Трансгендер из Люберец: как бывший сотрудник ФСО стал женщиной и борется за право быть отцом

Паша Каптановская: Вот, собственно, такая комната. Здесь, наверное, чуть-чуть больше растений стало, чем было.

― А так ты стараешься все хранить в том виде, в котором он это видел?

Паша Каптановская: Да. Здесь вот его рисунки остались. Обстановка осталась на том же месте, где и была.

Своего сына она не видела два года. Но верит, что он вернётся.

Паша Каптановская: Вот это — птички Angry Birds, он в тот момент фанател от них. Поэтому их изображал. Вот это, наверное, дерево, это дом. Что-то такое.

― Прямо на стене рисовал?

Паша Каптановская: Да, я была только за, потому что это проявление его индивидуальности.

Она чаще называла его не по имени, а просто и ласково ― «малыш». Сыну нравилось. Когда они виделись последний раз, он отмечал девятый день рождения. Она была его отцом. Изменив свой пол, она обрела себя, но потеряла своего ребёнка.

Паша ― тогда Павел ― был парнем как все. Юность прошла здесь, в Люберцах. Тогда местную молодежь называли «люберами», обязательным было посещение тренажерного зала и хождение по улицам бригадой. Паша рано потерял мать, ее заменила вторая жена отца.

«Нас познакомила моя мачеха, которая была в тот момент парикмахером. У нее стриглась девушка. Мачеха сказала, что у нее есть знакомый парень, и предложила с ним повстречаться. Та не хотела ей так резко отказывать, чтобы не потерять своего парикмахера, и встретилась для пробы со мной. А потом ей, видимо, понравилось, потому что отношения дальше продолжились», ― рассказывает о бывшей супруге Паша. В 2002 году они поженились. Она работала в страховой компании, он ― в Федеральной службе охраны.

Паша вспоминает о своих ощущениях того времени: «Я была охранником, на должности охранника в звании прапорщика в Федеральной службе охраны, мне была приписана снайперская винтовка. Мне приходилось все равно себя задавливать и для общества, для социума показывать какие-то более мужские черты, действия. Но когда родился сын, у меня все внутренние чувства сильно проснулись, для меня это было шоком. Тогда я начала пытаться разобраться в этом».

Подруга Паши Александра Кабатова, психолог, полагает, что именно чувства к сыну подтолкнули Пашу к осмыслению себя: «В какой-то момент она осознала, что те чувства, которые она испытывает к ребенку, которые есть внутри нее, ― это чувства, которые общество скорее приписывает женщине, нежели мужчине».

Паша Каптановская: Мне пришлось генеральную уборку у себя в сознании провести, все чуждое я отсеяла. Ну… почти все, наверное.

― Как ты себя называешь в гендерном смысле? Ты говоришь, что ты «освободилась», но тогда кто ты?

Паша Каптановская: Наиболее близкое для меня понятие, наверно, гендерквир. Если взять прямую между гендерной ролью мужчины и гендерной ролью женщины, то оно от центра немного к женщине и чуть-чуть в сторону.

В небольшом арендованном помещении в центре Москвы каждую субботу собираются трансгендерные мужчины и женщины ― люди, которые родились не в своём поле. Это группа поддержки, где каждый может открыто рассказать о себе то, что общество не готово слышать.

Соучредитель фонда «Трансгендер» Андрей Демедецкий рассказывает: «У меня самого было большое желание познакомиться с такими же людьми. Я активно старался это делать. Я вел дневник в ЖЖ, где, собственно говоря, искал таких же, как я. Просто благодаря открытости такой с самого начала, то есть там была моя фотография, моя история… И потом пришла в голову идея, что можно организовать группу поддержки, куда бы люди приходили, потому что очень многие обращались с одними и теми же вопросами и хотели узнать побольше о переходе, о том, как люди принимают решение».

«Я не представляю, как транссексуалы жили в советское время. Ведь они же были. Тогда делали операции, но даже не было системы смены паспорта. То есть оформляли человеку после операции свидетельство о смерти и выписывали свидетельство о рождении на другое имя», ― делится участница группы поддержки.

Трансгендер ― это человек, чья гендерная идентичность не совпадает с биологическим полом. Совершив операцию по смене пола, Андрей стал трансгендерным мужчиной. Вместе со своей женой Яэль, трансгендерной женщиной, он организовал свой фонд и группы поддержки для таких же людей, которых остальное общество не понимает и всеми силами старается не замечать. В 2013 году Госдума приняла закон о запрете «пропаганды нетрадиционных сексуальных отношений» среди несовершеннолетних ― после этого трансгендеры уже не совершают каминг-ауты.

«Уровень ненависти и неприятия вырос у обывателей, у людей, которые не просвещены и не понимают, от чего бывает транссексуализм, думают, что это какая-то проблема надуманная, и люди должны с этим бороться, хотя реально это врожденное, так вот вырос. Соответственно, они думают, что это какое-то сексуальное извращение», ― описывает ситуацию в обществе Яэль Демедецкая. ― «На самом деле к сексу это вообще никакого отношения не имеет. Да, есть в слове „секс“, но это к сексу не имеет отношения, только как пол».

С Андреем и Яэль Паша познакомилась, когда всё для себя решила: «Я поняла, что мне не избежать перехода, если я хочу сохранить свою идентичность, свое сознание таким, какое оно есть. И чтобы не терять времени, я начала гормональную терапию, которая обычно до операции занимает довольно длительный срок. Соответственно, начала изменяться внешность. У меня начала появляться грудь, немного подкожная жировая прослойка переместилась. Какое-то время жена нормально к этому относилась. Даже какое-то время я дома говорила о себе в женском роде. Потом она сказала, что ей это неприятно и дискомфортно, что это причиняет ей вред, боль».

А потом был четверг, 26 июня 2014 года. Этот день Паша будет помнить всю жизнь. Она провела его на работе ― работала программистом. «Когда я ехала обратно, была в маршрутке на пути сюда, она мне позвонила и сказала, что уехала с ребенком на дачу. Ну, уехала и уехала. Это был, по-моему, четверг, мы периодически в четверг уезжали, только обычно я увозила ребенка в четверг, когда пораньше возвращалась. Я говорю: „Да ничего, ладно, хорошо“, а она говорит: „Мы здесь какое-то время поживем, ты к нам не приезжай“. Я спросила: „Что? Почему?“ Я начала ей сразу наводящие вопросы задавать, она сказала: „Ты не волнуйся, я подала на развод“. И вот тут у меня все упало», ― вспоминает Паша. ― «Когда я зашла в квартиру и здесь было пусто, силы совсем покинули меня. Я просто легла на пол и, наверное, часа два выла. Это был даже не плач, это вой волчицы, потерявшей ребенка».

Через некоторое время Паше удалось дозвониться до уехавшей женщины: «После нескольких попыток она все-таки подняла трубку, сказала: „Что ты звонишь? Здесь ребенок спит“. Я говорю: „Выйди в другую комнату. Давай поговорим. Что произошло? Почему ты это сделала? Давай обсудим“. Она ответила: „Здесь нечего обсуждать, я ушла, мне нужен мужчина, а не ты. Ты меня предал, потому что я выходила за мужчину, а теперь ты женщина. Живи теперь как хочешь, а нас не трогай“».

Паша согласилась на развод. Суд постановил, как обычно при разводе, что ребёнок должен жить с матерью. Но своего сына Паша больше не видела. Бывшая супруга просто перестала брать трубку.

Из документов судебной психиатрической экспертизы Паша узнала, что о ней думает семья бывшей супруги: «Ребенок сообщает, что папа „сначала был хороший и добрый, а потом захотел стать женщиной, и поэтому он больше мне не папа“; „он обидел мою маму, бабушку, прабабушку, дедушку и меня“, и если он его встретит, то „обязательно побьет, как грушу, как грелку“. Однако сразу же поясняет, что обо всем этом ему рассказал дедушка: „Он мне об этом сто раз говорил, рассказал, что случилось с папой“. Мальчик говорит, что с папой давно не виделся, с того момента как уехал на дачу, по „старому папе скучает“, но видеться с ним „мама не разрешает“, поскольку папа может заразить его „своей болезнью„ ― ребенок долго не может подобрать подходящего слова ― „тетконутостью“. Дедушка сказал, что „с папой надо разобраться“, а ему рассказал, что „у папы теперь косички, сережки в ушах, перстни, маленькие заколочки, и он губы себе намазал“».

Дождю удалось пообщаться с бывшей супругой Паши, которая делает успешную карьеру и считает вопрос с бывшим супругом для себя решенным навсегда. «Если существует хотя бы какая-то вероятность нанесения вреда ребенку, ― а то, что она существует, об этом написали все специалисты уже, ― то дальше его нужно будет лечить медикаментозно. То есть его нужно будет держать все время на транквилизаторах, чтобы у него „кукушка не уехала“. А ему 8 лет. Последствия выбора моего бывшего мужа были совершенно очевидны. То, что человек их не предсказал, — это как раз говорит о том, что он ненормальный», ― говорит она.

Паша готова к очередной психиатрической экспертизе ― в её психическом здоровье уверены все наблюдавшие её психиатры. Психиатрическое заключение обязательно при проведении операции по смене пола.

«За эти два года наблюдения врачи видят, что все стабильно, желание менять пол никуда не исчезает, человек принимает формат двухлетнего наблюдения, выполняет все инструкции. В ходе комиссии выдается заключение, что нет психиатрических противопоказаний, что человек страдает расстройством поло-ролевого поведения в виде транссексуализма с женским или с мужским типом поло-ролевого поведения, и даются рекомендации о возможной гормональной и хирургической коррекции пола. Это то, с чем обычно работают психиатры», ― рассказывает психиатр Светлана Кременицкая.

«Бытует мнение, что дети трансгендерных родителей оказываются в уязвимой позиции, становятся жертвами насмешек, нападок именно из-за трансгендерности родителей или что страдает, как раньше говорили, поло-ролевая идентификация ― какое-то их самоопределение. Доктор Ричард Грин проводил исследования детей трансгендерных родителей, и на самом деле это оказалось мифом: дети, у которых достаточно поддержки в семье, с которыми соответственно их возрасту разговаривают о тех изменениях, которые происходят с одним из родителей, это принимают и нормально воспринимают», ― поясняет Александра Кабатова.

Екатерина Мессорош рассказала, как её сын воспринял новость о том, что папа собирается сменить пол: «Ему тогда было 9 лет. На самом деле дети достаточно спокойно всё воспринимают, они открыты к этому миру. Это потом уже они узнают о том, что надо кого-то не любить, ненавидеть и так далее. Для них это, в общем, достаточно нормально. Это не вызывает каких-то ужасных психических травм, как обычно считается. Но, конечно, я хотела, чтобы это было максимально гладко, поэтому я создала такую берлогу из матраса, подушек, одеяла. Мы купили всяких вкусняшек, залезли в эту берлогу. Я долго с ним беседовала, подводила к теме. Мы беседовали о наших отношениях, о доверии, о тайнах, и потом я сказала, что хочу ему рассказать тайну, которая у меня есть, я не хочу от него ничего скрывать».

Кате повезло: после перехода у неё получилось сохранить семью, детей, найти понимание на работе и даже прославиться тем, что трансгендерную женщину пробовали исключить из состава территориального избиркома во время думских выборов. Её супруга Ольга приняла изменения в муже ― опыт работы психологом подсказал, как надо себя вести: «Сейчас мы, конечно, не муж и жена в традиционном понимании, но близкие люди. Мы как были очень близкими людьми, так и остались. В основе было желание сохранить уважение и контакт, потому что когда есть дети, отношения навсегда – и это для меня очевидно».

Отношения Екатерины и Ольги ― пример для таких, как Паша. Самой ей ничего не остаётся, как добиваться воссоединения с ребёнком через суд. Уверенности ей придаёт то, что она борется не только за себя. В год только в одной клинике в Москве совершают несколько сотен операций по смене пола. И большинство трансгендеров сталкиваются с теми же проблемами.

«Люди должны знать о том, как это бывает, о том, как это происходит», ― уверена Паша, ― «в том числе должны знать и видеть, какие трансгендеры в действительности, что это не измалеванные куклы, которые занимаются переодеванием, кросс-дрессерством, и не геи. Это такие же люди, как все остальные».

И в комнате сына она ничего не трогает ― ждёт, когда он сможет сюда вернуться.