Девочек отдают на обрезание их же матери. Страшный доклад из Дагестана

Исмаил Бердыев, председатель координационного центра мусульман Северного Кавказа: Мужское обрезание, женского нету. Да, я тоже слышал, что в Дагестане где-то это практикуется. Ну и потом в шутку я об этом сказал: «Ну ладно, хорошо, если всех подряд, было бы так, то разврата, думаю, было бы меньше». Потом подумал, думаю, от этого разврата, наверное, меньше не станет. Надо просто людям знания иметь религиозные, чтобы разврата не было.

Женское обрезание — это варварская процедура прокалывания или полного удаления клитора, вплоть до ушивания половых губ. Цель — сделать секс для женщины не приносящей удовольствие процедурой и тем самым обезопасить супружескую верность.

Сама тема, активно обсуждаемая в Европе и Африке, вошла в российское общественное пространство благодаря докладу организации «Правовая инициатива», которая в полевых опросах в Дагестане выяснила, что значительная часть девочек подвергалась этой болезненной и опасной операции, которую проводят в антисанитарных условиях.

Эту тему Павел Лобков и Евгения Воскобойникова обсудили с одним из соавторов сенсационного доклада Саидой Сиражудиновой.

Что изначально вас спровоцировало вынести эту тему на такое всеобщее обсуждение?

Сиражудинова: На всеобщее обсуждение я тему не выносила, я делала исследование как ученый, она меня интересовала с точки зрения науки и, конечно, международного права и нарушения прав женщин, и самое главное — детей. Но так получилось, как вы видите.

Лобков: Скажите, пожалуйста, Саида, легко ли люди шли на контакт, легко ли рассказывали вам об этих обрядах, которые совершали над ними в детстве?

Сиражудинова: Достаточно нелегко, потому что это очень закрытая тема, как будет следующая статья моя, которая выйдет, называться «Об этом не кричат». Поэтому эта проблема очень табуирована и закрыта, поэтому на контакт люди фактически старались не идти, но исследование получилось, 25 анкет мы смогли заполнить.

Лобков: В процентном отношении примерно, я так понимаю, что ваше исследование называется качественным, то есть вы постулировали само существование этого обряда, что он жив и действует. Но какой все-таки процент женщин подвергается этой варварской операции? И связано ли это с уровнем проникновения религии в эти села или это, скорее, относится не к религии, а к обряду, то есть не к шариату, а к адату?

Сиражудинова: Скорее всего, я могла бы сказать, что о процентном соотношении говорить сложно. Мы не делали количественное исследование, но до этого я подобное исследование проводила, но оно было о знании этой проблемы, есть ли она вообще в обществе. И оказалось, что 50% дагестанских респондентов даже не знают, что такое существует. Причем даже многие мужчины в этих семьях, где практикуется, тоже не знают, что это существует. Поэтому, опять-таки, это говорит о закрытости данной темы. И если говорить о связи женского обрезания с исламом, то я бы так не сказала. Опять-таки, давайте обратимся к словам Бердиева, который сказал, что к исламу это не относится, это, скорее всего, доисламские языческие пережитки, о чем еще говорил Юрий Карпов в своих исследованиях, которые проводил.

Воскобойникова: Саида, а скажите, как местные врачи, врачи-гинекологи, акушеры к этому относятся?

Сиражудинова: Так же, как к закрытой проблеме. Они очень плохо шли на контакт, большинство врачей отказывалось дать какие-то комментарии, но те, кто давал, они или с усмешкой, или, опять-таки, если это были врачи не из этих районов, в этих районах я не спрашивала, то они многие и не знали об этой проблеме. Но врачи-гинекологи, конечно, сталкивались, именно те врачи, которые работали в местах, где живут переселенцы массово с высокогорных сел, они говорили, что они видели последствия калечащих этих операций на женщинах, на девочках.

Лобков: Скажите, пожалуйста, допустим, сейчас девочке, допустим, пять лет, рожают в Дагестане довольно рано, лет в 20, допустим, в 23, то есть этим матерям 28 лет. По идее они все образованны уже в современных условиях. При этом матери этих девочек как они относятся к тому, что их девочек подвергнут этой операции, возможно, лишающей их сексуального удовольствия на всю оставшуюся жизнь? Охотно ли они отдают этих девочек этим знахаркам?

Сиражудинова: Насчет современных условий я бы не сказала, потому что там, где это проводится, там условия жизни достаточно тяжелые, хотя переселенцы, которые уже живут в достаточно-таки нормальных и цивилизованных условиях…

Воскобойникова: Саида, а расскажите поподробнее, как это происходит и где это происходит.

Сиражудинова: Это происходит, опять-таки, вы правильно сказали, этим занимаются знахарки, они проводят данные процедуры. Это проводится частным образом на дому, закрыто. Если это равнины, то сюда в определенный период времени, обычно весной, когда все цветет, опять-таки, что говорит о связи с языческой традицией, приезжает женщина, которая и проводит данную операцию.

Лобков: Скажите, пожалуйста, а матери, которые, в общем, такого возраста, в котором уже пользуются интернетом, они охотно отдают своих девушек? Или к этому их принуждают их родственники, их братья, мужья?

Сиражудинова: Братья, мужья к этому отношения не имеют фактически никакого, это решение именно женщин и матерей, поэтому, как видите, матери отдают своих детей на эту операцию. Они считают, что они это пережили и почему их дети не должны быть инициированы в жизнь общины таким образом.

Воскобойникова: Саида, а как вы считаете, ваш доклад может что-то изменить? Я так понимаю, что это только в Дагестане или в других регионах тоже это наблюдается?

Сиражудинова: В других регионах это тоже может наблюдаться, потому что люди переселились и живут, опять-таки, везде, но массово мы можем говорить о Дагестане. Именно такие случаи, которые исчисляются десятками, сотнями и более.

Воскобойникова: Что-то может изменить ваш доклад?

Сиражудинова: Мы надеемся на это. По крайней мере, надо стараться, чтобы ограничить это и физическое, и социальное обрезание прав женщин, и самое страшное — детей.

Лобков: Саида, скажите, пожалуйста, удалось ли вам встретить саму эту знахарку, самих этих женщин, которые сами являются такими народными хирургами?

Сиражудинова: Мы видели их в горах.

Лобков: Что это за люди? Что это за женщины?

Сиражудинова: Это обычные женщины, как и все, они ничем не выделяются, просто у них такая дополнительная профессия, которая передается им от их матерей и бабушек.

Воскобойникова: Это профессия, то есть они получают от этого какой-то доход, в том числе?

Сиражудинова: Небольшой значительно.

Лобков: Саида, существуют разные типы женского обрезания: от незначительного повреждения, нанесения царапин на клитор, которые могут и не сказаться на дальнейшей сексуальной жизни, до совершенно ужасных форм, которые фиксировались, допустим, в Южном Судане, с ушиванием влагалища с тем, чтобы расшить его только тогда, когда женщине предстоят роды. Удалось ли вам выяснить все-таки, до какой степени калечат этих знахарки женщин? И, в общем, насколько сильно нанесены им травмы, можно ли с этим что-то сделать, если, допустим, они захотят медицинской реабилитации, пластической операции?

Сиражудинова: Во-первых, я думаю, что они не захотят, их это устраивает. Во-вторых, конечно, такой формы, как в Африке, в Дагестане мы фактически не встретим. Третий тип встречается очень редко. Больше 90% случаев — это, конечно, просто формальность, знаете, это дань традиции, инициация, это пускание крови или небольшая насечка.

Лобков: Гинекологи, которые осматривают женщин в ходе ежегодных плановых осмотров в женских консультациях или, может быть, раз в два года, если это удаленное село, неужели они ни разу не били тревогу, не сообщали в местный Минздрав?

Сиражудинова: Да нет, конечно, потому что они же из данной общины, как они могут? Там же есть общинная солидарность как-никак, и они сами это делают.

Лобков: Но могут же быть инфекционные заболевания, которые скрыть невозможно, потому что это все делается фактически на кухонном столе.

Сиражудинова: Вполне возможно, что скрывают или мотивируют эти заболевания другими причинами, просто они не знают. Но инфекционные заболевания бывают.

Лобков: Да, я благодарю вас. И я думаю, что мы будем следить за тем, как обсуждается эта непростая тема, потому что, например, при ООН существует специальные совет по борьбе с женским обрезанием. Известно, что в Африке этой процедуре подвергается несколько миллионов женщин каждый год. Более того, этот процесс пошел, допустим, и в Европе среди беженцев. Французские врачи, допустим, отказываются делать подобные операции кенийским девочкам, детям беженцев, для этого вызывают такую знахарку из Кении, и она, раскладывая этих девочек на одном столе, всем им разом делает подобного рода, если так можно сказать, операции. Так что теперь это и у нас в стране. 

Фото: Musa Sadulayev/AP