Бессменную власть Путина обеспечила поправка Собчака. Как из трех проектов Конституции выбрали самый авторитарный

04/10/2018 - 17:06 (по МСК) Анна Немзер
Поддержать ДО ДЬ

В новом выпуске цикла исторических дебатов «Время назад!» встретились социолог, приглашенный эксперт московского центра «Карнеги» Константин Гаазе и председатель движения «Выбор России» Владимир Рыжков. Они обсудили, что привело к тому, что Россия стала суперпрезидентской республикой.

Полную версию программы смотрите здесь.

Рыжков: Я тогда, как я уже сказал, был вице-губернатором Алтайского края и наблюдал за кризисом из провинции. Кризис начался гораздо раньше, кризис начался практически сразу после назначения правительства Гайдара, вот он загорелся. И после 2 января 1992 года, когда Гайдар отпустил цены, и рейтинг власти начал падать, и в этот момент «красное» большинство парламента, Верховного Совета, Съезда, оно почувствовало, что можно сыграть на недовольстве народа и снести Ельцина. И он, этот кризис, нарастал весь 1992 год, потом была попытка его мирно разрешить через референдум как раз апрельский. Собственно говоря, он был инициирован Ельциным именно для того, Ельцин хотел получить от народа мандат, в том числе на роспуск этого парламента и выборы нового. Но не получил, то есть вышло так, что народ сказал: и ты работай, и вы работайте. И в апреле не получилось.

И дальше стало понятно, что Конституцию вместе с депутатами принять невозможно, хотя десятки депутатов работали в ельцинской конституционной комиссии и работали активно. И когда Ельцин понял, что невозможно ни принять Конституцию, ни получить поддержку курсу реформ, то есть реформаторскому правительству, плюс пошла возгонка конфронтации, и Хасбулатов начал уже персонально его оскорблять. Последней каплей, как считается, стал момент, когда на одном из совещаний Хасбулатов вот так вот ударил по горлу, имея в виду президента, открыто давая понять — ну, что можно взять с этого идиота и алкоголика. И, говорят, некоторые свидетели утверждают, что именно вот это стало последней каплей, когда Ельцин, поняв, что абсолютно дорога к реформам перекрыта, абсолютно дорога к новой Конституции перекрыта, он принял решение о роспуске.

Единственное, каждый раз у меня слово «парламент» застревает в горле, потому что парламент — это институт власти. Но дело в том, что Съезд народных депутатов и Верховный Совет претендовал на то, что они вся власть, они стремились к монополии. Константин знает, что они приняли сотни поправок в старую Конституцию.

Гаазе: Ельцин предложил половину из них.

Рыжков: И они постоянно ее переписывали, и направление этого переписывания всегда было одно — это расширение монополии Съезда на власть. Съезд мог принять к ведению любой вопрос, Съезд распоряжался бюджетом, раздавал указания, какому региону какие деньги дать. Съезд претендовал вообще на абсолютную власть. С другой стороны, Ельцин тоже претендовал на огромную власть. То есть произошла, мы об этом поговорим, трагедия-то была в чем, в том, что, на мой взгляд, надо было, конечно, летом 1993 года найти компромисс, и он был исторически возможен. И надо было принимать компромиссную Конституцию, которая учла бы и интересы президента, и интересы депутатов. Но не хватило нам и нашим руководителям политической культуры. Президентская сторона стремилась к абсолютной власти, Съезд стремился к абсолютной власти, это были непримиримые совершенно противоречия, в результате произошел роспуск вот этого… Опять-таки, я не считаю, что парламент, стремящийся к абсолютной власти, это парламент. Это зарвавшийся парламент, это парламент, который нарушает природу, он часть власти, но не вся власть.

Гаазе: Вы повторяете 19 тезисов Карла Первого к Долгому парламенту.

Рыжков: Возможно, я повторяю даже Аристотеля с Платоном. Но дело в другом. Дело в том, что результатом всего этого стало действительно то, что в новой Конституции, по которой мы живем, и в этом значение этих событий, что мы живем по той Конституции, которая возникла в результате октябрьских событий 1993 года, мы имеем сверхсильного президента и сверхслабый парламент. И это прямое следствие того, что летом 1993 года две ветви власти не смогли достичь компромисса.

Гаазе: У меня три замечания. Первое замечание, с роспуском парламента, не совсем так. Проблема заключалась в том, что Конституционный суд выдал заключение, согласно которому первые два вопроса референдума необходимо подсчитывать по принципу «большинство от проголосовавших», постольку поскольку они носят оценочный характер. А вторые два вопроса, «Считаете ли вы необходимым проведение досрочных выборов президента?» и «Считаете ли вы необходимым проведение досрочных выборов парламента?», нужно подсчитывать согласно принципу «половина от всех избирателей России». Именно поэтому четвертый пункт не прошел. Не потому, что народ хотел, пришедшие на выборы хотели оставить парламент, а потому что явки и доли от проголосовавших не хватило для того, чтобы четвертый пункт сыграл. Это, конечно, мы можем сказать, что это была игра Конституционного суда против президента.

Вторая поправка. Парламент закрывал (парламент, Верховный Совет, Съезд народных депутатов) закрывал дорогу к ельцинским проектам Конституции. Были и другие, Ельцин не пошел ни на один компромисс, конституционная комиссия Съезда народных депутатов пошла на несколько компромиссов. И третья поправка. Не поправка, третий пункт, который, как мне кажется, важен. Последовательно, на протяжении трех важнейших проектов, первый — это проект Шахрая 1992 года, идеальная Конституция, где президент глава исполнительной власти, второй проект, Собчака, где появляется а) знаменитое слово «подряд» и б) собственно, суперпрезидент, и затем третий проект, — это проект Шахрая, уже вобравший в себя проект Собчака, команда Ельцина двигалась только в одну сторону — в сторону увеличение объемов президентской власти. Если бы они хотели пойти на компромисс, они могли бы пойти на компромисс сразу после референдума.

Фото: Белинский Юрий

Другие выпуски