Кто спускает сверху любовь к Сталину и организует постановку памятников? О том, как сошлись интересы власти и левых сил — социолог Григорий Юдин

Немзер: Памятники упорно продолжают ставить, и вообще если так на город посмотреть, то Сталин прорастает потихонечку, его становится больше и больше. В девяностые так не было, я помню. Может ли эта пропагандистская деятельность каким-то образом взрастить эту низовую любовь?

Юдин: Любая историческая политика всегда находит некоторый отклик. Слабая она или сильная, она всегда находит некоторый отклик, потому что люди начинают реагировать на то, что поощряется. Но очень важно здесь четко видеть, откуда идут эти памятники и кто на самом деле их ставит.

Я бы сказал, что в России сегодня два основных агента. Если вы посмотрите на историю этих памятников, включая последний пример в Новосибирске, вы увидите, что на самом деле есть два агента, которые постоянно в этом заинтересованы. Оба этих агента связаны с центральной властью и, я бы сказал, имеют крайне низкую легитимность.

Это а) все структуры Владимира Мединского, в первую очередь Российское военно-историческое общество, которое, собственно, сегодня является основным рассадником этого самого верхового сталинизма в стране, да, который они пытаются продавать под соусом военной истории и истории победы. Это раз. И второй ― Коммунистическая партия, которая тоже, разумеется, является полностью контролируемым идеологически аппаратом в руках действующих властей, которые пытаются эту игру отыгрывать.

Идеологический смысл этого абсолютно ясен. Российская идеологическая политика построена более-менее на трех китах. Первое ― это тотальный пессимизм в отношении вообще человеческой природы, неверие в человека, собственно, страх, который свойственен самим этим самым людям, которые сидят наверху, который они распространяют по всему обществу. И два таких боковых кита, которые рядом с ним стоят, с одной стороны, пугало анархии, с другой стороны, пугало тоталитарного тирана, которые позволяют поддерживать эту конструкцию, при которой все политические режимы плохи, а тот, который мы имеем, хоть как-нибудь еще, он хотя бы не анархия и не тоталитарный террор.

Все эти вещи идут на самом деле сверху. И каждый раз, когда мы видим такой памятник, нужно четко смотреть, кто пытается его установить. Мы каждый раз на самом деле видим низовое сопротивление такого рода памятникам. Мы в Новосибирске это видели, в Сургуте перед этим было. Это сопротивление точно никем не срежиссировано.

Дальше, если вы меня спросите: «А бывают ли памятники Сталину, которые ставятся по низовой инициативе?», я отвечу: «Бывают». Слушайте, как человек, который занимается локальной памятью, я вам скажу, что в России такое все бывает, столько всяких разных инициатив по постановке памятников, по увековечиванию разных, на мой взгляд, часто довольно странных людей. Может быть, не все из них нам нравятся, они противоречат друг другу и так далее.

На этом фоне Сталин, в общем, занимает какое-то более-менее скромное место. Если мы вычтем первую, срежиссированную часть, то во второй части ― да, он там есть. Никто же не говорит, что в России нет сталинистов. Есть, конечно, в России сталинисты. Если истерика успокоится и кто-то прикрутит ручку, то этот сталинизм, в общем, войдет в те пределы, в которых мы вполне сможем с ним жить, в которых, например, немцы живут более-менее ничего с гитлеризмом. Он там тоже есть, и ничего.