авторитарные режимы прошлого для поддержания своей устойчивости опирались на 80 процентов на насилие и на 20 процентов на пропаганду, а неоавторитарные режимы XXI века на 80 процентов опираются на пропаганду и на 20 процентов — на насилие. Без сомнения, это прогресс.

Что такое пропаганда, которая является совершенно необходимой для успешного функционирования режимов промежуточного типа, имитирующих значительное количество демократических институтов и процессов, но при этом не являющихся полноценными демократиями? Нет ни одного режима этого типа, который не старался бы контролировать публичную сферу и средства массовой информации. Для чего это нужно? Ответ кажется самоочевидным: для того чтобы говорить хорошее о себе, для того чтобы производить позитивное впечатление на внешнюю и внутреннюю аудиторию, для того чтобы не допускать никакой негативной информации.

На самом деле ситуация несколько сложнее: контроль над средствами массовой информации необходим не для того, что в быту называют враньем, а для того, чтобы формировать то, что называется дискурсом, чтобы контролировать то, как люди видят реальность. В современном мире, действительно, перцепция реальности в основном формируется средствами массовой информации. Тот, кто контролирует их, в определенной степени контролирует реальность даже в большей степени, чем прямыми методами властвования в традиционной форме.

Что происходило в медийной сфере в России в течение двухтысячных годов? Наиболее распространенный ответ на этот вопрос будет звучать следующим образом: происходило ограничение или сворачивание свободы слова. В определенной степени это правда.

Сворачивание свободы слова

В течение двухтысячных годов государство стремилось (и успешно достигало этой цели) контролировать основные средства производства и донесения информационного контента. Делало оно это двумя путями. Во-первых, ужесточением законодательных норм. Во-вторых, экономическими методами, то есть контролем над рекламным рынком, над основными источниками дохода средств массовой информации и передавая более или менее насильственным или добровольным путем контроль над СМИ ассоциированным с государством владельцам или тем владельцам, чья лояльность не ставилась под сомнение. Одновременно с этим в те же самые годы происходил процесс скачкообразного технического прогресса.

Распространение интернета

О чем идет речь? Двухтысячные годы были в России годами появления, зарождения и распространения интернета, усиления его проникновения сначала в большие города, города-миллионники, потом в средние города, а потом и в села. К концу двухтысячных годов Россия — страна с очень высокой степенью интернет-покрытия, причем, еще раз повторюсь, это не только Москва и Санкт-Петербург.

К началу десятых разрыв в степени покрытия между главными городами и сельской местностью оказывается не так велик, как может показаться. Некоторый качественный скачок пришелся на середину двухтысячных, когда интернет стал не только широкополосным, но и мобильным. Вот в этот момент происходит качественный переход.

Первые интернет-СМИ, в том числе политические интернет-СМИ, зарождаются в России в последних годах девяностых, но в двухтысячных они становятся массовыми, они фактически подменяют собой печатную прессу.

Появляется такое явление, как социальные сети, которые, опять же к концу того периода, который мы с вами описываем, во многом становятся источником новостей для городского населения — и прежде всего для той молодежной страты, которая в меньшей степени стала смотреть телевизор.

К началу десятых основными поставщиками картины мира и новостной картины для жителя России являются телевизор и интернет. Говорить о том, что они находятся в отношениях борьбы друг с другом, что есть некий плохой, консервативный, государственный телевизор и хороший, свободный, либеральный интернет, было бы очень большим преувеличением и искажением картины: и телевизор не так прост, и интернет не так однозначен.

Контроль над телевидением

То, что происходило в двухтысячные годы с телевидением, не является таким уж прямолинейным процессом, хотя выглядит это как, в общем, последовательное ужесточение государственного контроля. Действительно, одной из первых заметных операций, одним из первых политических шагов новой администрации было знаменитое установление контроля над телекомпанией НТВ.

Это был достаточно длительный процесс, занявший более года, но, не вдаваясь в его подробности (это все очень хорошо задокументировано, журналисты любят писать о журналистах), закончился он тем, что единственный федеральный и при этом негосударственный канал в России перешел под контроль главного газового монополиста и под контроль тех людей, которые должны были проводить не просто лояльную, а сверхлояльную информационную политику.

Одновременно с этим в течение двухтысячных годов на телевизионном рынке нарастает конкуренция. Она не касается напрямую конкуренции в поставке новостного контента. Тем не менее конкуренция за зрителя ужесточается благодаря тому, что каналов становится больше и степень их покрытия также растет. Если на начало двухтысячных мы видим картину с тремя федеральными каналами-лидерами (ОРТ, РТР и НТВ), с которыми никто не может сравниться ни по рейтингу, ни по доле, то на начало десятых годов мы видим каналы с федеральным покрытием, но при этом не входящие в первую тройку, которые за счет успешных проектов могут достигать или даже превосходить результаты каналов первой тройки. Двухтысячные годы были среди прочего годами расцвета российской сериальной индустрии и вообще развлекательного контента.

Одновременно происходит довольно интересный процесс, который неочевиден, но его можно понять, если мы посмотрим на цифры, доли и рейтинги: к началу десятых потребитель телевизионной продукции начинает смотреть больше новостей, чем развлекательного контента.

Это довольно удивительная вещь. Телевизор удерживает зрителя за счет прежде всего сериалов. Они становятся базовым продуктом для любого телеканала. Они задают нормы, они задают эстетические категории, они во многом формируют в том числе и идеологическое поле.

Невозможно понять изменение общественных настроений в России, если мы не посмотрим на наиболее популярные сериалы и на то, как в их основных сюжетных линиях появляется все больше и больше представителей силовых структур: милиционеров или полицейских, разведчиков, чекистов и тому подобного рода людей. При этом сериалы и развлекательные программы, в первую очередь юмористические программы, — это действительно основной телевизионный продукт.

Но объем новостного вещания увеличивается, продолжительность новостных программ возрастает. Возникает явление политического ток-шоу, которое находится на промежуточном участке между информированием и entertainment’ом и тоже играет чрезвычайно важную роль в формировании представлений о норме, представлений о допустимой лексике, и, самое главное, представлений о важных приоритетных темах.

Конечно, звездный час этой тенденции будет в 2014 году, находящемся за пределами наших хронологических рамок. Люди все больше и больше будут обращаться к телевизору именно за новостями. Одновременно с этим, по социологическим данным, мы видим снижение доверия к тому, насколько добросовестно, честно и полно телевизор отражает новостную реальность. Эти две тенденции кажутся противоречащими друг другу. На самом деле ничего противоречивого в этом нет.

Голос государства

По данным Министерства печати, на 2012 год среднее количество времени, которое российский гражданин посвящает просмотру телевизора, составляет 3 часа 58 минут — это четыре часа в сутки. Цифра кажется совершенно невероятной. На начало двенадцатого года средний житель России проводит в интернете около часа в день.

Итак, по мере того, как телевизор становится все в большей и большей степени голосом государства, люди приходят к телевизионным новостям не для того, чтобы узнать правду. Они, еще раз повторю, все меньше и меньше доверяют телевизору. Из этого, кстати, не следует, что они доверяют новостям в интернете. Насколько можно судить по данным социологов, фокус доверия смещается, скорее, в сторону окружения в социальных сетях, то есть люди верят своим знакомым.

Итак, люди видят в телевизоре голос государства, голос власти и приходят не для того, чтобы узнать, слушают не для того, чтобы услышать то, что на самом деле происходит, а для того чтобы понять, что у власти на уме. Влияние государства в медиапространстве соотносится с влиянием государства во всех остальных сферах жизни. Поэтому вполне разумно, что людям надо знать, что такое сегодня у нас придумали, что завтра нам следует ожидать: скупать соль и спички, менять рубль на доллар или наоборот. Вот эта специфическая функция, как мне представляется, стала едва не основной функцией новостного вещания. К этому положению вещей мы пришли в 2012 году, и, еще раз повторюсь, во всем своем величии это явление расцвело в 2014 году и после.

Ужесточение законодательства

С точки зрения ужесточения норм, по которым действуют средства массовой информации, нужно отметить следующее: к 2000 году Российская Федерация подошла с одним из самых либеральных законов о средствах массовой информации. Основы, на которые опирается закон о печати, — это свобода слова, запрет на антигуманную пропаганду во всех ее проявлениях и запрет на цензуру, неприкосновенность частной жизни. Каким образом изменился закон о печати за эти годы? По каким линиям шли эти изменения? Их было две.

Первая — это изменения, вносимые в закон о печати как таковой. Например, первое ужесточение относительно права иностранных физических и юридических лиц владеть телеканалами было внесено в закон о печати еще в 2001 году. Другая линия поправок гораздо более распространенная — это внесение изменений в закон о печати в связи с другими законами: то есть это не ужесточение правил в сфере медиа напрямую, а это принятие законов, например, об экстремизме, о борьбе с пропагандой наркотиков, о защите детей от вредной и нехорошей информации, это внесение изменений в Уголовный кодекс, связанных с запретом на экстремизм, на всякого рода hate speech, язык ненависти. Против этого труднее возразить, поскольку это, очевидно, не введение цензуры напрямую. Кто же будет ратовать за то, чтобы в СМИ могли распространяться экстремистские заявления?

В области контроля над интернетом, над средствами массовой информации в интернете государство фактически не проявляло большой активности до 2011 года. Первые законодательные нормы, которые предписывают регистрацию сетевых СМИ, появляются в 2011 году. На самом деле к 2014 году, который был во многом переломным в отношениях между средствами массовой информации, государством и обществом, мы подошли уже, в общем, с готовой законодательной рамкой, которая позволяла, во-первых, Роскомнадзору, федеральному агентству по контролю за средствами массовой информации, выступать фактически спецслужбой в сфере СМИ и которая позволила прийти в СМИ и в интернет разнообразным борцам с экстремизмом.

Конец монополии на контент

Еще раз скажем о том, что к концу того периода, который мы описываем, говорить о том, что есть телевизор с одной идеологической направленностью и есть интернет с другой, было бы неправильно: и то, и другое на самом деле — средство донесения контента. Основной процесс двухтысячных — это постепенное разбивание монополии на контент. Новые технические средства делают почти каждого потенциальным производителем контента. Социальные сети, такое своеобразное и чисто российское явление, как русский «Живой Журнал» двухтысячных, приучили к регулярному говорению, к регулярному публичному комментированию довольно большое количество людей, просто грамотных людей, которые раньше этим не занимались.

Обратим внимание на следующую закономерность: любая социальная сеть, любая социальная платформа, куда в массовых количествах приходят русскоязычные пользователи, становится политической. «Живой Журнал», Live Journal, возник в Америке как платформа для подростков, которые там писали про свою удавшуюся или неудавшуюся личную жизнь. В России первыми пользователями русскоязычного «Живого Журнала» были филологи. Они задали довольно высокую планку того содержимого, которое там писалось, и уже через несколько лет, к середине двухтысячных, «Живой Журнал» стал одной из основных дискуссионных площадок в первую очередь для обсуждения общественно-политической проблематики.

«Фейсбук», созданный для еды и котиков, для детей и фотографий самих себя красивых. Туда пришли русскоязычные пользователи. Там первыми были не гуманитарные люди, а медийные люди, журналисты и редакторы, и он стал дискуссионной площадкой, опять же, прежде всего для политических тем.

«Инстаграм», картинки с подписями, вообще мало приспособленный для ведения какой бы то ни было дискуссии, тем не менее, как только его полюбили русскоязычные пользователи (а там первыми были чиновники, их дети и жены), становится источником новостей, площадкой для борьбы. Возникает специфическое явление кавказского «Инстаграма». Он становится поводом для расследований, поскольку члены семей высокопоставленных госслужащих публикуют там свои картинки, не понимая, что это является общественным достоянием. Исходя хотя бы из этого явления, мы можем видеть, как на самом деле высока потребность российского общества в публичной дискуссии на общественно значимые темы.