Алена Свиридова в СОБЧАК ЖИВЬЕМ

Свиридова: Мы здесь репетируем. Почти живем в последнее время.

Собчак: Мы встретились не просто так. Скоро, я знаю, будет концерт – юбилейная программа будет подготовлена. Расскажи об этом.

Свиридова: Я не склонна к празднованию юбилеев, но поскольку сошлось слишком много юбилеев в один момент – в этом году исполняется 20 лет, как я на сцене, в августе я отметила 50-летний юбилей – я долго осознавала эти две цифры. Потом осознала, и решила, чтобы и остальным было не страшно, устроить по этому поводу грандиозный праздник.

Собчак: Я когда первый раз прочитала эту новость, искренне восхитилась, даже написала об этом в твиттере. Ты потрясающе выглядишь, подаешь всем пример, являешь собой настоящую элегантную красивую женщину, мне кажется, это необычно. У нас женщины, особенно певицы, актрисы, тщательно свой возраст скрывают. Найти дату рождения Жанны Фриске – надо быть минимум журналистом Life News, а максимум – работать где-то на ФСБ. Ты об этом открыто говоришь, такое ощущение, что ты не видишь в этом проблемы. Ты принимаешь себя, принимаешь жизнь.

Свиридова: Ведь это проблема навязанная - этот культ юности. Когда я говорю «мне исполнилось 50», мне говорят «молчи!». А что в этом стыдного? Мне стало хуже? Когда я об этом молчала, была «ничего», а после этого клеймо, что ли, повесили? Я решила, что если у кого-то это и вызывает отрицательные эмоции, то это не мои проблемы, а их.

Собчак: Ты к этому как-то пришла, решила перебороть что-то в себе, или ты к этому всегда относилась к пометкам в паспорте как к чему-то незначительному?

Свиридова: Я не понимаю, что я взрослый человек, до сих пор я чувствую себя этакой юной девицей  - может, конечно, пора сходить к доктору – но я не чувствую себя взрослым, который уже все знает, понимает, что ему нужно сделать, у него есть какие-то готовые ответы. В 20 лет мне казалось, что я очень умная. Мне нравилось осознавать себя умной. А сейчас я чувствую себя полной дурой. Я понимаю, что я многих вещей не знаю, не понимаю.

Собчак: Например, каких?

Свиридова: Я не могу постичь Вселенную, например. Я не знаю, как правильно жить. Как правильно поступать. Я не уверена, что я хорошая мать, жена, подруга. Как-то слишком много всего, чего я действительно не знаю.

Собчак: Постичь Вселенную – не самый хороший пример, потому что ее и Эйнштейн до конца не постиг.

Свиридова: Хотелось бы.

Собчак: Никто из смертных не может точно сказать, что он постиг Вселенную. Даже лауреаты Нобелевских премий.

Свиридова: У нас операционная система все-таки старого поколения. Может, наши внуки уже будут более продвинутые в этом плане.

Собчак: Есть что-то, что поколенчески тебя разделяет с современной эстрадой, артистами? Что-то что тебе непонятно в твоих коллегах? 20 лет – это огромный срок. Ты столько всего видела за это время, столько рождающихся трендов, тенденций, уходящих артистов, вечных звезд.

Свиридова: Проблема возраста у людей в том, что они немного остаются в том времени, в котором их молодость, юность. А я все время живу в этом времени. У меня нет ощущения, что раньше было лучше, интереснее, а сейчас все совсем не так. У меня, наоборот, есть чувство, что все здорово развивается. Конечно, ты можешь понимать объективно, что в том, что ты раньше сильно отрицал, есть своя прелесть. Например, социализм как идея – хорошая. Может, мы даже когда-нибудь к ним вернемся.

Собчак: У тебя есть ностальгия по этим временам?

Свиридова: Ностальгии по этим временам нет, но я, например, могу объективно оценить плюсы. Я не отношусь к тем, кто закрывает страницы и говорит: вот это старый мир насилия мы разрушим до основания, а затем мы наш новый мир построим. И строят то же самое, только с молдавскими рабочими. Мне кажется, что из всего нужно извлекать какой-то положительный урок.

Собчак: Про социализм что ты имеешь ввиду? Что тебе в том времени кажется важным, что хорошо было бы сохранить в современной России?

Свиридова: Было много чего для детей: кружки, дворцы пионеров, даже какие-то субботники. Когда я жила в Минске, у нас был 9-этажный дом на один подъезд, там жили все работники культуры – филармонии, телевидения, радио. Каждую весну, как только снег сходил, у нас вешалось большое объявление «Дорогие друзья! Мы выходим на субботник». И мы все выходили: родители, дети, со швабрами, с ведрами. Мы полностью убирали подъезд, территорию вокруг. Я помню, что я ходила с радостью. Мы видели результат своего труда. Это был наш дом, наш двор.

Собчак: Но вся эта эстетика, одинаковые формы, гимн… Я до сих по помню, как нас в первом классе заставляли это учить.

Свиридова: А сейчас тоже заставляют. Я пришла  к ребенку в школу, там тоже гимн. Все встали. Момент даже подходящий, гимн, хочется вроде спеть. И выяснилось, что никто новых слов и не знает.

Собчак: По поводу новой формы. Сейчас я знаю, что, по-моему, президент Владимир Путин предложил инициативу ввести в школах вновь форму. Это будет социальное неравенство уменьшать.        

Свиридова: Мы должны посмотреть с двух сторон. Когда я училась в школе, я форму ненавидела. Я всеми силами пыталась из нее вылезти. У меня есть куча школьных фотографий, на которых я не в форме. У меня какая-то темная юбка, белая блузка, темная жилетка. Я все-таки упорно ее отрицала. Но не так уж давно, куда-то на острова мы выехали, и там выбегают из школы детки, у них разного цвета юбки, галстуки гольфы. У каждого класса свой цвет. Это было так красиво. И учительница моего сына требует, чтобы дети ходили в офисном виде.

Собчак: Что за школа?

Свиридова: Это прогимназия на Пречистенке. Очень хорошая школа, с хорошими учителями.

Собчак: Частная?

Свиридова: Нет государственная. Но она очень продвинутая. Учительница говорит, что, когда дети официально одеты, это их дисциплинирует. Это тот же дресс-код, который принят в почти любой уважающей себя компании. В этом есть какая-то прелесть. Думаю, что тот протест, который мы к школьной форме высказывали – не только школа нас давила, нас давило отовсюду, вообще ничего не было, - следствие внутреннего ощущения, что нечем вдохнуть.

Собчак: А сейчас нет внутреннего ощущения, что тоже давит отовсюду? Или  вы это не чувствуете?

Свиридова: Я не чувствую. Мы, артисты, живем своей, несколько аквариумной жизнью. Мы не сталкиваемся с теми проблемами, с которыми сталкиваются остальные люди. Потому что даже в обычной жизни, в быту ты куда-то приходишь, тебе все радуются, тебе хотят помочь, и почти все вопросы решаются очень легко. Я не помню ни одного момента, когда мне могли нахамить или сказать «нет». Всегда слышу только «да».   

Собчак: У меня детей нет, поэтому я не могу иметь свое мнение. Но все мои подруги, чьи дети учатся здесь в школах, жалуются на ужасный уровень образования, что они вынуждены думать о заграничных школах, потому что здесь, даже если речь идет не о частных школах, очень низкий уровень школьного образования, плохая атмосфера в классе. Либо это богатые дети, которые друг перед другом бесконечно выпендриваются, либо, наоборот, если речь идет о государственных школах, то атмосфера нездоровых социальных вещей. Как мать скажи свое мнение.

Свиридова: Я сначала вспомню как ученица. Я когда в школе училась, у меня была специализированная школа с музыкальным уклоном. Маленькая, всего по одному классу, никаких параллелей.

Собчак: Время тогда было другое. Я тоже не помню этого. Мне казалось, прекрасное было образование, строгие учителя.

Свиридова: Смотри, поскольку нужно было музыкой заниматься, как зверь, в определенный момент я забуксовала и сказала «все, надоела мне ваша музыка до чертиков, не хочу быть музыкантом, хочу быть владычицей морской». Я ушла из этой школы. Сбылась моя мечта: мне не пришлось ездить по часу к ней, я пошла в школу рядом с домом. Перекрестилась: какое счастье, иду в общеобразовательную школу. Там параллелей шесть и, вообще, все прелести. Ровно через месяц я почувствовала разницу между школой, в которой учились дети музыкантов, и той, где учились дети из микрорайона. Разница была всегда, и всегда будет: и в Лондоне – потому что мы все равно будем людьми второго сорта, даже с самыми богатыми родителями. Англичане достаточно снобски настроены к приезжим. Школа – она и есть школа жизни. Все проблемы, которые есть в школе, потом подстерегут, когда станешь взрослым. И непонимание одноклассников, и глумление над твоим материальным положением, и куча всяких выскочек, которые занимают, вроде бы, более высокое социальное место в иерархии, и несправедливое давление начальства, - вот все, что есть в школе, все будет. Мне кажется, родители должны объяснить детям, что идеальных условий в жизни не бывает. Нужно уметь жить и оставаться человеком в тех условиях, которые тебе даны. Нужно принимать эти условия, не жаловаться, что где-то хорошо – это все чушь собачья.

Собчак: С другой стороны, это же замкнутый круг получается. Если не пытаться менять те условия жизни, которые у нас есть – условия образования, экономики, политики, социальной жизни, то они никогда и не изменятся. Только, делая эти попытки…

Свиридова: Ксюша, я понимаю твою позицию. У меня она несколько другая. Единственный объект, который ты можешь реально изменить – это ты сам. Себя менять непросто. Сам себя любишь, тебе кажется, что  ты местами просто зайка и менять тебе ничего не надо, а все вокруг плохо. Никогда ни одни условия не удовлетворяли никого. Я не знаю ни одну страну, в которой люди бы сказали: «Да у нас круто!».

Собчак: Вопрос некой социальной справедливости и общего ощущения.

Свиридова: Справедливость – это..

Собчак: …относительная категория. Но тут вопрос баланса. Очевидно же, что всемирной справедливости нет нигде. Но всегда есть вопрос соотношения баланса. Когда этот баланс нарушается, происходят те социальные явления, которые мы видим в нашей стране, общее глобальное недовольство, и ощущение тотальной несправедливости. Оно висит в воздухе, рождается из дисбаланса того, что происходит. Когда, с одной стороны, есть очень богатые люди, с другой стороны, очень бедные. Когда есть признаки феодального государства. Когда есть зажимы свобод и так далее.

Свиридова: Я скажу такую вещь. Почему надо смотреть на себя? Вот такая простая ситуация: ты едешь на машине, и чуть-чуть нарушил правила. Не хотел, так получилось. Тебя ловят. Ты опаздываешь. Твои действия? Заполнять, ходить, забирать – в зависимости от тяжести преступления – или дать денег? Я себя спросила. И вынуждена признаться, что «дать денег».

Собчак: И я вынуждена себе признаться. Но знаешь, в чем разница? Если я делаю то же самое в Америке или в Англии, я знаю, что за один тот факт, что я что-то достану и что-то кому-то предложу, у меня начнутся проблемы такого масштаба! До депортации из страны, до суда. Система устроена так, что само произнесение слова «взятка» или доставание  каких-то денег повлечет за собой серьезную ответственность. Когда мы впихнуты в какую-то систему, мы начинаем по-другому функционировать.

Свиридова: Ты правильно сказала про феодальное государство. Я вспоминаю, что это всегда были дары. Приходили с дарами, сундуками, соболями - со всех сторон. И это настолько прописано в программе, что реально нужно просто менять систему.

Собчак: Система вокруг. Как и в школе. Я помню, потому что училась и в Англии, и в России. В России, если ты списал, ты молодец, что смог учителя обмануть. В Англии сам факт списывания – это очень стыдно. Ты начинаешь думать иначе, потому что видишь реакцию.  Сам факт предложения взятки гаишнику – это стыдно. Это ставит тебя в положение какого-то аборигена, который приехал в набедренной повязке.

Свиридова: Потому что в Англии слово «джентльмен» не просто так с потолка взялось.

Собчак: Не только в Англии, во всем цивилизованном мире. В Грузии гаишники не берут взятки!

Свиридова: Я думаю, может, это от того, что аристократию вырезали? Все-таки это носители культурных ценностей.

Собчак: Мне кажется, это вопрос системы. Если договорилась, что в 10 утра должны репетировать, и если кто-то опоздает, то будет штраф, то люди в какой-то момент начнут в эти правила вписываться. Я уверена, что общество начинает функционировать  в тех границах, которые мы задаем. Это проблема любого геноцида, войны.

Свиридова:  Возвращаясь к первому пункту нашего разговора, когда я сказала, что я чувствую себя дурой, я много думала на эту  тему. Я считаю, что для того чтобы что-то ругать, нужно сначала что-то предложить. Я всегда против утверждений: «всё плохо, сами думайте и решайте, это ваши проблемы». Я думала, думала и пока ничего не могу придумать, чтобы сказать: «Давайте сделаем вот так, и от этого всем будет лучше». Что надо для этого сделать?  Без понятия. Взять, к примеру, братскую Украину, ведь это был просто цирк, и он продолжается.

Собчак: Вы имеете в виду результаты выборов?

Свиридова: Да, и результаты выборов и результаты оранжевой революции. Все эти пертурбации – всё это просто смешно.

Собчак: Смешно что?

Свиридова: Смешны результаты - то чем всё это закончилось!  Сколько было шума, а воз и ныне там! Что принципиально изменилось?

Собчак: Гражданских свобод, например, стало гораздо больше. Выборы стали гораздо прозрачнее. Существует несколько групп, которые контролируют СМИ, но их ведь несколько. А это обеспечивает относительную свободу слова. Да, это не идеальная демократическая страна, но за счёт существования нескольких групп, в Украине свободное, не цензурированное телевидение. Поэтому у них ведут вещание несколько противоборствующих каналов. А не один, который ходит на «летучки» в Кремль, или ещё куда-то. На одном – ругают Януковича, на другом – хвалят, а на третьем с Януковичем сотрудничают. Если говорить образно. Или выборы – фальсификации также имеют место быть, но совсем в другом масштабе. Там никто не может, как например, в Дагестане, вбрасывать пачками бюллетени в урны для голосования прямо под веб-камерами. Поскольку сама система более демократична, более прозрачна.

Свиридова: Всё это напоминает строки из известной басни: «А Васька слушает, да ест». Всё дело в том, что на жизни людей это никоим образом не отразилось! Честно, Ксюш. Абсолютно ничего не изменилось.

Собчак: Получается, что люди стали жить в более демократической системе в кавычках?

Свиридова: Народу стало жить веселее! Все понимают, что толку от этого никакого, но зато повеселились!

Собчак: Все-таки Украина ещё не прошла полный цикл демократических преобразований до парламентской республики. Если бы он был пройден, то возможно и ситуация в стране была бы другой.  Все политические реформы остановились на пол пути, к сожалению, наверное, это и привело политическую ситуацию к существующей?

Свиридова: У нас даже самая прекрасная теория, всегда упирается в реализацию, заложенных в ней идей. Можно конечно все красиво расписать, но…. Не выйдет! Потому что всегда найдутся люди, которые мыслят абсолютно другими категориями. Вот например, если ты говоришь, что нужно сыграть так то и так то, то хорошему музыканту это понятно, а плохому – нет! И ничего не объяснишь!

Собчак: А может быть надо научить плохих музыкантов нажимать на нужные клавиши? Моцартами или Шопенами они, конечно, не станут, но зато научатся играть то, что от них требуется?

Свиридова: Способность анализировать, рассуждать и мыслить категориями, которые не зацикливаются на собственном благополучии – это как талант. Он дан далеко не каждому человеку. А мы почему то подразумеваем его в каждом и к этому апеллируем – «люди, это же понятно». Нет! Это не понятно! И я не знаю, честно говоря, когда это будет понятно «плохим музыкантам».

Собчак: А кому, на твой взгляд, дан такой талант в нашей стране?

Свиридова: Я не самым внимательным образом следила за политическими выступлениями, но то что мне удалось услышать и увидеть не произвело на меня впечатления, что вот тот человек, который обладает этим талантом и может сделать так, чтоб всем было хорошо!

Собчак: То есть все вот эти «демократические» события последнего полугода вызывают, скорее, желание дистанцироваться от этого?

Свиридова: Да, и по той простой причине, что выглядят они, скорее, спродюссироваными. А кто кукловод, я не знаю.

Собчак: Спродюссированы массовые выходы людей на улицы?

Свиридова: И не только, посмотри например на PussyRiot, я не верю, что эта идея могла прийти в голову этим  молодым девицам.

Собчак: Ты считаешь, что кто-то их надоумил это сделать?

Свиридова: Безусловно!

Собчак: Ты посмотрела фильм Аркадия Мамонтова и так решила!

Свиридова: Нет, я не смотрела этот фильм.

Собчак: Мне тоже совсем несимпатично то, что они сделали, но допустить мысль о том, что это кто-то спродюссировал, я не могу.

Свиридова: На самом деле это всего лишь часть большой политической игры.

Собчак: Ну, а кто мог их спродюссировать? Березовский? Грузины? Жидо-массоны?

Свиридова: Неужели они такие дуры, что решили сами все это сделать?

Собчак: Ну, допусти ситуацию, что девки долго думали, как бы им выпендриться, и решили сделать это таким образом. Ты же сама артист, ты знаешь, как рождаются безумные пиарные идеи.

Свиридова: Я не верю. что это могло быть самостоятельное решение. Хотя конечно существуют какие-то вещи, которые получаются спонтанно, но это вряд ли тот случай.

Собчак: Ты считаешь, это какой-то заговор?

Свиридова: Я считаю, что на это вообще не стоит тратить время. Это какая-то идиотская выходка, которая вдруг столько энергии призвала. Эту энергию да в мирных бы целях! Когда у Ольги Слуцкер отобрали детей, выставили ее за ворота, почему-то не было такой реакции!

Собчак: Почему? Я вот активно говорила на эту тему. Выступала, писала статьи.

Свиридова: Скажи мне, пожалуйста, правда, это ведь не сравнить с реакцией на Pussy Riot?

Собчак: Не сравнить.

Свиридова: А мне бы хотелось, чтобы люди поняли, что это касается каждого. Ты абсолютно беззащитен перед законом. Не работает! Ты понимаешь, что тебя никто не защитит.

Собчак: Думаю, что здесь очень показательная и конкретная история. Одно дело – какая-то далекая Ольга Слуцкер, которая у простого человека не вызывает положительных чувств. А здесь очевидная ситуация: девочки сделали глупость и наказаны  за нее явно чрезмерно, и явно не за сам танец в церкви, а  за слова о главе государства, которые они произнесли. Вокруг этого и создается медийное поле. Ты же сама артистка. Ты веришь, что Мадонну можно было заставить под мировой заговор что-то говорить?

Свиридова: Мадонну, конечно, нет. В общем, дело это темное, глупое, не стоит оно такого количества сил.

Собчак: У меня другой вопрос – об Андрее Макаревиче. Я знаю, у вас были долгие прекрасные отношения, до сих пор вы их поддерживаете. Как близкий ему человек, как ты оцениваешь поступок с открытым письмом. И подписалась бы ты сама под открытым письмом, если бы он попросил?

Свиридова: Я читала это письмо. Какой-то это не очень умный поступок, на мой взгляд. Сам текст письма. Андрей Вадимович на самом деле дитя. Я понимаю, у него восприятие действительности в «розовых очках», хотя он думает не так. Он думает, что он все видит и понимает.

Собчак: А в чем эти «розовые очки»?

Свиридова: Если я 20 лет живу в мире сказок жизнью артистов, то Андрей Вадимович живет гораздо больше.

Собчак: Он утратил связь с реальностью?

Свиридова: Да. А откуда она возьмется. Он выходит в народ с песнями, народ начинает его тут же обожать и любить.

Собчак: Он написал, что поехал по стране, увидел 70% коррупции.

Свиридова: А как он их увидел? Каким макаром? Мне кажется, он написал это в момент искреннего негодования. Но для таких вещей нужны факты. Это такое огульное обвинение: «А вы знаете, Владимир Владимирович, открою вам глаза, но у нас все ужасно. Вы, может, не знаете, но у нас все ужасно! И вот тут-то он удивится». Смешно.

Собчак: Не хватило фактов?

Свиридова: Фактов не хватило. Это пионерское выступление.

Собчак: А зачем он это сделал? Поддался общему негодованию в стране?

Свиридова: Как мне кажется, Андрей Вадимович все-таки не расчетливый. Его детская непосредственность говорит о том, что это была искренняя реакция. Выстраивать цепочку выгоды, мне кажется, не про него. Мне кажется, что-то где-то его кольнуло ретивое. Мы в последнее время меньше с ним общаемся, поэтому не знаю, что происходит. Если бы он хотел что-то сделать себе с какими-то бонусами, думаю, сделал бы это гораздо тоньше. И как-то, может быть, раньше. Думаю, он склонен к выплескам эмоций, и хороших, и плохих. Я тоже была мишенью для выплеска эмоций. Вчера он был хороший, а сегодня ему что-то в голову треснуло, он мне позвонил и говорит: «Наверное, не буду петь у тебя в концерте». Я его спрашиваю, почему. Он говорит: «Я подумал, наверное, не буду». Что он вспомнил? Не знаю.

Собчак: Есть две певицы 90-х годов начала расцвета поп-культуры: Алена Свиридова с песней «Розовый фламинго» и Ветлицкая «Посмотри в глаза».

Свиридова: Ветлицкая была первая.

Собчак: Две красавицы, худые, интересные. Невероятный клип с розовым фламинго. Потом я много слушала другие концертные программы: джаз, сильный голос. Это совсем другого рода композиции, но лично у меня все равно сложилось ощущение, что ты, как заложник одной песни «Розовый фламинго», все время пытаешься вырваться из этого образа, уйти от этого, сделать что-нибудь другое.

Свиридова: Это, наверное, моя боль. Как у Димы Харатьяна, когда все его называли гардемарином, что бы он ни делал. Я читала воспоминания Раневской. Они с Ахматовой шли, дети побежали за Раневской с криками «Муля, муля!». И Раневскую это зацепило. На что Анна Андреевна сказала: «Фаина, вы не волнуйтесь, у каждого есть эти самые мули». Раневская спросила: «У вас тоже?».

Собчак: По поводу плеяды тусовки 1990-х. Я уже сказала про Ветлицкую, про тебя. Вы были в каком-то контакте друг с другом? Сейчас я нигде не вижу Наташу Ветлицкую, она не дает концертов, куда-то иногда ездит, выступает на корпоративах. Кто еще из той грядки остался?

Свиридова: Володя Пресняков, Валера Меладзе. Мы с Меладзе вместе в первый раз попали на «Рождественские встречи» Аллы Борисовны. Она меня пригласила сама, услышав песню по радио. Песня называлась «Просто кончилась зима».

Собчак: А из девушек? Главной соперницей была Ветлицкая…

Свиридова: А мы были такие разные. Ветлицкая была красавица. Я же все-таки всегда была умницей. Я на красавицу никогда не претендовала. У Ветлицкой был сэкси-имидж. У меня был совсем другой. Я тогда очень косила под Энни Леннокс: мужской костюм, пацанский вид.

Собчак: Новая Лайма Вайкуле.

Свиридова: Не совсем. У Лаймы, скорее, кабаре. Она Лайза Минелли «апгрейт Прибалтика». А я была Энни Леннокс местного разлива. Как-то мы особо не конкурировали. Кристина в это же время начинала. Но Кристина – мамина дочка, девочка маленькая. На самом деле меня я была несколько в стороне от широкой поп-культуры. У меня была собственная жердочка, на которой я, собственно, и просидела все эти 20 лет.

Собчак: Как артисту понять, что пора уходить? Не как Алла Борисовна – 148-ой раз с гастролями, а по-настоящему?

Свиридова: Когда-то мы летели с Анжеликой Варум вместе, сидели, трепались на эту тему. Я сказала, что лет 45 – это уже глубокая старость, надо уйти и не позориться. Она посмотрела на меня и говорит: «Ты что! Со сцены просто так не уходят, со стороны уволакивают».

Собчак: Ты чувствуешь это на себе?

Свиридова: Как ни странно я все время чувствовала себя начинающей артисткой, и могу сказать, что какой-то артистической зрелости я достигла только сейчас. Сейчас я чувствую себя действительно хорошим артистом, который может держать зал, понимает в профессии. Понимает вещи, которые не понимала в самом начале. Меня как новобранца – раз на сцену. И ты стоишь, конечно, не хочется, чтобы давали тебе под зад, как говорит моя сестра. А с другой стороны, Чезария Эвора, Клавдия Шульженко? Наверное, важно не утратить чувство собственного достоинства, понимание жизни – может быть, в этом случае тебе суждена долгая творческая жизнь. Я не знаю, что со мной. Петь – это лучшее, что я умею делать. Я пишу статьи, могу написать книгу, это тоже интересно, но здесь мне интересно гораздо больше. Мне очень жалко будет, если у меня отберут эту игрушку. Я не знаю, переживу я это или нет. Наверное, нет. Сделаю себе публичное харакири и уйду в мир иной.

Собчак: Алена, я желаю, чтобы этого все-таки не произошло. Долгой творческой жизни! Хорошего концерта! И в конце, как обычно, мы дарим книгу нашим героям.

Свиридова: Правильно. Книга – лучший подарок.

Собчак: Тебе, подумав о фламинго, я подарила… Мне кажется, твои слова про умницу не совсем справедливы, потому что иногда из гадкого утенка вырастает прекрасный лебедь.

Свиридова: Лет к 50. Ксюша, какая ты молодец.

Собчак: Фламинго, выросший из гадкого утенка, - почти лебедь. Надеюсь, тебе и детям понравится. Удачи!