Наталья Синдеева о том, как Дождь из optimistic чуть не стал realistic

Собчак: Давай сначала за Дождь.

Синдеева: Давай. У нас как: год за три. У нас эта пятилетка — как минимум лет 15 нашей жизни. У нас была дилемма, когда ты мне сказала: «Давай, ты придешь ко мне в программу на день рождения», я сказала: «Нас уже так много, мы так много о себе говорим в эфире, рассказываем, подводим какие-то итоги, что мне кажется, что это уже неприлично». Но ты же с мертвой хваткой…

Собчак: Ты знаешь, я считаю, что пятилетие — это хороший повод вспомнить какие-то важные, ключевые моменты, плюс мне сложно будет брать у тебя интервью.

Синдеева: А мне сложно отвечать.

Собчак: …потому что, когда ты к человеку хорошо относишься, это как-то ограничивает в круге вопросов.

Синдеева: Ну ты же профессионал…

Собчак: Я сразу поэтому скажу, что мне будет тяжело, но мне, правда, бы хотелось с тобой поговорить, потому что Дождь, можно к нему по-разному относиться, но он стал событием за эти пять лет. Скажи, ты ведь не планировала его делать таким. Насколько я помню, первые твои объяснения про Дождь, когда мы приходили…

Синдеева: А какие были объяснения?

Собчак: Ты планировала optimistic channel, он совершенно не был столь политической окраски.

Синдеева: Он вообще не планировался быть политическим…

Собчак: А как так получилось? Не жалеешь ли ты, что превратила…

Синдеева: Я ни о чем не жалею, потому что это твой путь, твоя жизнь. Правда, это даже не пять лет жизни, это больше. Мне очень хотелось сделать живой и искренний телеканал. Знаешь, почему такой был посыл? Потому что когда идея пришла в голову, телевидение стало либо очень профессиональным, таким правильным, картиночным. Они перестали работать в прямом эфире, как выяснилось тогда, я не знала это, федеральные каналы. Но это было очень шикарное телевидение. А вот такого человеческого языка не было в эфире, и мне казалось, что это совершенно не занятая ниша для людей думающих, которые перестали смотреть телевизор, ушли в интернет. Я же все-таки бизнес-стратегию для себя выстраивала и понимала, что это самая востребованная рекламодателями аудитория. И поэтому, когда мне задавали вопрос: «А какой он будет?» — «Ну какой — прямоэфирный, искренний открытый». «А что там будет?» — «Яркие ведущие, яркие персонажи».

Слово «новости» в моей голове почти не звучало, это было в голове Веры Кричевской, которая была со мной, потому что она — новостной человек, и она понимала, что без новостей канал не может быть. Но в процессе тестирования, мы когда построили телеканал, надо было что-то показывать. Все уже готово. И тогда было принято судьбоносное решение, что давайте показывать, как мы строим канал, зрителю, пусть маленькому количеству, но рассказывать как будет, и пошли за зрителем. Мы дали программу.

У нас тогда появились программы Алекса Дубаса, Миши Козырева, какие-то музыкальные эфиры, мы стали говорить о театре. Появился проект со Скляром и Олей Дыховичной, документальное кино. То есть мы двигались в том направлении, которое я себе видела, то есть в созидательно-оптимистичном, но параллельно с этим мы запустили новости. И когда вдруг люди увидели живые новости, прямоэфирные, быстрореагирующие, в этих новостях первый раз как бы с телевидения прозвучала фамилия Ходорковский. Понимаешь, это был шок у всех: ничего себе, это фамилия, которая была запрещена везде. То стало понятно, что зритель, о котором я мечтала, тот, которого я хотела, пошел за новостями, сказал: «Мне это надо», и потом этот же зритель пошел на Болотную, этот же зритель начал заниматься волонтерством. Как-то мы пошли за этим зрителем, который нам нужен был, и тот, которого мы получили  итоге. Активные, неравнодушные. Так и стал вот такой канал.

Собчак: Удивительно, что если бы здесь сидел Кулистиков, и я задала бы ему этот же вопрос, но только другой: «Почему у вас так много криминальных новостей, убийств и так далее?», он бы ответил то же самое. Он бы сказал: «Ну, мы пошли за своим зрителем. Мы  ставили в эфир, рейтинги росли у этих программ».

Синдеева: Это у меня вечный спор с телевизионными начальниками. Иногда он прямой, иногда заочный, когда я с ними заочно спорю. А этот аргумент, что зритель, рейтинг — это главное, он конечно, для телевизионного бизнеса важный аргумент. На вопрос, какого ты хочешь получить зрителя, я говорю, что мы идем за тем зрителем, которого мы представили. А мы представили себе зрителя, который думает, который неравнодушен, созидает, работает, который не ленится пойти и заняться волонтерской деятельностью, потому что для него это важно.  То есть мы себе такого зрителя представили, и когда мы стали делать программы, то он материализовался, благодаря тем словам, которые мы внесли. Мне кажется, что если бы Кулистиков видел бы себе зрителя другого, и точно так же его программы бы для другого зрителя становились бы так же популярны.

Собчак: Изначально телеканал, о котором рассказывала мне ты, когда первый раз пришла еще в ту старую студию, это своего рода радио «Серебряный дождь», но только в формате телевизионном. Позитивные, интересные, разные программы, странные, музыкальные, интерьерные. Сейчас очевидно, что Дождь, я очень люблю этот канал и здесь работаю, но он не optimistic channel в том смысле, в котором замышлялся. То есть это все-таки новости, сейчас, в основном, это новости войны, это очень много серьезных репортажей. Исходя из повестки дня, они связаны совсем не с оптимистическими темами. Тебе не жалко, что он  не optimistic больше?

Синдеева: Для меня он все равно optimistic, я все равно настаиваю  на этом. Несмотря на то, что были разные соблазны на какое-то время превратить его в realistic. Мы уже нарисовали все логотипы, вот, раскрываю тайну. Все у нас было, мы решили сделать …

Собчак: А цвета какие — из розовых?

Синдеева:  Мы как-то  над цветами… У нас же есть и голубая линия, и зеленая. Мы над цветом не думали, мы так чувствовали себя. Да, мы отражаем ту действительность, которая есть. Это не мы стали пессимистичнее, это  та действительность, которая вокруг нас, становится страшнее, хуже, грустнее, и мы ее отражаем. Но вопрос — выход какой? Для нас выход — мы работаем, мы продолжаем это делать, мы верим в том, что все возможно менять. От каждого зависит изменение, от наших зрителей зависит это изменение. Но, жалею — не жалею. Давай еще такой момент. Когда канал задумывался, это был 2007 год, когда я его придумала, и когда заложено это все было, это было до кризиса. Ты помнишь, как тогда все перло, извините за такое не очень форматное выражение, все росло. Куда ни плюнь — везде вырастала пальма. И на этом состоянии я и придумала этот телеканал. В 2009 году он вышел в эфир, и это было еще то состояние, когда казалось все растет, развивается.

Собчак: А потом случилась Болотная, и вы были единственными, кто это показывал.

Синдеева: А потом мы показали только это, и стали... Есть еще один момент: у нас до 2014 года, до начал всех наших великих проблем, ты вспомни, мы стали каналом, конечно, главным локомотивом были новости, но у нас появились программы life style,  у нас появились программы, в том числе, интерьеры и очень много культуры.

Собчак: Сейчас как-то наоборот….

Синдеева: Ну почему? Видишь, я уже не один раз объясняла, к сожалению, это все из-за денег, как это банально ни звучит. У нас нет возможности, когда надо было сократить, мы реально порезали контент. У нас не было лишних водителей или кто-то как бы излишний. Нет. Мы порезали контентно: погода, спорт, культура. То есть все то, что составляло весь образ канала.  Мы сейчас пытаемся, это видно и по эфиру, маленькими шагами начинаем возвращать, потому что мы как-то выдохнули, хоть чуть-чуть.

Собчак: Главный вопрос: на что живет телеканал  Дождь? Я понимаю, что на каком-то первом этапе вы с Сашей Винокуровым вложили много своих денег. Но я понимаю, что объем производства и траты всего, естественно, превышает рекламные доходы. Я понимаю, что эти деньги где-то надо брать. Это не могут быть бесконечно частные деньги.

Синдеева: А ты что думаешь, ну ты же здесь, честно?

Собчак: Я не думаю, есть версия, что это Тимакова и Медведев. Эту версию я не разделяю, я не думаю, что это Ходорковский. Что это деньги Ходорковского, потому что тогда были бы совершенно другие меры по отношению к телеканалу Дождь. Но я думаю, что есть условно два-три тайных спонсора, которые просто не говорят, кто они, и помогают исключительно ради идеи, как помогают люди деньгами Навальному ради идеи. Я думаю, что какие-то поклонники Дождя среди олигархической тусовки, они есть. Естественно, ты вряд ли можешь назвать их фамилии. Но мажется, что вся эта история про то, что мы живем на подписку, скажу честно, в это я не верю.

Синдеева: То, о чем говорит мой муж и партнеры-акционеры, и человек, благодаря которому я все это сделала, он говорит: «Ну давай публиковать нормальную отчетность, чтобы все было видно». Я все время торможу, потому что мы не можем никак определиться. Мы, с одной стороны, коммерческий канал, потому что мы задуманы как коммерческий канал, который должен быть бизнес, а с другой стороны, мы стали фактически общественным каналом, потому что действительно 80-85% нашей выручки составляет  доходы от подписки.

Давай я расскажу, чтобы тебе было понятно математически. Вначале у нас были свои деньги, которые мы инвестировали в канал, в какой-то момент, когда мы понимали, что деньги наши закончились, это был как раз 2013 год, когда все росло, наш бизнес, нельзя было это бросать, резать, переговоры с инвесторами, которые были, ничем не закончились. Мы тогда продаем свой дом, свою квартиру и продолжаем часть этих денег инвестировать в развитие канала. Но когда в 2014 году нас отключили отовсюду, в конце 2013 года разрыв между нашими затратами и доходами очень сильно сокращался. Мне кажется, это одна из причин, в том числе, такого серьезного наезда на нас, что мы публично, я сказала, наконец-то, 2014 год для канала будет прибыльным. Наконец-то, мы выходим на... Ты же видишь, мы же очень экономны, то есть затраты на Дождь были в десятки, сотни раз меньше, чем на производство такого канала. Потому что мы всегда ужимались. Поэтому мы тратили для нас много, но в рамках.

Собчак: Но сейчас он же не прибыльный канал…

Синдеева: Вот смотри, и в 2014 году, когда все это случилось, и нужно было резко резать, сокращать, потому что рекламодатели ушли, а 80% дохода составляла реклама, когда мы сократили вначале зарплаты, потом сократили людей. Бюджет канала был 45 млн. рублей в месяц. Представь на секундочку, какой порядок бюджета любого канала. Мы его сократили, довели до цифры 23-22-24, и мы сейчас живем в этой цифре, ужавшись в два раза. Теперь доходы. Рекламодателя потеряли, начали раскручивать подписку, последние 4 месяца мы полностью финансируемся ноль в ноль доходами от рекламы, от подписчиков, то есть самоокупаемые. Но был момент, когда бы мы не выжили. Это теперь по поводу того, кто помогал и так далее.

Когда нужно было перестроить на это сокращение, мы устроили этот марафон. Во время марафона мы получили порядка 1,5 млн. долларов, мы собрали за неделю от людей. Для нас это были деньги, которые дали нам возможность перестроить работу и прожить несколько месяцев. Как гендиректор, я могу сказать, как ведется сейчас работа. Нам чуть-чуть все время не хватает, но из-за того, что подписка приносит каждый день доходы, ты можешь… Вот надо заплатить зарплату, мне бухгалтер каждый день пишет: «Нам до зарплаты осталось добрать еще миллион». Я говорю: «Так, у нас сейчас подписка, сколько мы сегодня получили денег? — я говорю. — Отлично, мы до зарплаты успеваем набрать миллион». Например, у нас есть чуть-чуть долги, когда мы кому-то должны. Ну вот мы тебе были должны несколько месяцев. И я честно говорила: «Ксень, если ты можешь потерпеть, дай нам возможность накопить»…

Собчак: Я сказала, что могу потерпеть…

Синдеева: Я к тому, как все это строится. Это не позволяет нам развиваться, нам все равно очень нужны деньги, нам очень нужны. Но рекламодателей мало, кризис, не только  потому, что многим запретили к нам идти, мы стоим в блок-листах, а просто потому, что экономическая ситуация.

Собчак: Сейчас стало полегче. Есть ощущение.

Синдеева: Есть ощущение полегче, потому что когда ты 4 месяца живешь тютелька в тютельку, ты уже чуть-чуть выдохнул, спишь хотя бы спокойно. Но могу ли я сказать, что мы расслабились — нет. Сейчас подписка падает, потому что год назад был период марафона, когда люди покупали подписки, иногда по 20 штук, и они кто-то продлил подписки, кто-то нет. Нам говорят: «Ну че там, Дождь уже нормально…». Нет не нормально, нам все равно надо, потому что я хочу взять какие-то новые программы, вернуть, условно, весь тот life style, а мне не хватает. Поэтому никаких тайных поклонников… Есть зрители, которые покупают у нас большие пакеты. То есть они есть, но нет ни одного, если ты меня спросишь — Ходорковский? Мы об этом тоже говорили, предлагал нам денег, это было в тот момент, когда все началось. Но он тогда сказал честно: «Ну, типа, выживете», и мы понимали, что участие Ходорковского в телеканале Дождь будет серьезное, и мы понимали, что мы не можем.

Собчак: Я не могу тебя не спросить, хотя это такая тема щекотливая — Роспечать. Зачем брали деньги на, понятно, что социальные проекты, но, тем не менее, будучи телеканалом, который находится в такой явно оппозиционности к федеральным каналам. Никто его не называет оппозиционным на Дожде, и ты не любишь это слово. Но по сути это телеканал, который рассказывает о нашем государстве правду с точки зрения его сотрудников. Зачем брать у государства деньги на соцпроект?

Синдеева: Во-первых, я не считаю наш канал оппозиционным, мы, правда, пытаемся отражать ту действительность, которая есть, и не замалчиваем ничего, что замалчивают другие.

Собчак: Ты знаешь, в  этом есть такой момент. Это как Навального,  я его, кстати, считала, отчасти справедливо, притом, что я Лешу очень уважаю, но этот инцидент, когда он брал во время выборов голоса «Единой России», как бы ему позволила, дала возможность, собрав подписи за него, помогла ему участвовать в мэрских выборах. В этом есть узкий момент. Что, с одной стороны, да, без этого. Это тот компромисс, без которого он бы не смог участвовать и дать потрясающий результат, показав нам всем, что таких людей много, но это компромисс. Как бы взять деньги у государства, которое само же вас, как бы…

Синдеева: Это был один из аргументов, что Дождь брал у государства деньги, поэтому  он не имеет права ничего говорить. Ну, во-первых, это был 2011-2012 год, когда мы в первый раз отправили заявку на грант. Дождь, ты помнишь, с самого начала делал социальные проекты сам. Мы начали программу по интеграции инвалидов в общество.

Собчак: Ну, вы же тогда не сказали, что взяли деньги у Роспечати.

Синдеева: Ты что, ролики до сих пор идут, что это сделано при поддержке агентства …Я боюсь, что  моя похвала будет им только в минус. Но как это было? Мы делаем эти социальные проекты. У меня специальный отдел был и девочка Оля Попкова, которая это все вела. И вдруг она узнает и говорит: «Послушай, а ведь Роспечать дает гранты на всякие социальные проекты, и там есть несколько направлений — социальные, связанные с инвалидами, книги, литература». Мы смотрим все эти проекты и выбираем три, по которым мы эту работу уже начали делать. Мы уже снимали эти ролики, и я сказала: «Почему, давайте попробуем». Мы отправили заявку по нескольким грантам, и первый раз получили отказ по всем, ну и какой-то получили один. И так на протяжении двух лет мы получаем 9 грантов на общую сумму не ту, которую мы писали: она там 15 млн. 100 тыс., у меня все это написано, более того, Роспечать опубликовала эти данные, никто же на это не обратил внимания. Мы получили денег 15 млн. 100 тыс. в течение 2,5 лет.

Мы на эти деньги произвели, и это не только документальный факт, который мы отчитываемся перед Роспечатью, а это в эфире все можно увидеть и на сайте, мы произвели 231 оригинальный ролик. Это программа Панюшкина. Помнишь, он снимал программы, ездил по разным детским домам, по проблемным детям? И в каждом мы сняли 50 программ Валерия Панюшкина. 50. Это выездные программы. Мы сняли программы по наркотикам, по книгам. Это же съемочные программы, и это все до сих пор ротитуется в эфире, и более того, везде это обязательство Роспечать, когда ты получаешь грант, что эти ролики созданы при поддержке. Я на протяжении всего этого времени не скрывала, более  того, когда у меня появлялась возможность, я всегда говорила, что это просто уникальный опыт партнерства с государством.

Собчак: А почему сейчас травля происходит?

Синдеева: Нас по ходу дела пинают. Я не знаю,  я довольно честно задавала нашим знакомым, которые более-менее в курсе этой ситуации. Я говорю: «Это же на нас?». Он: «Конечно, не на вас, вы там, по ходу дела, слава Богу, мимо там оказались и еще вам пнули». Это какая-то история, связанная с персоналиями в Роспечати. Это какая-то внутренняя история между одной ветвью, другой ветвью, которая не имеет отношения ко всем. Но самое обидное, что из-за вот этого скандала выдуманного, вымышленного, потому что Роспечать давал на правильные вещи деньги. У нас минута  ролика получилась 25 тысяч рублей, мы посчитали специально. Это как с благотворительного фонда. Потом все остальные нормальные благотворительные фонды пытаются отмываться еще от этого. И здесь то же самое, взяли пнули очень хороший проект. Они сейчас никому не будут давать после такого скандала деньги на правильные вещи.

Собчак: У меня еще один неудобный вопрос, ты уж меня извини.

Синдеева: Я же знала, на что иду…

Собчак: Я эту ситуацию знаю изнутри, поэтому не могу тебя не спросить. Расставание с Димой Савицким. Я сейчас не про любовное расставание. Правда есть правда. Есть радиостанция «Серебряный дождь», которую ты создавала со своим бывшим супругом, имела там небольшую долю  и потом ушла создавать свой телеканал. Почему у вас не получилось с «Серебряным дождем» хорошо расстаться? Я знаю, что Дима Савицкий, он не раз об этом говорил, очень негативно настроен, считая, что ты, прости за эти слова, украла название Дождь, украла многих сотрудников, концепцию, не захотела делать это в партнерстве.

Синдеева: История. Когда я придумывала телеканал Дождь, я помню, где это было, мы с Винокуровым были тогда на каком-то отдыхе, есть телеканал, ну как бы его назвать, я говорю: «Конечно, мне бы хотелось назвать телеканал Дождь. Ну или как-то связанный с «Серебряным дождем», потому что мой вклад в развитие этого бренда, как минимум, половина». Это честная половина Димина и моя ровно в тот бренд, который получился из радио.

Собчак: Почему оно не было оформлено документально?

Синдеева: Я до сих пор являюсь акционером, у меня маленькая там доля,  мы сейчас говорим не де-юре, а де-факто, де-факто все понимают прекрасно, что в «Серебряном дожде» есть успех двоих. И я говорю: «Я попробую спросить у Димы, нас там 4 партнера, что они по этому поводу думают». Это был 2008 год. Я пришла и сказала, что хочу телеканал и очень хочу назвать его Дождь, что вы по этому поводу думаете. Они сказали: «Проблем никаких нет». Радио никогда не считалось конкурентом с телеканалом, Дима никогда не любил телевидение. И он сказал: «Да, наверное, нет проблем». Я помню, тогда еще Джамиль, еще один наш партнер, сказал: «Ты уверена, что потом не возникнут какие-то там проблемы?». Он: «Да нет, ну ладно, ну че, она заслужила часть этого бренда». Это был 2008 год. Потом мы начали строить канал, и мы его строим. И вот уже начинают про нас разговоры. Был один прекрасный ведущий на «Серебряном дожде», которого я когда-то фактически нашла и поверила в него, который по какой-то причине, я  не могу понять, за что Соловьев меня так не любит. Правда,  потому что если бы не моя тогда вера в него, и когда я тогда …

Собчак: Ты его привела на Дождь?

Синдеева: Я его не привела, он случайно оказался в эфире. Но когда я его услышала, и когда его услышал Дима, я говорю: «Дима, у меня чуйка в этом смысле хорошая», и мы с Димой сказали: «Да, этого человека надо брать». Дима пошел с ним встречаться и в этот же день подписал с ним контракт. Он никогда не был ведущим, он никогда не имел никакого отношения к СМИ, он весил 150 кг, был весь такой с усами, в золотых цацках, и он сказал: «Дим, у меня там заводы на Филиппинах, да мне вообще ваши деньги не нужны, мне так понравился эфир, что я готов поработать». Но Дима — мальчик аккуратный, поэтому он подписал с ним контракт с зарплатой, и Соловьев с тех пор стал работать. Почему он сейчас меня на каждом углу поливает,  я не знаю.

У нас был один разговор, когда я поделилась уже, канал строился, я поделилась, мы сидели в кабинете у Димы Савицкого, и там был Соловьев, и я сказала: «Делаю канал, он у меня  получается». На что Соловьев мне тогда вообще сказал: «Да ты дура, когда все валят, когда все пытаются …». Я думаю, что в этом причина его ненависти ко мне. Он говорит: «Все валят, все пытаются найти себе запасные аэродромы. Твой муж и так там типа потерял банк, и ты еще хочешь последние деньги потратить на телеканал?  Ты вообще в своем уме? Ты вообще дура, что ли?». Это был эмоциональный разговор. Я говорю: «Ты знаешь, мы вообще по-разному мыслим и у нас разные какие-то… Я не хочу отсюда уезжать, я хочу быть здесь, я хочу попробовать сделать телеканал». Что задело Володю в этой ситуации, какая у него была… В процессе строения канала, когда они начали вдруг говорить, еще ничего нет, но уже говорят: вот, Синдеева, Дождь, канал, какие-то разговоры. Он по какой-то причине, в том числе начинал это Диме говорить: вот, а че ты там, Синдеева делает телеканал. Знаешь, началась какая-то настройка. И Дима вдруг потихонечку начинает менять отношение, хотя я продолжала работать на радио.

Собчак: Ты думаешь, что Володя Соловьев его настроил?

Синдеева: У меня нет этого факта, но совпали какие-то…. То есть неожиданно Дима… Дима наблюдал за тем, я рассказывала, я работала, я еще делала «Калошу»тогда, я продолжала работать на «Серебряном дожде», на проектах и, конечно, я делилась, более того, я  Диму звала  на канал, он приходил, я помню, смотрели, как мы это строим. Я понимаю, что начинают меняться отношения. Дима вдруг: «А почему ты забираешь людей?». Я говорю: «Дим, мне и в голову не могло прийти, что эти люди, которые есть на «Серебряном дожде», не могут работать на канале». Это, может, была моя ошибка, потому что я не видела в этом проблемы, я, правда, не видела в этом проблемы, мне казалось, что это очень полезная синергия, что у этих людей появится телеэфир, это же всегда здорово, пусть канал маленький, что на первом этапе …

Собчак: Но часть людей, согласись, ушло навсегда, та же Макеева, которая возглавляла информационный эфир «Серебряного дождя»…

Синдеева: Там принципиальная разница с Димой, ты его прекрасно знаешь. Дима живет в рабовладельческом сознании. Для него сотрудники — это которые преданны. Мы всегда с ним по этому поводу спорили.  Я ему говорила: «Невозможно, люди — не рабы. Если они делают выбор уйти туда, это не значит, что они ушли за большими деньгами, они решили, что им лучше уйти туда. Дай им возможность работать и там, и там». Эта ситуация менялась в процессе. И у нас был серьезный разговор, за что у него есть право обижаться. У нас была неожиданно смена отношения Димы к каналу, когда он мне начал: «А ты подари «Серебряному дождю» часть акций». Я говорю: «Дим, почему я должна подарить часть акций «Серебряному дождю», объясни?» —  «Потому что ты взяла бренд». Я: «Вы мне разрешили, я этот бренд с тобой вместе строила. Но вы же мне разрешили. Мы не подписали эту бумагу между собой, но вы же мне все дали».

Второе — ведущие. Я, правда, считаю, что это нормальная синергия, которая возможна, И третье: я поняла, что вы сейчас мне очень нужны, как радио, у которого уже раскрученная аудитория, но придет момент и время, когда телеканал тоже может за собой потащить радио, но почему я должна подарить «Серебряному дождю» акции — я не понимаю. Мы встретились все партнеры, и я сказала: «Я готова впустить вас в бизнес по себестоимости ровно по тому количеству денег, которые я уже вложила. Вот вся математика, пожалуйста, я готова продать…». «Как тебе не стыдно, что ты предлагаешь?». Я говорю: «Дима, а когда я выкупала…». Ведь как было, у меня не было ничего, у меня было 2% акций на «Серебряном дожде», которые когда-то Дима как муж сказал: «Пусть у Синдеевой будет». А потом, когда у нас один из партнеров продавал эти акции, я их выкупала.

Собчак: Выкупала, еще находясь в браке с Димой?

Синдеева: Уже мы не были, по-моему, в браке, но я их выкупала. Я занимала деньги, поэтому в данном случае я недоумевала, почему я должна их подарить. И потом был момент: «Мол, хорошо, раз ты не согласна с этим, подписывай документ». А Дима, ты же знаешь, какой он был, вот бумажка, подпиши документ, по которому уже эти люди у тебя работают, мы их не трогаем, но больше ты никого с радио не переманиваешь. Мне не нравилась эта формулировка, я  была против.

Собчак: Но ты подписала?

Синдеева: Но мы с ним сказали: ок, я с этим согласна. Я уже не помню, подписала. Но, наверное, он хранит, наверное, подписала. Это невозможно не подписать, зная Диму. А дальше случилась ситуация с тобой. Ты в моей голове была моим человеком, которого я позвала, ты помнишь, мы же тебе первый раз делали предложение, еще когда не было этой проблемы с Димой. Когда мы с тобой встречались, и я говорила: «Может быть, ты придешь, новости», это еще не было проблемой, и у меня в голове — типа Собчак, она же уже тут была. И, по-моему, это было из-за тебя, когда я тебе сделала предложение, тогда у нас с Димой состоялся ужасный разговор, мы поругались так, что уже три года не разговариваем, и на каждом углу... Мне ужасно обидно.

Потом радио стало, когда  у нас начались проблемы, то радио стало открещиваться, потому что из-за наших проблем у радио тоже начались проблемы. И в этом смысле Джамиль, наверное, тогда был прав, что: «Послушай, неважно как, но, может быть, не надо?», потому что действительно очень многие путали. Говорили, что радио — это одно и то же, у них начались проблемы с рекламодателями. Я, опять же, как человек, который любит радио, создал его, является его акционером, я бы никогда не хотела сделать плохо радио.

Собчак: Но Дима Савицкий, гендиректор радио «Серебряный дождь», наверняка посмотрит эту программу. И чтобы закрыть эту тему, может, ты хочешь ему что-то сказать?

Синдеева: Я бы хотела сказать: Дима, ты потрясающий менеджер и человек, который построил очень крутую штуку, и в этой крутой штуке моя роль тоже была большой. Я точно никогда не хотела сделать плохо «Серебряному дождю». Никогда. Для меня это еще один ребенок, очень родной.

Собчак: Зачем тебе твоя программа, ты же не журналист? Ты вот для меня, честно могу сказать, притом, что я смотрю какие-то твои интервью, мне нравится. Мне нравится, что это живо, что это такое. Мне кажется, это такая странная ипостась, ты всегда была человеком, который дает всегда другим, находит талантов, наоборот, открывает людей. Надо сказать, что моя карьера во многом началась со знакомством с тобой, это правда, на Дождь, еще тогда радио «Дождь», ты меня заметила, привела Диме и т.д. Но зачем это тебе? Для меня в этом есть какая-то… Приведу пример, вот честно скажу, в этом есть такое, как Константин Эрнст, которого, несмотря на всю его вот эту историю с новостями, ангажированностью, я его очень уважаю как продюсера, я считаю, что он — гениальный продюсер. Но если бы Костя Эрнст, вдруг начал почему-то опять вести программу «Матадор», которая в свое время была прекрасна…

Синдеева: Про это, кстати, я тоже скажу.

 Собчак: Как бы в этом есть, знаешь, раз в год взять интервью у легендарного человека — да, это может сделать и Костя на Первом. Тебе зачем?

Синдеева: Честно? Посмотри, мне, правда, никогда не хотелось быть  в эфире ни  радио, ни телеканала, это искренне. У меня вообще даже мысли такой не было. Несмотря на то, что я люблю сцену, танцевать и т.д., у меня никогда не было такой амбиции. Когда, опять же, мы начали сокращать и резать все бюджеты, и когда нам пришлось расстаться с каким-то количеством ведущих, тогда программу, условного интервью, вот такого вот неформального интервью, вела Долецкая. И Алена к тому моменту устала, и у нас уже не было возможности платить нормально гонорар, правда, ее не было. Потому что для нас это была дорогая программа, плюс она требовала больших съемок. И у нас оставалось на 2 месяца спонсоров, у этой программы, и которая в случае с Аленой и с той съемкой, которая была, не покрывала расходы, понимаешь? Мы не могли себе это позволить. И мы закрываем программу, но спонсоры-то есть, обязательства мы должны, и мы сидим на совещании: «Что делать? Надо кого-то спонсорам предложить». И кто-то из менеджеров сказал: «Давай ты, Наташ. Давай ты, потому что тебя они точно утвердят».

Собчак: Сейчас-то уже спонсоры закончились. То есть тебе понравилось.

Синдеева: Смотри, случилось две вещи. Первая: во-первых, мне, правда, понравилось. Понравилось, потому что у меня это стало получаться неожиданно. Оно стало получаться, как мне кажется,  вот в разговоре совершенно другом, с совершенно с другой интонацией. Мне хотелось, чтобы на Дожде она появилась, и в этом смысле, мне кажется, это важно, что она, именно такая появилась интонация. Второе: я этот год очень эмоционально переживала все вот эти наши ситуации. Я поняла, что это же не интервью-программа, на самом деле, это не журналистская программа. 

Собчак: Посиделки такие душевные.

Синдеева: Это посиделки с человеком, с которым я хочу обсудить то, что меня волнует, с таким человеком, чье мнение мне интересно. И мне показалось, что если я хочу транслировать аудитории, условно, что я хотела бы сказать телеканалу, что, наверное, эта программа во многом транслирует это, да? Именно потому, что она не интервью, а это я. Ну а третье: она — отличный traffic maker, она сейчас собирает после тебя, твоей программы…

Собчак: То есть мы теперь еще и конкуренты, скоро меня уволят.

Синдеева: Нет, она просто реально стала собирать как бы просмотры, покупки и т.д.

Собчак: Как назывался твой мастер-класс?

Синдеева: Я с тобой согласна, в этом есть какая-то неловкость, вот Винокурову неловко до сих пор, что я делаю программу.

Собчак: Как назывался твой мастер-класс, когда вы делали мастер-класс для всех ведущих Дождя? Помнишь, когда приходил Познер, читал журналистские какие-то курсы.

Синдеева: У меня не было мастер-класса, я читала, у меня просто была вводная лекция.

Собчак: Как она называлась?

Синдеева: Я не помню.

Собчак: Я помню.

Синдеева: Как она называлась?

Собчак: «Как стать звездой».

Синдеева: Да?

Собчак: Да. Меня поразило тоже это название. Ты — такой умный, тонкий, интеллигентный человек, вот если бы я была просто зрителем…

Синдеева: Так это весь проект так назывался — «Как стать звездой, «Большая перемена».

Собчак: Мне показалось, просто я еще помню, я посмотрела лекцию Познера, которая была очень интересной, и он, в том числе, тоже по этому как-то так с иронией прошелся, что: «Вот тут Наташа читала «Как стать звездой», я вам расскажу про другое». Вот почему?

Синдеева: Вот на самом деле, я, конечно, уже не помню, как она называлась, почему такое название мы решили.

Собчак: «Как стать звездой».

Синдеева: Я думаю, это было исключительно маркетинговый ход, точка. Но, ведь там я рассказывала не про то, как стать звездой, вообще не про это.

Собчак: Это не твоя тема.

Синдеева: Там была вводная лекция, я как раз говорила о том, что у каждого из вас… Нет, там вот суть этой лекции, не мастер-класса, была суть, что у каждого из вас есть шанс стать звездой, потому что вы пришли сюда, никому не известные, вас никто не знает, вас начнут показывать — и вот у каждого есть шанс.

Собчак: То есть это было для вот молодых ребят, которые потом, собственно, здесь и останутся.

Синдеева: Да,  это было для ребят. Да, вот как по-разному считывается.

Собчак: Последнее. Почему не сложились отношения Грымова и Миши Зыгаря? Вот он у меня был недавно в эфире, я могу говорить об этом публично. Он сказал о том, что он ушел, собственно, потому что был не согласен с политикой Миши Зыгаря. Что он считал, что так нельзя управлять телеканалом, и последней точкой стал недопуск в эфир каких-то людей — Улицкой, каких-то еще персонажей. Это со слов Грымова. Ты можешь посмотреть эфир, там он об этом говорит. Я хочу у тебя узнать, потому что я сама не знаю почему.

Синдеева: Честно?

Собчак: Да.

Синдеева: Хорошо, они знают об этом, потому что мы эту тему уже обсуждали, они, конечно, сейчас могут оба обидеться. Потому что Миша, Юра, они оба — мачо. Такие, понимаешь? Вот такие. Они не могли находиться рядом вместе. Я надеялась, обычно я умею такие ситуации разводить.

Собчак: Знаешь, я никогда об этом не думала.

Синдеева: Ты же понимаешь почему?

Собчак: Женщины должны любить либо одного мачо, либо другого.

Синдеева: Понимаешь, я обычно умею как-то это соединять, мне как-то всегда это удавалось. И я когда приглашала Грымова, я знала, какой он человек сложный, я же знала. Я понимала, что мне удастся вот этот баланс между всеми моими звездами найти.  Но здесь я не выдержала, потому что, я могу честно сказать, Миша делал шаги, попытки построить эти отношения. Юра их не очень делал, он сразу встал вот в эту, вот такую позу. Он во многом был прав, мы же с ним много обсуждали, он в каких-то вещах был прав. И мы это с Мишей потом обсуждали, я говорила: «Послушай, ок, Грымов тебе не скажет, я тебе скажу: он здесь прав». Но, причина в корне, конечно, другая, она как бы в другом поле, понимаешь?

Собчак: То есть два мачо на одной кухне не могут существовать.

Синдеева: Не получилось, то есть даже меня, вот этой вот моей, как мне казалось, сильной харизмы не хватило, я не смогла, я переживала, что Миша обижается, я его обижаю чем-то. Я понимала, что я не могу до конца Юрины амбиции тоже в этом смысле удовлетворить, понимаешь? А Юре нужно было работать с большой командой людей, которая подчинялась Мише.

Собчак: Заканчивается время, последний вопрос. Вот представь, что мы сегодня отмечаем не пятилетие Дождя, а десятилетие, вот расскажи, где мы? Что мы снимаем? Где мы находимся? Кто наши ведущие?

Синдеева: Это самый ужасный вопрос из всех, который можно было задать. Это самый тяжелый вопрос для любого человека, про его будущее как в проекте, понимаешь?

Давай так, я попытаюсь, потому что у меня нет этой картины, и это плохо. Знаешь, по идее должна быть уже эта картинка. Так как у нас 5 лет, это каждый день стартап был, понимаешь? Первое: точно вижу, хочу, что мы будем работать, вещать. То есть, не то что нас не будет,  вот этой ситуации я не вижу. Мы, конечно, будем, как мы будем трансформироваться, не представляю. Даже те же технологии развиваются с какой-то бешеной скоростью. Второе: конечно, мне кажется, что через 5 лет какой-то контекст будет другой, и востребованность Дождя и такого формата среди людей широких кругов, она будет выше. И что интерес к какому-то думающему контенту, он повысится. А вот как это будет, я не знаю.

Собчак: Я тебе этого искренне желаю, правда.

Синдеева:  Потому что нам вместе идти.

Собчак: И поэтому, я надеюсь, что через 5 лет мы действительно будем не в этой студии, может быть, а может, и в этой студии. А главное — чтобы мы были, это правда. С Днем рождения!

Синдеева: Спасибо, Ксюша.