Татьяна Тарасова: Россия не умеет делать выводы

Собчак: Добрый вечер, Татьяна Анатольевна.

Тарасова: Здравствуй, Ксюша. Я буду так говорить, потому что я знакома с твоей мамой, и близкие люди, я знаю, зовут тебя Ксюшей, я буду тоже так же тебя называть.

Собчак: Я почту за честь считаться человеком из вашего близкого круга. Я все-таки к вам на «Вы», по-другому не могу себе этого представить. Хочу вас вначале спросить по поводу той должности, которую вы сейчас занимаете, официальная ваша должность звучит так — тренер-консультант сборной России. Что это значит и чем, собственно, вы сейчас занимаетесь? В чем состоит ваша работа?

Тарасова: Чем я занимаюсь? Я, во-первых, стараюсь для себя не отставать и каждый день бывать на тренировках, на разных катках для того, чтобы профессию держать в руках, для того, чтобы, знаете, меняются правила, для того, чтобы быть во всеоружии, для того, чтобы смочь помочь или что-то переделать. И я кому-то помогаю, немножко помогала Аделине Сотниковой, помогала Ковтуну, помогала танцевальной паре одной, второй — ну вот так, у меня своего нет, поэтому я этим занимаюсь. Я не знаю, во всяком случае, еще никто меня не гнал. Сейчас Лене Радионовой помогала.

Собчак: Почему своего нет? Не кажется, что это странно? Вы все-таки действительно воспитали большое количество звезд общепринятых.

Тарасова: Да что, Ксюш, про это говорить? Это, конечно, я бы сказала, не по-государственному, потому что все-таки я мало того, что люблю эту профессию больше всего на свете, она у меня получалась, и есть тому доказательства, я больше 50 лет в этой профессии. А если честно, то мне в этом году будет 70, а я вообще с 4 лет на коньках.

Собчак: Вы даже, я знаю, в книгу рекордов Гиннеса занесены как человек, который воспитал самое большое количество олимпийских чемпионов.

Тарасова: Да, и чемпионов мира, и Европы, и призеров всех — это все дела прошлые.

Собчак: Но почему тогда сейчас это все не востребовано, если у нас такой интерес к спорту?

Тарасова: Востребовано таким образом, востребовано, потому что я не любила ходить, просить, с протянутой рукой все время просить каток, уже десятилетие я его прошу. Я просила, чтобы Лене Водорезовой второй построили, потому что у них хорошая школа, и все, думала, что я буду там как-то… я так не думала даже, но, конечно, было бы правильно дать мне каток, я бы набрала тренеров. Я думаю, что, во всяком случае, хуже бы не было, может быть, было бы лучше, потому что я человек помешанный, и у меня есть представление о том, как это делать, потому что выходить к себе на каток было бы гораздо проще. Меня не очень брали еще, потому что такой тяжелый характер, просто есть.

Собчак: Слушайте, тяжелый характер может быть препятствием, когда помимо тяжелого характера и нет ничего, но у вас помимо тяжелого характера в руках есть профессия, доказанная очевидными успехами наших спортсменов.

Тарасова: Что же, я буду все время про это рассказывать, и вы меня будете все время про это спрашивать, это все равно уже не имеет никакого значения.

Собчак: А что вам обиднее: та ситуация, которая сложилась с вами, что вы к вашему заслуженному стажу профессии не имеете ни собственного катка, ни возможности тренировать, хотя вы уже много лет, я читала ваши интервью, говорите о том, как бы вам хотелось находиться в настоящем тренировочном процессе. Вам обиднее это или то, что до сих пор нету стадиона имени вашего отца?

Тарасова: Нет, конечно, то, что нет стадиона. Я не терплю, так что я потерплю, но то, что нет стадиона отца, я считаю, что это просто... Сейчас, с прошлого года, переименовали Ходынку, сделали имени Тарасова. Я хотела бы, конечно, чтобы там был памятник этому великому человеку, по счастью, моему отцу, так же, как и вы, наверное, хотели бы.

Собчак: Я знаю, что вы же обращались.

Тарасова: Потому что папа был уникальный человек в своей профессии, и я не устаю повторять, что почему я должна это читать в Канаде в Торонто, что весь мир должен быть благодарен России за то, что она подарила ему гения Тарасова. А здесь нет даже музея.

Собчак: А почему?

Тарасова: Почему? Зачем я буду здесь задавать вопросы? Я просила так, сяк, я не могу больше просить, видимо, есть какие-то более достойные люди, я не знаю. Это история, это Красная машина, которой они теперь называют себя.

Собчак: Но точно такая же история была с Виктором Тихоновым: хотели назвать улицу в честь него, насколько, я не знаю, знаете или нет, после его смерти.

Тарасова: Не знала.

Собчак: Были заявления, Сергей Собянин об этом говорил.

Тарасова: Я не знала. На нашем доме, где мы прожили всю жизнь, после того, как папа умер, 10 лет, там поставили такой его профиль и написали, что в этом доме прожил всю свою жизнь Анатолий Владимирович Тарасов. Я за это благодарна, но мне кажется, что стадион, школа имени Анатолия Владимировича Тарасова, книги, по которым учится весь мир, он написал очень много книг, он был человек работающий, кроме работы он еще писал. Мой племянник Леша Тарасов сделал выставку из всего того, что осталось, у нас была маленькая квартира, и все, что туда входило, это было все отцовское. Он сделал это в ЦСКА, там около катка, просто на честном слове это все держится. Мне кажется, что это неправильно.

Собчак: Все равно происходит какая-то популяризация большая спорта и хоккея, и фигурного катания. Фильм «Легенда 17» как-то повлиял на то, что опять вспомнили, вы сейчас сами сказали, Красная машина, все-таки зазвучала опять эта легендарная фамилия? Стадион из-за этого, вы считаете, назвали? Вы же раньше тоже обращались к Лужкову, но тогда вам не дали назвать именем отца стадион.

Тарасова: Нет, не дали.

Собчак: То есть, как вы считаете, этот фильм, такая популяризация повлияла на решение, на то, что...?

Тарасова: Я думаю, что да, потому что много молодежи в зале вообще только познакомились, потому что просто ничего о нем не знали.

Собчак: То есть, получается, что чиновники сами до фильма не осознавали, что это великая сборная, великий человек?

Тарасова: Я не знаю, что они осознают, я не могу на них влиять, я могу влиять на то, на что я могу влиять, я умею делать это, я и буду делать. Я буду ходить пороги обивать, но что делать?

Собчак: Хорошо. А не кажется ли вам, что в этом есть...?

Тарасова: Я делала, потому что я считала несправедливым, что на Аллее хоккейной славы, в ЦСКА на Аллее славы не стоял монумент моему отцу. Там были все выдающиеся спортсмены и тренеры. И только когда туда пришла Оля Смородская, меня пригласила к себе Водорезова работать, и я работала 2 года. И Оля Смородская, это была ее личная инициатива, поставила на эту Аллею славы человека, который вырос и вырастил, и сделал. Но вот такая уже судьба, что делать? Ничего не знаю, почему. Мне кажется, что таким гениям, как отец, им даже, мне кажется, когда они мертвые, завидуют.

Собчак: Кто? Это спортивные функционеры?

Тарасова: Не знаю.

Собчак: Но ведь смотрите, у нас же все время в стране...

Тарасова: В Министерстве спорта никогда не спрашивали вообще про отца: где, кто, чего, зачем?

Собчак: Вы же сами слышите, наверное, в стране очень много лет уже идет разговор о том, что стране нужны новые герои, нужно на кого ровняться, нужно духовно скреплять нацию, нужны примеры и т.д. Ваш отец как раз в этом смысле абсолютно безукоризненный герой. Почему тогда это не популяризируется?

Тарасова: Кого я буду спрашивать? Пока я буду спрашивать, мне самой уже 100 лет, и я, да, как говорится, с ярмарки. Конечно, хотелось бы еще кого-то, кому-то хотя бы помочь. Я не говорю, что я буду тренировать, никто мне и не даст. Во всяком случае, начинать в 70 лет на новом месте, я и так придумываю себе занятия, благодарна сначала Ане Дмитриевой, которая меня взяла, я проработала у нее практически 10 лет на «НТВ плюс», а сейчас на «Матч ТВ», я вела, я комментировала, я комментировала соревнования по 12 часов в день.

Собчак: Вы говорите об этом в прошедшем времени.

Тарасова: Я комментировала весь год. С 12 до 6 вечера.

Собчак: А что это за история, что заслуженный тренер страны, человек, который воспитал десятки олимпийских чемпионов, становится комментатором на спортивном канале? Вы считаете, это как вообще, сопоставимо с вашими заслугами? Серьезно?

Тарасова: Я никогда про свои заслуги, что говорить мне? Мне нужно что-то делать, мне нельзя сидеть дома, потому что я абсолютно у себя одна, и мне неудобно, я не могу сидеть дома. Пока я жива еще, я не могу сидеть, поэтому я могу что-то сделать. Хотя бы так приносить пользу, потому что я комментирую вместе с молодым человеком, и мне кажется, что к концу сезона мы, в общем-то, как-то поймали друг друга. И это был уже такой комментарий, мы кидали этот шарик друг другу, и у нас как-то получалось, я даже забывала, что мы сидим по 12 часов. Мне это тоже очень интересно, потому что я хожу на тренировки ко всем, я развиваюсь, читаю эти правила и смотрю все для того, чтобы потом это объяснять, если я это знаю, почему я не могу это объяснять? Я это люблю, мне нравится, мне нравится что-то делать, то, в чем я могу себя выразить, в том, в чем я могу объяснить наш вид спорта. Мне Миша Жванецкий позвонил и сказал: «Ты знаешь, я первый раз понял, как и чем вы катаетесь. Ты так подробно и просто объясняла то, что вы делаете, и я это понял, заинтересовался и больше не выключал телевизор». Но как-то это тоже такая деятельность направленная. Конечно, это не мое. Мое — вообще сидеть. Я сейчас работала с Леной Радионовой всего 2 дня, я не замечала, как проходят 3 часа, вообще как 1 минута, потому что я расположена к тому, чтобы придумывать, а у меня это совсем пропало, то есть у меня это совсем отняли, и мне тяжело.

Собчак: Но смотрите, вы вернулись в свое время из Америки.

Тарасова: Я не жалуюсь. Каждому свое время, видимо.

Собчак: Вы уехали и занимались там, тренировали и, в общем...

Тарасова: Тренировала своих.

Собчак: Своих, и не только своих, разных.

Тарасова: Нет, сначала тренировала только своих.

Собчак: Вначале только своих.

Тарасова: Но это начало было 8 лет.

Собчак: Но смотрите, Татьяна Анатольевна, вы же вернулись, вы сейчас не жалеете, зная все, что дальше...?

Тарасова: Нет, я не жалею, я не тот человек, который будет жалеть.

Собчак: Но смотрите, сейчас в Америке вы бы и дальше тренировали.

Тарасова: Да, тренировала бы, но у меня здесь заболели все по очереди, поэтому я это все прервала, этот свой полет уже, в котором я летала, все равно я работала и тренировала японцев, американцев, русских, мне было все равно уже.

Собчак: То есть потом просто появились личные причины, почему вы...

Тарасова: Потом появились какие-то более важные причины, чем мое самовыражение.

Собчак: А почему тогда Россия так, получается, неэффективно работает в этой сфере? Вернулся заслуженный тренер...

Тарасова: Не знаю, мне некого спросить. Я просилась даже в Одинцово.

Собчак: И что?

Тарасова: Не взяли.

Собчак: Кто вам отказал конкретно?

Тарасова: Есть такая Алла Шеховцова, она председатель комитета там у нас по делам танцев. Она жена Валентина Николаевича Писеева, президента бывшего нашего по фигурному катанию, она не взяла меня на работу.

Собчак: А формулировка какая была?

Тарасова: А никакая, я уже не могла даже слушать. Я себя предложила — меня не взяли, но что же делать?

Собчак: Татьяна Анатольевна, я, вы знаете, давно хотела с вами поговорить, и сейчас не просто...

Тарасова: Да, я не побаивалась, я просто никого не боюсь, потому что мне за свою жизнь не стыдно, я не знаю ничего того, чтобы мне за свою жизнь было стыдно.

Собчак: Вы знаете, я просто почему и хотела с вами поговорить, хотя, я вам скажу честно, я от спорта и от того, чтобы за этим очень следить, я далека, но даже я понимаю, какой легендой для людей, которые любят спорт, являлся ваш отец и какой легендой являетесь вы. И для меня, я вам скажу честно, совершенно непонятна ситуация, когда вы сидите сейчас передо мной, заслуженный легендарный тренер.

Тарасова: Я не жалуюсь только, это так сложилось.

Собчак: Вы не жалуетесь, вы радуетесь работе спортивного комментатора на канале, вы радуетесь тому, что вам позволяют в статусе консультант сборной России присутствовать и кому-то помогать на тренировках. И при этом вы, извините, но как есть, поддерживаете, по сути, ту систему, которая все это создала, вы являетесь доверенным лицом президента, вы это поддерживаете. Почему? Это же получается: мыши плакали-кололись, но продолжали есть кактус, понимаете?

Тарасова: Нет. Была Олимпиада наша сочинская, к ней хотелось очень подготовиться, я имела эту честь и удовольствие разговаривать с Владимиром Владимировичем о том, что на общественных началах больше сборная не может работать. И я считаю своей обязанностью, если я могу что-то сказать и донести конкретно до человека, то я должна это сделать, потому что я это делаю не за деньги, я делаю это потому, что так надо было сделать. И у нас есть теперь спонсор, мы сборная команда, основной состав весь и второй состав, некоторые люди, нормально существуют, у всех есть достаточное количество льда. Это тоже говорит о том, что я приложила к этому руку, мне неважно уже, как ко мне относятся, но если мне говорили: «Не говори», а я считала, что так не может продолжаться, и сказала, и он спросил: «Правда ли это?». И все сказали, что правда, что на общественных началах у нас вся сборная работала, и нам сделали условия, я за это очень благодарна. Потому что это люди, у которых проходит очень быстро это время, и из каждого талантливого человека, которого нужно открыть, ему нужно дать эту дорогу, а дорогу, если у тебя нет условий, ты не можешь им дать эту дорогу.

Собчак: Это похвально, что, благодаря этому вашему разговору, появились условия. Но ведь с другой стороны...

Тарасова: Да, условия для всех.

Собчак: Но ведь конкретно вы — тот человек, Татьяна Анатольевна, который и на себе, и на своей семье, и в отношении вашего отца видит, что страна не ценит своих героев, поступает несправедливо. Вас это не отворачивает?

Тарасова: Я смотрела вместе с Владимиром Владимировичем, меня позвали в Сочи, я смотрела здесь, меня Миша Куснирович затащил туда, потому что я очень боялась, что будет опять плохой фильм, и что без конца моя мама выпивать будет, Нина Григорьевна, вообще рыбкой зеленой, папа вообще будет зверь зверем отрывать у всех ноги-руки. И я сказала, что если это будет, Миша, ты меня лучше никуда не зови, потому что я невменяемая, я обещаю, что я выскочу на сцену, разрежу весь этот экран. И он, конечно, рисковал, но он мне позвонил тогда, когда он уже со мной пошел второй раз, и туда меня привел, и я ему очень за это благодарна. Уже второй раз, когда меня позвали в Сочи, это было перед Чемпионатом мира юниоров, который мы с удовольствием легко так сдали, проиграли, то там перед началом была эта картина, и приехали все, включая Путина. Я была рада, что он тоже это посмотрел, он, безусловно, с уважением относится к отцу, но это невозможно, если все время в ручном режиме заниматься, в общем-то, это неправильно, этим должны заниматься другие люди.

Собчак: Для этого, наверное, надо систему такую выстроить, чтобы не надо было в ручном режиме этим заниматься?

Тарасова: Конечно, нужно выстроить какую-то систему, какую-то надо выстроить систему.

Собчак: Вы понимаете, получается, что вы вернулись в страну, которая на самом деле не является благодарной вам.

Тарасова: И что, я такая цаца? Будут жить тут, как все живут.

Собчак: А зачем, Татьяна Анатольевна? Зачем терпеть неблагодарность страны?

Тарасова: Почему? Я не терплю, я все равно от того, что делаю, получаю удовольствие. Да, было бы лучше так, грамотнее было бы. Мне казалось, что даже и для молодых тренеров было бы важно посмотреть, как человек, который проработал уже больше 50 лет, еще работать хочет. Я думаю над своими замечаниями, если я их делаю. Я их делаю, если это абсолютно точно и наверняка, я подбираю слова, и они ко мне все — молодежь, тренеры, которые сейчас выросли из сборной — относятся, в общем, хорошо. Поэтому в таких размерах я уже не могу, я делаю то, что я могу.

Собчак: Татьяна Анатольевна, а вам вернули путинскую надбавку президентскую?

Тарасова: Да-да, вернули.

Собчак: После интервью с Познером?

Тарасова: Да, после интервью с Владимиром Владимировичем Познером. Видите, друзья помогают.

Собчак: А почему ее убрали, вы выяснили?

Тарасова: Убрали, потому что как-то сказали, Тамара Николаевна меня благодарила, потому что мы только с Тамарой Николаевной Москвиной получаем эту надбавку.

Собчак: Но это что? Это каждый раз просто чье-то незнание или это какие-то, я просто это не очень знаю, может, спортивные интриги какие-то?

Тарасова: Все время сокращают что-то: эти две крошки, старые старушки, древние, чего они там получают, хватит им. Это же невозможно без конца за всем следить. Сказали, сказано — сделано, потом сняли.

Собчак: В общем, сейчас вернули.

Тарасова: Вы знаете, да-да-да, вернули, я не знаю, сколько еще это продлится, но это вернули.

Собчак: Татьяна Анатольевна, вы, конечно, действительно удивительная женщина с удивительным самообладанием и каким-то самоощущением. Вы извините, что я продолжаю вас в этом смысле ковырять, но мне, правда, интересно, думаю, что это очень интересно моей аудитории. Смотрите, я понимаю, когда люди, журналисты какие-то, люди, которые работают в определенных сегментах и обладают исключительно региональной или российской славой, популярностью, они прикованы к этой работе, к деньгам, к зарплатам и т.д., они тут сидят. Может, им не нравится, что происходит в стране, может быть, нравится, но у них нет никакого другого варианта. И я, честно говоря, понимаю, когда, условно, Барышников уезжает за границу, в Америку, делает прекрасную карьеру, в любом возрасте востребован, снимается в лучших сериалах, выходит на сцену с лучшими голливудскими актерами, играет с Дефо, Уилсоном. Я понимаю Бродского, который уезжает и получает там Нобелевскую. Я не понимаю вас, Татьяна Анатольевна. Вы человек, который там имели лед, имели людей, которых вы тренировали.

Тарасова: Вообще бесплатно для русских давали лед — это первый и последний раз.

Собчак: Профессионалы, слыша вашу фамилию, замирали и хотели, чтобы вы их тренировали, и вы сидите здесь, радуетесь тому, что вы — комментатор спортивного канала и вам вернули 30 тысяч рублей президентской стипендии. Это вообще что? Что в вас такое, что вы сами выбираете, как в том анекдоте: «Сынок — это Родина»?

Тарасова: Ксюша, но что делать? Родной все равно у меня язык, я плохо с языками.

Собчак: Что вы, не выучите, как тройной тулуп по-английски?

Тарасова: Да нет, это я могу объяснить, могу вести семинары и все...

Собчак: Но вы же сами говорили, что для вас работа — самое главное, не раз говорили.

Тарасова: Нет, но, Ксюша, здесь жизнь вся прошла, здесь могилы, я одна осталась, я их не оставлю, хотя есть и предложения сейчас. Я не оставлю, потому что я неспокойна.

Собчак: Ради этого вы готовы терпеть то, что происходит с вами в вашей личной биографии?

Тарасова: Я даже так не считаю, что я терплю. Я бы хотела, назвали дворец папиным, я бы хотела теперь, прям вплоть до того, что на народные деньги, потому что я сама не потяну это, сами понимаете.

Собчак: Но второй каток для Лены Водорезовой не построили же?

Тарасова: Нет.

Собчак: Хотя обещали.

Тарасова: Да.

Собчак: Так с чего вы тогда взяли, что построят стадион имени вашего отца, Татьяна Анатольевна?

Тарасова: А он уже построен, он просто на ремонте находится, я не знаю, пожизненно он на ремонте или нет, потому что когда построили Ходынку, то там внутри образовалась плесень, для здоровья вредно. Такая большая красивая Ходынка была закрыта. Что значит стадион? Нужно еще, чтобы там школа была, при стадионе должна быть школа хоккейная, правильно? Могли бы объединить и хоккейную, и фигурную, я же говорю — хоккейная, потому что я отцу не ровня.

Собчак: Это естественно, что вы это так оцениваете, как его дочь.

Тарасова: А с ним никто вровень не встал. Вы говорите: ничего не движется. Все равно что-то движется. Видите, русского тренера, наконец-то, назначили на футбол. Я не помню, когда на «НТВ» был Савик Шустер — это в 1995 году, я уже не помню, как он даже выглядит, но тогда меня почему-то позвали, это я приехала 12 лет назад. Я там орала как бешеная, почему зовут иностранных тренеров, когда лучше воспитывать своих, и свои все равно вырастут, если им дать условия. И только сейчас позвали. Я их потом спрашивала: «А за иностранными тренерами вы записываете каждый урок? Чем они лучше нас? Что они ведут не так, как мы? Какие они дают задания? Как они вас развивают? На каком вы языке это понимаете? Что? Кто записывает?». Никто.

Собчак: С футболом — это отдельная такая болевая точка России, все-таки с хоккеем у нас гораздо лучше обстоят дела, и хоккей по этой причине стараются популяризировать в России все больше и больше.

Тарасова: Нет, конечно, нет. Здесь дети занимаются, у меня занимается внук, моей сестры внук, он занимается в ЦСКА, мальчику 8 лет, он занимается с 3,5, они работают по 12 тренировок в неделю. Это серьезно, и так работает вся страна, это тоже сдвиг. Я же не говорю, что сдвиг должен быть, он везде должен быть, в разных участках.

Собчак: Хорошо. Смотрите, Татьяна Анатольевна, построили прекрасный стадион «Айсберг» в Сочи. Перед Олимпиадой говорили о том, что же там потом будет происходить, и все спортивные чиновники, спортсмены, люди, которые имеют отношение к спорту, говорили: «Нет, но это такая база великолепная и т.д.». Почему там сейчас никто не тренируется? Это все совершенно другой масштаб.

Тарасова: Почему? Там сейчас Илюша Авербух открывает опять шоу, которое будет работать июнь, июль, август и весь сентябрь.

Собчак: Но постоянных тренировок и спортсменов там нет.

Тарасова: Постоянно спортсмены тренируются, как же? Там Липницкая тренируется, Липа тренируется там, позвали Урманова, он поехал со своей семьей туда, там Леша Урманов работает, я туда ездила.

Собчак: То есть вы считаете, что это активно используемая площадка?

Тарасова: Да, это активно очень. Причем там школа, и туда ездят, и там очень хороший... Нет, есть какие-то очень хорошие вещи такие продвинутые, потому что у нас там...

Собчак: То есть вы можете сказать, что это стало национальным центром для тренировок наших фигуристов?

Тарасова: Да, лучшие дети со всей страны приезжают тудаэто было такое путинское начало. В это громадную гостиницу, в которую они приезжают, например, на три недели сборов, там проводят сборы лучшие тренеры по хоккею. За лето пропускают этих детей, и смотрят, и просеивают, это очень интересное дело. И я видела, как их кормят, я видела, как они утром ходят на тренировки, я видела, как они плавают, я видела, как они бегают. У нас был сбор, и заодно хочется посмотреть, что другие делают. Мы перед ними выступали с Тамарой Николаевной, и пели, и танцевали перед этими детьми. Там и физики, и лирики, абсолютно все собираются, самые-самые, приглашают разных педагогов, которые с ними занимаются.

Собчак: Слушайте, совсем на такую, наверное, далекую от фигурного катания тему, но близкую к спорту.

Тарасова: Я на любую.

Собчак: Вы скажите ваше мнение. Все эти скандалы допинговые с Россией, с бесконечными обсуждениями о том, что это специальная месть Запада, и что это специальные какие-то условия и т.д. Эти разговоры тоже ведутся, последние годы мы их слышим постоянно. Вы как считаете, действительно есть какой-то мировой заговор против спортивных достижений России и, в общем, везде, где могут, международные организации и функционеры от спорта устраивают нам какие-то подножки? Это действительно так или это все-таки некая паранойя и пропаганда нашей государственной машины?

Тарасова: Я могу сказать, я проработала на 11 Олимпиадах, я вообще не понимаю, как это возможно. Я, профессиональный человек, мы не применяли, можно открыть их хоть сейчас, эти пробы все. Пример, да?

Собчак: Нет, но фигурное катание — это все-таки отдельно, поэтому я и говорю, что это не к вашему виду спорта.

Тарасова: Но понимаете, когда ты заканчиваешь кататься, ты садишься kiss and cry, потом у тренера их забирают. Вот они сделали первый шаг, сразу подходят два человека, это никогда не подходят русские, это два иностранца, которые за тобой ходят, они тебя ведут, ты при них расшнуровываешь ботинки, ты при них снимаешь платье, ты при них переодеваешься. Если ты не можешь это сделать, как с Родниной когда-то мы сидели до 4.30 утра, потому что был такой спазм, и это не получалось давать в Инсбруке. И мы сидели до 4.30 часов утра, но раньше пиво давали, там стояло пиво, ты мог его пить, но все, кто рядом, уже были хороши, у девочки не получалось это. Ты больше не находишься вообще один, я не знаю, что это должно случиться.

Собчак: То есть что, это все-таки не заговор?

Тарасова: Я не знаю. Нет, конечно, я всегда своим говорила, что если у нас соперник есть серьезный из иностранцев, то лучше быть на две головы выше, а не на одну. Не потому что так учил меня, конечно, этому отец, не потому что мы это придумывали, но всегда была тенденция, потому что мы немножко надоели со своими рекордами. Но мы вообще 20 лет держали танцы, 20 лет держали парное катание.

Собчак: Скажите, на ваш взгляд, мы просто перестали в какой-то момент давать такие рекорды, да?

Тарасова: Мы перестали. А как? Спортсмены — как живет страна, так и они живут, так тренеры живут, условия, и все, везде все выросло. Вы что думаете, они не занимаются...?

Собчак: То есть пенять на их несправедливость — это просто не совсем правильно?

Тарасова: Они разве этим не занимаются? Например, наш мельдоний. Конечно, виноваты наши, я не знаю, забыла, как их называют всех вместе, это не врачи, это люди, которые собрались все вместе — это тоже врачи, но которые определяют, что давать спортсмену для восстановления. Врачу сборной это только дают. Но что такое мельдоний? Его пьет каждый пожилой человек. Но какое право они имеют давать, когда они не знают, когда он выводится? Я считаю, что все должны пойти в бесконечный отпуск оттуда, бессрочно.

Собчак: Хотели сказать — вон, потом в последний момент передумали.

Тарасова: Да. Понимаете, потому что не имеют права, люди не чувствуют, что они на государственной работе, что они должны свою жизнь...

Собчак: Хорошо. Получается, что политики тогда выгораживают этих людей, говоря, что это просто заговор?

Тарасова: Я не считаю, что это должно быть так. Люди должны понести, они подставили страну.

Собчак: Почему у нас тогда все время система выгораживания своих?

Тарасова: Потому что они должны. Если я знаю, что мельдоний разрешен, но я знаю, когда он выводится, но, в конце концов, но мы же не дети, но не грудные мы дети.

Собчак: Почему у нас система, это же не только по этому случаю, это в огромном количестве случаев, почему у нас система выгораживания своих? Почему наши чиновники стали выгораживать этих врачей, вместо того, чтобы сказать то, что сейчас говорите вы — что да, виноваты, всех уволить, навести порядок и сделать так, чтобы врачи понимали, как работать со своими спортсменами?

Тарасова: Этот препарат вообще не наш, он из Литвы или из Латвии, я не знаю, откуда он.

Собчак: Из Латвии, да.

Тарасова: Сколько лет мы уже не вместе. Проверьте. Никто не пил с января, но в голову как может грамотному человеку, который отвечает за результат страны, не за результат Пупкина и Тютькина в пробежке отсюда до метро, как?

Собчак: Согласна с вами, Татьяна Анатольевна. Почему тогда все время выгораживают этих людей? Вы, как доверенное лицо президента, должны знать

Тарасова: Нет, например, мне понравилось, как говорил Мутко, он сказал, что я беру на себя эту ответственность. Я первый раз вообще слышала, чтобы у нас кто-то на себя ответственность брал.

Собчак: Это кто вы имеете в виду?

Тарасова: Мутко.

Собчак: Мутко?

Тарасова: Да. Я даже была как-то, водички попила, даже несколько раз.

Собчак: А еще один тренд, сходный с тем, что у нас нарастает такое, что своих не сдаем, еще один есть тренд, тоже он только усиливается — все на каких-то американских и западных врагов все списывать. Что вы можете на эту тему сказать? У вас же наверняка, как у человека, который жил в Америке, особая боль, когда вы слушаете это все.

Тарасова: Я никогда этого не говорю, потому что я жила в Америке, Ксюша, тренировалась там, тренировала своих, тренировала сначала Кулика. Мне 8 часов...

Собчак: Нет, подождите, вы не говорите, вы включаете — и вам Дмитрий Киселев или какие-то еще люди рассказывают об ужасах американской военщины.

Тарасова: Ксюша, я не включаю эти программы, я не включаю, я занятый человек, я не включаю. Я могу только действовать на то, на что я могу действовать. У меня есть профессия — я в ней, пусть я буду дура, идиотка, недоразвитая.

Собчак: Подождите, вы ездите по улицам, правильно я понимаю? Вы на машине ездите или на метро, Татьяна Анатольевна?

Тарасова: Я там жила, я езжу на машине. Я там жила, я хочу сказать, они ко мне относились как к родной сестре.

Собчак: Я это слышала много раз это в интервью, вы всегда говорите.

Тарасова: Я никогда это не забуду. И результаты для России я сделала там из-за того, что они мне дали ключ.

Собчак: Татьяна Анатольевна, когда вы едите по Москве и видите машины, вы не можете этого не видеть, в отличие от телевизора — «Обама чмо». У вас какая на это реакция?

Тарасова: Идиоты. Низкопробщина.

Собчак: Но многие так начинают искренне считать. Они ли идиоты или кто-то другой, потому что, в общем, это же они берут откуда-то, эту информацию, что Обама чмо? Они же не сами, раньше же таких машин не было, понимаете? Вспомните, 5 лет назад не было такого тренда. А сейчас ты едешь — и ты обязательно раз-два в день такое встретишь. Почему так?

Тарасова: Я, честно говоря, не видела.

Собчак: Ни одной?

Тарасова: Нет, ни одной. Я как-то всегда езжу и в это время стараюсь работать, музыку слушаю, и поэтому я как-то погружена, потому что я как-то день расписываю, стараюсь его заполнять.

Собчак: Но то, что у нас сейчас, по сути дела, такая опять Холодная война с Америкой, вы считаете, это к чему вообще может привести, ваше отношение к этому?

Тарасова: Я думаю, что и им, и нам нужно подумать как-то, для чего это все, потому что война — большая гадость.

Собчак: Вас это расстраивает, да?

Тарасова: Но это не то слово, что расстраивает. Мне кажется, что каждый здравомыслящий человек немножко находится в ужасе. Не может быть: одни правы, другие виноваты. В каких-то вещах для этого имеются дипломаты, нужно договариваться.

Собчак: Вы также, насколько я знаю, тренировали в Северодонецке. Как вы относитесь к событиям там? Следили ли вы за этим, за Донецком?

Тарасова: Конечно, я следила, у меня в доме работала семья, которая приезжала, когда у меня болела сестра, и раздался звонок, они позвонили мне из Москвы. Они приехали сюда на поезде, они оттуда бежали, и позвонить в Москве тоже особо некому из тех, у кого они работали, конечно, они позвонили мне. Я сказала: «Садитесь на такси, приезжайте, будете жить у меня». И, конечно, я это все знаю, они из этого Дебальцево, конечно, я знаю, потому что я ей лечила ногу, потому что пока она бежала, у нее было ранение.

Собчак: Она — это вы имеете в виду…?

Тарасова: Это эта женщина, которая ухаживала за моей сестрой.

Собчак: Которая ухаживала за вашей сестрой.

Тарасова: Она мне родня, конечно.

Собчак: А сейчас с ней что происходит? Они вернулись?

Тарасова: Ничего, они здесь немножко еще были, а потом все-таки...

Собчак: Вернулись в Донецк?

Тарасова: Да, вернулись.

Собчак: Слушайте, у вас каков поп — таков приход: что вы вернулись, что они вернулись.

Тарасова: Но я же не приехала в войну, я приехала сюда работать.

Собчак: Но вот вы работаете, да, комментатором.

Тарасова: И что? Я 2 года вообще не могла устроиться на работу, и меня только Аня Дмитриева взяла, за что ей большое спасибо, не забуду никогда, когда она увидела, что я какая-то кислая хожу.

Собчак: Что вы после этой истории можете посоветовать вообще молодым спортсменам? Вы же понимаете, что ваша история говорит им о том, что даже если ты всю жизнь работал, воспитал чемпионов, прославил Ягудина, сделал много-много-много вещей, ты потом рискуешь к концу жизни сказать, что я устроил...?

Тарасова: Много людей сделала счастливыми, да, потому что их открыла и дала им профессию, все, как нормальный любой педагог.

Собчак: А дальше эти молодые люди, которые, в общем, на вас смотрят и восхищаются вашими подвигами...

Тарасова: Тем не менее, они меня все любят — мне этого достаточно.

Собчак: Так нет, они думают: а зачем мне вообще туда идти и становиться тренером или спортсменом, если я так буду сидеть лет через 40-50 и говорить: спасибо, что меня на работу взяли.

Тарасова: Нет, Ксюша, у нас так никто не думает. У нас сейчас тренеров прямо много. Что они сделают? Если еще лет на 10 здесь задержаться, на этом свете, то можно будет посмотреть, здесь очень много молодых тренеров хорошо очень работают. Взять ту же Тутберидзе, у нее целая скамейка сидит молодых ребят. Работает, а она тоже была в Америке, и тоже там работала одна, и там есть свои тоже заморочки, там тоже нелегко работать. Я приехала со своими, у меня был только самый высший уровень. Но если ты поступаешь на работу на каток, если у тебя нет имени, то ты должна столько детей перелопатить, ты просто должна себе зарабатывать на жизнь этим, и ты должна и зайчика делать.

Собчак: Татьяна Анатольевна, эта система мне кажется гораздо более справедливой, чем когда человек с именем, как вы, должен остаться без работы.

Тарасова: Да неважно. Сейчас очень много у нас работает молодого народу, очень много.

Собчак: Да причем здесь молодой народ? Я о вас говорю. Вы пример того, символ того, почему в эту страну возвращаться не нужно, вы символ этого, вы это понимаете?

Тарасова: Видишь, возвращаются же.

Собчак: Но бессмысленно возвращаться, если вы являетесь примером того, что возвращается талантливый именитый человек…

Тарасова: Но я же работаю, да, не так, как я бы хотела, но я работаю, я себе что-то ищу, что-то нашла, значит, так мне...

Собчак: Несправедливость и неэффективность страны — вот что вы демонстрируете собой, понимаете, собой, своей жизнью.

Тарасова: Где-то я считаю, что меня неправильно используют, да, я это и говорю.

Собчак: Почему?

Тарасова: Почему? Потому. Потому что, наверное, у нас всегда говорят потом, не дали долго ждать.

Собчак: Ледовое шоу, большая часть, веселая.

Тарасова: Я так была рада, что я сегодня иду, в День защиты детей, к тебе на эфир, потому что сегодня День рождения моего большого друга, ему исполнилось сегодня 85 лет — Абраму Львовичу Сыркину, великому врачу, кардиологу, который сегодня, к сожалению, сам попал в больницу, нет такого человека второго, равных нет. Который очень скромно живет свою жизнь, но выпустил, наверное, тысячи врачей из своих рук, вылечил тысячи людей, включая меня, которые живут с больными сердцами и с разбитыми. И сегодня еще 35 лет у Моисеевой и Миненкова, которых я выдавала замуж, была свидетелем, и я прям к вам приехала от них. У меня сегодня очень радостный день.

Собчак: Какие прекрасные сегодня события, я, честно говоря, и не знала, что сегодня День защиты детей, но раз уж сегодня такой праздник, можете сказать детям, молодым людям, которые только начинают свою жизнь, зачем и почему эти молодые спортсмены, например, должны оставаться в России? Потому что вашу позицию я поняла: вы вернулись по личным обстоятельствам, достаточно сложным и трагическим. А им почему нужно делать карьеру здесь, а, например, не в Америке или не в Европе? Вы можете сформулировать?

Тарасова: Да, конечно. Во-первых, здесь они учатся, в спорт уже ведут с 3, с 4 лет, в разные виды спорта, но нельзя опоздать, так же, как нельзя опоздать на скрипочку или на фортепиано, нельзя опоздать. Нельзя опоздать на балет, надо все делать вовремя для ребенка, иначе если он даже способен, он потеряет эту возможность себя выразить, поэтому они здесь учатся. Они здесь попадают, например, вы говорите про хоккеистов, они здесь начинают играть, они здесь начинают играть с 7 лет в командах, в командах второго, третьего, четвертого, маленького уровня, они ездят по стране, их бесплатно, практически бесплатно тренируют, если он попал в школу. Есть школы, в которые берут за деньги, а есть в которые бесплатно, большие. Его ведут педагоги. Потом ему 9 лет, потом ему 12 лет, и все, продолжается игра.

Когда он вырастает 17-летним, или с 14-15 лет, и видно, что он представляет из себя какой-то интерес — то ли он скоростной, ли он там, то ли он сям, но его видно, что из него получается. Тогда где-то в 17 лет он попадает в юниорскую сборную. Кто уедет отсюда? Ты можешь брать уроки, когда у тебя отпуск, ты можешь ехать в Америку, если твои родители в состоянии заплатить билет, в состоянии снять там что-то для того, чтобы ты там побыл три недели на их курсах, они довольно дорого стоят. Потом бывает, что приглашают, и все соглашаются. Кто-то соглашается, кто-то остается здесь. Все же не могут всей страной сняться и поехать в Америку. Там и своих таких хватает. Я все равно считаю, что тот человек, который… мне отец так говорил: «Работай, дочка, а деньги будут». Тот человек, который будет работать, он виден, у кого есть талант, он тоже виден. Что-то случается потом несправедливое — тот человек, который посильнее, потерпит. А что я туда поеду в 70 лет?

Собчак: Вы жалеете, что вы вернулись?

Тарасова: Нет, я никогда не жалела. Нет. У меня здесь друзья.

Собчак: Евгений Платов, Марина Зуева — есть огромное количество выдающихся тренеров, которые там остались и не вернулись, как вы в другой ситуации. Вы не жалеете о своем решении?

Тарасова: Там много прекрасного спортивного народа. Лучшие тренеры, например, по танцам на льду — Игорь Шпильбанд, Марина Зуева.

Собчак: Вы жалеете, что вы вернулись все-таки? Понятно, что у вас были обстоятельства.

Тарасова: Я даже не думала об этом. Я вот так все бросила, я оставила Сашу Коэн, она была звезда. Мне некогда было об этом думать. А потом уже прошло какое-то время, я люблю там бывать, у меня там есть подруги, конечно, мои русские подруги там живут, конечно, русская диаспора, те, с кем я работала на катке. Там живет мой второй тренер, с которым я в разных отношениях бывала, молодой человек, которого я там воспитала и подняла, он был старым тренером, я его сделала, пригласив к себе — Коля Морозов. Он работает и с русскими, и с японцами, и с американцами. Он живет там. Там много хорошего народа. Да, я когда туда приезжаю, у меня тоже день заполнен. Я иду, у меня есть программа для того, чтобы мне себя поучить. Я иду в театр в один, во второй, третий. Я иду на выставку, я иду обязательно в балетную студию, провожу там время. Я там набираюсь, но раньше я этого набиралась для того, чтобы это переработать и отдать. Ну а сейчас я просто набираюсь для себя.

Собчак: Что вас больше всего радует в нашей стране и что больше всего огорчает?

Тарасова: Огорчает меня отношение к инвалидам. Я бы даже пошла в какой-нибудь комитет. Я не знаю, у меня подруга — инвалид с 17 лет. Помыла голову, пошла в университет, простудилась — и она не ходит с 17 лет. Я у них уже там бывала в управе, безобразничала, потому что больше я ничего не могу. Понимаете, никаких прав. Так, как они относятся к инвалидам, это позор. Это я могу сказать.

Собчак: Вы — доверенное лицо Путина. Может быть, к Собянину на прием записаться.

Тарасова: Я сейчас думаю записаться, да.

Собчак: Он точно вас примет.

Тарасова: Нужно что-то делать, потому что эти люди, которые там работают, они должны понимать, что они работают для инвалидов, а не инвалиды, прибитые отсутствием собственных возможностей, и они устроились за их счет работать. Они должны это понять, а не говорить безногому человеку, сколько стоит у него помыть пол.

Собчак: В вашем ответе по Фрейду: что огорчает — сразу вспомнили, а что радует — забыли.

Тарасова: Что радует? Тяжело сейчас сказать, что радует. Радует то, что красиво вокруг. Радует.

Собчак: Красиво ли?

Тарасова: Ну не очень, конечно, там если разбирать эти цветы и все, но все равно. Ксюша, я живу в другой стране уже, я не стою оплеванная вся с заднего подъезда около стадиона пионеров, не прошу мне два килограмма сыра и не покупаю вот такую синюю курицу.

Собчак: Немного вам надо для счастья, Татьяна Анатольевна.

Тарасова: Это мне все равно. Я все равно на рынке покупала. Но я хожу в театры, я получаю там удовольствие, на своем родном языке. Я могу пойти куда угодно за те деньги, которые я зарабатываю, я могу посмотреть все, что я хочу. Я выучилась интернету, я дала себе такое… Я принимаю, связываюсь, пишу. Я раньше не работала. Я сразу купила компьютер, но в связи с тем, что я жила со своими учениками, и компьютер, естественно, купила я, то они мне говорили: «Мы вам сейчас все сделаем». Они сами учились, и мне было легче получить. А когда человеку легче, он это оставляет. Я отвечала за другое. Но мне здесь же интересно. Ты же тоже здесь, притом, что ты можешь на любом языке разговаривать и быть востребованной. Везде.

Собчак: Вовсе нет. Я не тренер, который…

Тарасова: …каша манная, которую я тоже так, с закрытыми глазами пролистываю, никогда не останавливаюсь даже на секунду на них. Потому что это такое оболванивание молодежи. Потому что я сразу понимала, что ты их сначала так, а потом ты им скажешь: «Читайте Пушкина», и они в связи с тем, что ты умный, образованный человек, будут все читать. Я понимаю, для чего это делается. Но я все равно радуюсь, что я могу… Мы жили в такое время, когда мы не могли… у нас с Володей Крайневым дома собирались, ко мне Алла Пугачева, которая знала меня только по фотографиям, приезжала посмотреть «Пролетая над гнездом кукушки», у нас у одних из первых был видеомагнитофон. Все ложились, садились, у нас была трехкомнатная квартира, я приходила с тренировки в 11 часов вечера, смотрю — стоит 20 пар обуви, 30 пар обуви. Все съедено и все смотрят кино. Мой муж смотрел даже на другой скорости для того, чтобы информативно… сейчас этого нет, мы все равно живем в другой стране. Мы можем красиво поехать в Питер, все равно… Куда нам деться? Вот мы русские, нам вот так. Другим смерть, а нам как раз. Мы привыкли жить в таком.

Собчак: У меня остается время на последний вопрос. Несколько лет большой тренд…  

Тарасова: Мы не выбирали. Я хочу, чтобы они ответили на наш выбор.

Собчак: Мало ли чего вы хотите.

Тарасова: Я так хочу.

Собчак: Знаете, тренд есть уже много лет — спорт и политика. Спортсмены — идеальные политики.

Тарасова: Это я вообще не признаю.

Собчак: Если вас позовут, скоро выборы. Вы — идеальная вывеска для «Единой России». Роднина там, например, Журова, многие другие спортсмены.

Тарасова: Все пусть будут там, я — нигде. Я уже была в партии однажды.

Собчак: То есть вы это не приемлете?

Тарасова: Нет. Потому что я не понимаю, почему я свое время должна тратить на то, чтобы там сидеть. И что там мне делать, что им там делать? Почему они не занимаются воспитанием молодежи, почему они не преподают, почему они не охлаждаются на катке?

Собчак: Может, как вам, не дают, этого мы не знаем.

Тарасова: А еще там артистки есть.

Собчак: На следующих выборах станете доверенным лицом Путина?

Тарасова: Наверное, стану.

Собчак: Вот вам книга в путь. Это немного подзабытый писатель Лажечников, «Ледяной дом». Читали?

Тарасова: Нет.

Собчак: Мне кажется, вам будет интересно.

Тарасова: Я как раз поеду в отпуск и буду читать. Я могу сказать, что если будет кто-то другой, кого я… Спасибо большое, я обязательно прочту.

Собчак: Книжка о последних годах царствования Анны Иоанновны, о таком драматическом периоде нашей истории. Надеюсь, вам понравится.

Тарасова: У нас все время драматические.

Собчак: Это правда.

Тарасова: Мы живем в большой стране, где мы не делаем выводов из случившегося с нами.

Собчак: Желаю вам, чтобы вы были не только, пусть и чудесным и очень талантливым спортивным комментатором, но и, наконец-таки, для вас нашлось бы место на катке в качестве тренера, того, что вы по-настоящему хотите и умеете делать. Спасибо большое.