Курс «Возвращение государства». Лекция 10. Екатерина Шульман. «Не зарекайся. Суды и тюрьмы»

Среди претензий к российской политической системе чуть ли не главные — отсутствие независимого суда или независимой судебной системы. Действительно, если судить хотя бы по тому, что наша страна за прошедшие годы стала чемпионом по количеству обращений граждан в Европейский суд по правам человека и коммерческих структур в инстанции типа Высокого суда Лондона или Стокгольмского арбитража, очевидным образом и граждане, и экономические акторы ощущают недостаток эффективной судебной власти у себя на родине.

Среди тех претензий, которые предъявляются, называют обычно следующие. Суды принимают политически мотивированные решения; суды долго рассматривают дела, затягивают рассмотрение; количество оправдательных приговоров крайне низкое и постоянно снижается, то есть в суде практически невозможно быть оправданным; в России чрезвычайно велико население тюрем, то есть большинство наказаний связаны с лишением свободы; переполненные СИЗО.

Трансформация судебно-правовой системы

Что в этой сфере происходило в те годы, которые мы с вами описываем? Я бы выделила три не вполне совпадающих, но векторно показывающих в одну сторону процесса, свидетелем которых стали эти 12 лет, с 2000 до 2012 года.

Первое — это попытки государственной власти реформировать судебную и тюремную систему. Таких попыток было две. Первая — так называемая козаковская судебно-правовая реформа в начале 2000-х годов, связанная с именем тогдашнего заместителя главы администрации президента Дмитрия Козака. Вторая — так называемая медведевская либерализация, системные поправки в Уголовный и Уголовно-процессуальный кодекс, которые проводились администрацией президента Медведева.

Второе — это усиление спроса со стороны граждан на судебное разрешение споров. В течение 2000-х годов граждане пришли в суд для того, чтобы судиться друг с другом, для того, чтобы судиться с государственными структурами и коммерческими структурами. Так называемые хозяйствующие субъекты стали использовать судебный инструмент для разрешения своих споров. 2000-е годы — это расцвет российского арбитража.

И третий процесс — это привлечение общественного внимания к тому, что происходит в судах и в тюрьмах, снижение порога чувствительности к полицейскому насилию и тюремному насилию и появление организаций и медиаресурсов, которые посвящены освещению этой темы. То, что происходит в этих местах, перестало быть проблемой только тех, кто там непосредственно находится, стало предметом общественного интереса. Чувствительность граждан к этим темам стала повышаться.

Российский суд

Прежде чем описать чуть подробнее эти тенденции, посмотрим, что такое российский судебный корпус, кто такие судьи, которые принимают решения. На 2010 год всего в России правосудие осуществляло приблизительно 21 300 судей. Большинство этих людей являются судьями районных судов. В свою очередь, большинство из них женщины.

В российском судебном корпусе наблюдается довольно удивительный для других стран со схожими политическими режимами и схожей экономикой гендерный дисбаланс. Чем выше уровень суда — тем сильнее этот дисбаланс изменяется в сторону мужчин, но на уровне мировых и районных судов больше 60% судебного корпуса — это женщины. Может показаться, что это наследие советской власти, на это не совсем так. В 1990 году только 44% судей первой инстанции были женщинами. В течение 2000-х эта цифра выросла до 64, почти до 65%.

Также изменилась система рекрутирования судей. Все больший и больший процент судебного корпуса — это люди, ранее работавшие в аппаратах самих судов. На втором месте — люди, пришедшие из прокуратуры, из юридических служб государственных организаций. Достаточно небольшой процент судей рекрутируется из адвокатского корпуса. К чему это приводит, или, точнее говоря, что из этого следует? Обвинительный уклон, который совершенно несомненен в решениях российских судов, во многом объясняется тем, что те люди, которые являются судьями, происходят из структур обвинения: из прокуратуры или из следователей.

Действительно, процент обвинительных приговоров неизменно превышает 99. Почти никогда с 1998 года процент оправдательных приговоров не превышал 1%. Было два года, когда он чуть вышел за пределы 1% — 1,03–1,09. Это 2010 и 2011 года, следы той самой медведевской либерализации. Таким образом, кажется, что если вы приходите в суд, то вы неизбежно получите обвинительный приговор. Тем не менее эта статистика не совсем отражает действительность вот в каком смысле. Действительно, оправдательные приговоры в российской судебной системе запрещены, потому что судьи боятся апелляций и боятся отмены своих решений на более высоком уровне, а также боятся ссориться с прокуратурой, со стороной обвинения, из которой они во многом происходят. Поэтому распространены квазиоправдательные решения.

Решения такие во многом принимаются на начальном этапе. Достаточно большое количество заведенных дел не доходит до судов; распространена практика вынесения приговоров, не связанных с лишением свободы, либо таких, которые на сленге называются «дать по отсиженному»: то есть, человек получает столько, сколько он уже просидел в СИЗО. Ну и когда, например, назначается штраф вместо реального срока, то все понимают, что это фактически оправдательный приговор, хотя по форме он оправдательным не является. Кроме того, формой исправления этого тяжелого положения, сложившегося в течение 2000-х, стала практика регулярных амнистий. В Российской Федерации амнистия применяется не столько для улучшения положения осужденных, сколько для исправления следственных и судебных ошибок.

Это способ закрыть чрезвычайно большое количество дел, которые следователи завели, потому что они должны их заводить, которые судьи, что называется, проштамповали, потому что они боятся возражать следствию, но которые тем не менее система хочет как-то замести под ковер, убрать с глаз долой и потом не отвечать за эти судебные ошибки.

Таким образом система пытается как-то решить проблему перенаселения тюрем и перенаселения СИЗО. Действительно, если мы посмотрим на цифры, то мы видим, что количество осужденных снижается в эти годы. Кроме того, делаются попытки ввести наказания, не связанные с лишением свободы, и расширить их ассортимент. Как первая козаковская судебно-правовая реформа, так и уголовно-правовая либерализация 2010–2011 годов были связаны с внедрением этих наказаний, таких как обязательные работы, домашний арест. Плюс введение технических новаций типа электронных браслетов — все это имеет целью сократить население СИЗО. Тем не менее и обвинительный уклон, и склонность органов обвинения применять арест в качестве основной меры для удобства своей собственной работы — с этим сделать ничего не удалось ни одной из реформаторских волн, о которых мы с вами говорили.

Российская тюрьма

Что происходило в эти годы с самими тюрьмами и с системой управления ими? Выделение управления исполнения наказаний (ГУИН), будущего ФСИНа, из системы МВД и передача его под контроль гражданскому ведомству, то есть Министерству юстиции, происходило еще в ходе реформы 1998 года, то есть еще в 90-е годы.

После 2005 года была образована специальная федеральная служба исполнения наказаний, которая не подчиняется Министерству юстиции, но находится под его, скажем так, кураторством, под его патронатом. ФСИН — достаточно многочисленное и дорогое учреждение, на него тратится довольно много денег, и количество его сотрудников за эти годы постоянно росло и продолжает расти до сих пор. То есть в российской тюремной системе на одного заключенного приходится достаточное количество сотрудников ФСИН, чтобы общество могло ожидать более высокого качества тюремных услуг, чем оно видит.

К концу 2000-х годов все больший процент тюремного населения составляли рецидивисты. Таким образом, тюрьмы не только не выполняли свою исправительную функцию, но производили новых преступников, которых, собственно говоря, потом и забирали заново. Кроме того, одной из социально значимых функций мест лишения свободы за эти годы стало распространение по России туберкулеза. Тюрьмы и колонии стали некими гнездами, откуда эта страшная болезнь распространялась далее по России. Были попытки как-то исправить ситуацию, некоторое улучшение статистики к концу 2000-х мы наблюдаем, но тем не менее сама проблема не решена и не может быть решена, пока в тюрьмах, в колониях и в СИЗО находится столько людей и в таких условиях.

Общественный контроль

Говоря об общественном внимании и об общественном контроле над этой сферой, мы должны с вами упомянуть создание такой структуры, как ОНК, Общественная наблюдательная комиссия. Она была создана по федеральному закону 2008 года, который, с одной стороны, дал ей права на посещение мест лишения свободы, с другой стороны — ограничил возможности некоммерческих организаций в этой сфере.

Тем не менее ОНК стала достаточно значимым общественным явлением; те люди, которые в ней работали, получили имя и публичное присутствие, достаточное для того, чтобы привлекать внимание к тем злоупотреблениям, к тем, прямо скажем, преступлениям, которые в местах лишения свободы происходят. В 2000 году усилиями нижегородских правозащитников была создана другая организация — Комитет против пыток (с 2015 года он называется «Комитет по предотвращению пыток»). Эта структура поставила себе целью бороться с нарушением прав человека, нарушением прав заключенных и оказывать юридическую и медицинскую помощь жертвам пыток. Их первое дело, первое дело о полицейском насилии в России, одновременно стало случаем выплаты наиболее высокой компенсации Европейским судом по правам человека российскому гражданину.

Это было дело Алексея Михеева, которого задержали в 2000 году в Нижнем Новгороде, пытали его электрическим током, пытаясь выбить из него признание в совершении преступления, которое, как выяснилось впоследствии, он не совершал. Он прямо в наручниках выпрыгнул из окна ОВД, выжил, но остался инвалидом. ЕСПЧ в 2006 году вынес положительное решение по его жалобе, и Российская Федерация должна была выплатить ему 250 тысяч евро. С этого дела началась череда громких случаев, связанных как с насилием в полиции, так и с насилием в тюрьмах, когда Комитет против пыток, Общественная наблюдательная комиссия, Совет по правам человека при президенте каким-то образом могли повлиять на происходящее.

Почему это важно? Кроме очевидного факта, что это помогает тем людям, которые попадают под правоохранительный пресс, это важно еще и вот почему. Когда в поле общественного внимания появляется большое количество такого рода новостей, начинает казаться, что этих злоупотреблений становится больше, потому что об этом все больше говорят. На самом деле это говорит о противоположном. Если взгляд общественности привлекается к такого рода злоупотреблениям, это, в общем, скорее хороший признак, чем плохой. Это не оправдывает ни в коем случае тех, кто этим всем занимается, но это говорит о том, что, как говорил Карл Маркс, когда общество задается вопросом, это значит, что ответ на него уже сформулирован. Именно таким образом происходит изменение нормы. То, что еще вчера было нормальным или неинтересным и, соответственно, не привлекало ничьего внимания, становится уже неприемлемым, становится раздражителем, и властная машина вынуждена что-то с этим делать.

Цели и результаты реформ

Первая судебно-правовая реформа, которую проводил Дмитрий Козак, началась в 2001 году. Отдельные меры продолжались вплоть до 2007–2008 годов. Основной целью было усиление авторитета судебной власти, повышение доверия к ней граждан и повышение эффективности и качества судебных решений.

С этой целью было резко увеличено количество судей для того, чтобы снизить нагрузку на них. И действительно, за период реформы средняя нагрузка на судью сократилась с 45 дел в месяц до 23 дел. Тем не менее и эта цифра, в общем, должна поражать воображение, это очень много.

С той же целью снижения нагрузки на судей была создана система мировых судов, в которых граждане могли бы разрешать споры между собой по делам небольшой значимости. Были увеличены зарплаты судей и ассигнования на материально-техническое обеспечение судов. В больших городах, таких как Москва, работа судьи также была сопряжена с целым рядом льгот: в частности, они получали квартиры, субсидии на приобретение жилья. Это сделало эти должности более привлекательными, но и самих судей более зависимыми от как федеральных, так и местных властей. В частности, этим объяснялся тот удивительный факт, что Юрий Михайлович Лужков, который чрезвычайно любил судиться, в том числе и с прессой, не проиграл ни одного дела.

Другой целью реформы было повышение прозрачности судов и улучшение их информационного обеспечения. Начинается и, в общем, успешно проходит работа по созданию государственной автоматизированной системы «Правосудие». Большое количество данных о судебных делах появляется в интернете.

Это общая черта всех тех реформ, о которых мы с вами говорим: не все их цели достигнуты, но те цели, которые связаны с транспарентностью, как ни парадоксально, в достаточной степени осуществлены. В России возникает некоторый контраст между низким уровнем влияния общества на принимаемые властью решения и высоким уровнем транспарентности этой самой власти. Это одна из неявных или, точнее говоря, редко формулируемых, но значимых линий натяжения в нашей политической системе.

Вторая волна судебной реформы или, точнее говоря, реформы уголовного права связана с именем президента Медведева. Обычно называется она либерализацией уголовного законодательства. Основной поставленной задачей было снижение тюремного населения и населения СИЗО. Вводятся новые формы наказания, не связанные с лишением свободы, и ставится задача сокращения сроков рассмотрения дел.

Этой цели, скажем сразу, полностью достигнуть не удалось. Тем не менее только суды имеют право давать санкцию на задержание на больше чем 48 часов, это соответствует Конституции; появляется право на звонок адвокату. К сожалению, суды почти всегда удовлетворяют требования следственных органов по закрытию подозреваемого в СИЗО, поэтому такие вещи, как залог, домашний арест, подписка о невыезде, с трудом пробивают себе дорогу. Тем не менее само введение института домашнего ареста — это одна из заслуг медведевской либерализации.

Институт государственного защитника, предусматривавшийся еще советским законодательством, развивается в эти годы и приводит к появлению государственных адвокатов, адвокатов по назначению, на которых имеют право те, у которых нет своего адвоката или они не могут его оплатить. К настоящей адвокатуре адвокат по назначению относится приблизительно как тюремный врач к врачу вообще. Одновременно институт адвокатуры, адвокатуры настоящей, которую не смогла убить даже советская власть, развивается в эти годы и к концу 2000-х адвокаты становятся в отдельных случаях даже и политическими фигурами, они становятся звездами и героями политически значимых процессов. Появляются организации типа «Агоры», созданной в 2005 году, которые ставят себе целью бесплатную защиту политически преследуемых или просто тех, кто попал под пресс правоохранительной машины. Граждане начинают осознавать, что, во-первых, правовая помощь для них является предметом если не первой, то насущной необходимости, и что существует возможность отстаивать свою позицию в судах, особенно в рамках арбитражного судопроизводства, отстаивать свои интересы против государства и государственных структур и даже иногда выигрывать.

2000-е были годами, когда российские граждане пришли в суд. Это была заря эпохи того русского сутяжничества, которая продолжается у нас и сейчас и которая в дальнейшем будет только усиливаться. Это не сделало судебную систему намного эффективнее, но это сделало происходящее в судах предметом общественного внимания и публичного интереса.