«Журналистам объявлена война». Галина Тимченко — об атаке на свободу слова в России

Спасибо вам огромное, что вы смогли присоединиться. Галя, около года назад мы с вами в этой студии разговаривали в тот момент, когда шло дело Ивана Голунова. Мы еще тогда не знали исхода, ощущалось это как абсолютная безнадежность. Вот спустя год очень многие люди говорят, что какое-то ощущение дежавю, опять лето, опять Иван, опять ощущение безнадежности. Я хотела вас спросить, вот если бы вам сейчас пришлось такому внешнему человеку со стороны, наивному, может быть, человеку, объяснять, почему это — дела против журналистов, а не единичные отдельные какие-то случаи-исключения, как бы вы это объяснили, если вы согласны с этой позицией.

Я, конечно, согласна с вами, и более того, я действительно всерьез считаю, что идет атака на журналистов. И это даже я не могу сказать, что это атака, понимаете, атака это что-то, что происходит быстро и очень дружно. А у нас на самом деле происходит позиционная война, и к сожалению, защищаться нам нечем, с моей точки зрения. У нас прямо настоящая война объявлена свободной журналистике, свободе слова, к сожалению, особенно в последнее время. И если бы я объясняла это человеку со стороны, я бы использовала все те же самые примеры, о которых говорили вы, то есть за этот год, к сожалению, ситуация ухудшилась настолько, насколько вообще… То есть, на самом деле, невозможно представить себе, насколько ухудшилась ситуация. Ведь вы понимаете, для того, чтобы просто представить, что за мнение, выраженное в специальной колонке, которая так и называется «колонка», это мнение, молодой журналистке, которая не произнесла ни одного призыва, не сказала ничего страшного, выразила свое мнение, причем аргументированно, четко, ясно, обоснованно, грозит шесть лет тюрьмы, и мы радуемся, что ее оштрафовали всего лишь на полмиллиона рублей, и мы готовы собрать эти деньги в одну секунду, когда будет апелляция для того, чтобы хотя бы по этому поводу у нее не было проблем, даже одного этого примера достаточно, чтобы понять, что все на самом деле очень плохо, а будет, скорее всего, еще хуже. И с Иваном Сафроновым та же самая история. Мне-то кажется, что самое главное вот в том, что происходит, что общество наше и наши уважаемые любимые читатели, я смотрела вчера комментарии к новостям об Иване, дошло до того, что мы сами себе не проговариваем, и более того, может быть, даже и не понимаем самих основ профессии журналистики и профессии журналиста. Помните, был такой плакатик, что журналистка это то, что кто-то бы хотел, чтобы не было напечатано никогда, все остальное пиар. Вот мы забываем о таких самых-самых очевидных вещах, что журналистика это тогда, когда кто-то очень не хочет, чтобы вы это напечатали, а все остальное — пиар. Если вы хотите, чтобы журналистика подменила пиар, тогда не удивляйтесь тому, что вы не будете знать, что происходит в вашей стране, в нашей стране, что происходит в вашем городе, в нашем городе, что будет с вами завтра и на что вы можете рассчитывать. У меня ощущение, что сейчас любое сомнение в правильности курса правительства приравнивается к государственной измене. И в общем-то на самом деле сама статья о государственной измене, которую вменяют Ивану Сафронову, она сформулирована так, что любое практически действие, которое свойственно журналисту: узнавать сведения и передавать их, расследовать что-то, добывать документы и делать их публичными, делать тайное явным, проливать свет на то, на что никто бы не хотел, чтобы пролили свет, все это уже заранее объявляется преступлением. Ну так что это, как не война?

Вы знаете, если вспоминать опять-таки дело Ивана Голунова, которое было год назад, что как бы несколько, насколько это можно выразиться так, облегчало ситуацию, например, для того, чтобы объяснить людям со стороны, что происходит, это то, что все-таки заседания суда были открыты, туда пускали журналистов. Очень быстро в деле появились откровенно сфабрикованные какие-то фотографии, очень быстро оно рассыпалось на глазах у всего общества, и дальше уже не стояло никаких… И кроме всего прочего, «народная статья», когда действительно каждый человек, просто услышав словосочетание «подкинули наркотики», говорил, что это как бы и его история в том числе.

Я знаю такие истории, да, говорил бы.

Вот сейчас мы имеем дело с гостайной, с абсолютной нетранспарентностью, с закрытостью, с невозможностью ни присутствовать на судебном процессе, ни получать какие-то комментарии. Как нам сражаться в этой ситуации?

Вы знаете, мне кажется по-прежнему, что делай свое дело и будь что будет. К сожалению, да, не только мы учимся на своих ошибках и на своих победах, если считать освобождение Вани Голунова нашей общей победой, но и противная сторона, она точно так же учится на своих ошибках. Дело Ивана Голунова, я не провожу параллели, оно совершенно другое, но дело Ивана Голунова было абсолютно очевидно связано с его профессиональной деятельностью. В этом деле, Ивана Сафронова, они даже не могут договориться, это вообще связано с его журналистской деятельностью или нет. «Роскосмос» говорит одно, ФСБ говорит другое, адвокаты пытаются что-то выяснить, то есть мы даже этого не знаем. Но дело не в этом, а дело в том, что дело Ивана Голунова было сделано очень грубо и на низовом уровне, и кто бы ни был заказчиком этого дела, он поступил «легкомысленно», перепоручив это низовому уровню. Здесь, насколько я понимаю, люди действуют с самого верха, из центрального аппарата ФСБ, и они таких ляпов уже не допускают. Поэтому как нам бороться? Нам пытаться каждый божий день объяснять своим зрителям, вашим зрителям, и нашим читателям, и вашим читателям, объяснять каждый день, почему это важно, что нам только кажется, что это очень далеко от нас, государственная измена или обвинение в государственной измене, нам кажется, что это не «народная» статья. Статья 22.8, по которой год назад ложно обвинили Ивана Голунова, тоже не всегда была «народной». Но мы точно знаем, если им удастся этой статьей сейчас легко воспользоваться, каждый не будет чувствовать себя в безопасности.

Фото: ТАСС

Не бойся быть свободным. Оформи донейт.