Компенсация за смерть
31 октября 2015 года российский рейс 9268 потерпел крушение над Синаем. Страна ужаснулась, отменила авиасообщение с Египтом, и продолжила следить за валютными курсами. А родные жертв остались наедине со своей потерей. Этих людей всё больше — жертвы аварии в метро, жертвы новых терактов. Им нужно опознать тела, добиться справедливой компенсации и следствия. Как живут те, для кого со смертью всё только начинается? И можно ли добиться справедливой компенсации в России — в репортаже Лилии Яппаровой.
Марина Охотникова, бортпроводник: Так кощунственно убить самолет. Просто убить.
31 октября прошлого года лайнер авиакомпании «Когалымавиа» разбился в Египте. Марина Охотникова должна была лететь в этом рейсе вместе с мужем Андреем Беломестновым. Марина и Андрей — бортпроводники.
Марина Охотникова, бортпроводник: И у нас было два рейса, которые летели в этот день — это мой рейс и Андрея. Мы параллельно летели. Только я прилетела, а он нет.
Они жили в Домодедове, рядом с аэропортом, даже расписывались там же, в Домодедовском ЗАГСе, ровно за год до катастрофы.
Тело Андрея Марине выдали уже 5 ноября. Ей повезло: экипаж опознали быстрее всех — по форме. Тела пассажиров выдавали до января. Выдачу переносили, следователи не отвечали на звонки, жизни близких оценили в 2 миллиона рублей, которых ещё нужно добиться. Родственники погибших над Синаем достаточно быстро превратились из жертв катастрофы в жертв бюрократии.
Марина Охотникова, бортпроводник: Кто это сделал? Кто? На такой высоте разрушить самолет, обеспечить такую страшную молниеносную смерть нашим родственникам, а нам — боль до конца наших дней. Авиакатастрофы расследуют годами. А нам кроме того как ждать… И то не факт, что нам об этом скажут.
Валерий Таганов, один из выживших в крупнейшей катастрофе в истории московской подземки. 15 июля 2014 три вагона сошли с рельсов в туннеле метро. 24 человека погибли, пострадали — две сотни.
Валерий Таганов: Как раз в этот момент Сергей Семенович сказал, что все будет хорошо. А на выходе из отделения была сказана конкретная фраза: «Будет оказана вся необходимая помощь». Помощь до сих пор необходима, но она не оказывается. Все это красиво выглядит только по телевизору. То, что вот эти красивые жесты, то, что оказывается вся необходимая помощь, то, что ведутся сборы.
Валерий Таганов — айтишник. 15 июля он ехал на новую работу, через две недели — свадьба. Перелом позвоночника эти планы сорвал. Виновными в катастрофе признали четырех работников ремонтных служб — Валера считает, что ответственные — выше. Первую реабилитацию (она нужна, чтобы снова научиться ходить) подземка подарила. Дальше Валерий должен был платить сам — полмиллиона за курс, 4 курса в год, каждый год.
Валерий Таганов: Все письма, которые были написаны на адрес мэра Москвы, на адрес президента — они, как правило, остались без ответа. «Помоги себе сам». «Мы вам не можем помочь». «Вам оказана вся необходимая помощь». Это в тот момент, когда я еще лежал на кровати.
Чтобы рассказать о рейсе 9268 и его экипаже, Марина Охотникова пришла в гости к Филимоновым. Их сын Алексей тоже был бортпроводником на рейсе Шарм-эш-Шейх – Петербург. Все члены экипажа в рейсе 9268 работали, поэтому им положена не пассажирская, а профессиональная страховка — то есть не два миллиона, а 100 тысяч рублей.
Марина Попова: Если взять нашу конкретную ситуацию, Алексей был единственным сыном своих родителей, у которых теперь ни ребенка, и внуков никогда не будет, и получить 100 тысяч от государства — это просто бесчеловечно. Я не верю, что такая могущественная страна, которая в состоянии помогать всему миру, где это нужно — быть в горячих точках, поддерживать Донбасс, спасибо вам за это, ну здесь же тоже люди есть! И там тоже работали люди. За 100 тысяч за единственного ребенка — это, на мой взгляд, беспредел.
До Синая главной гражданской авиакатастрофой считалась другая: 22 августа 2006 года лайнер «Ту-154» авиакомпнии «Пулково» летел над украинским Донецком и попал в верхнюю границу грозы. Алексей Штейнварг потерял в рейсе «Анапа-Петербург» двух дочерей.
В 2006 году в российском Воздушном кодексе было написано, что погибший авиапассажир стоит государству 12 тысяч рублей — столько семья Алексея получила за каждую девочку. Чтобы доказать, что жизнь стоит больше, петербуржцы обратились в суд. Чтобы писать письма в Минтранс, Росавиацию, губернатору и президенту создали организацию «Прерванный полет». Благодаря ей родственники погибших над Синаем получают страховку в 2 миллиона.
Алексей Штейнварг, член совета организации «Прерванный полет»: Все равно, если взять мировой уровень расценок на страховку — они все равно на порядок отличаются, на порядки отличаются. И там невыгодно сажать людей в плохие самолеты, плохо проверять, в общем, не думать об этом.
Семья погибшей над Синаем Александры Илларионовой хочет, чтобы и в России человеческая жизнь стоила дорого — дороже, чем сейчас. Для Илларионовых дело не в деньгах. Просто большие компенсации, по мнению Илларионовых, сделают экономию на безопасности пассажиров невыгодной государству.
Марина Илларионова: Я считаю, что безопасность граждан, конечно, нужно обеспечивать и Египту, и России. Самолет — это наша территория, вообще-то это наша территория, наша авиакомпания должна обеспечивать и досмотр, и безопасность полета.
Родственники погибших в авиакатастрофе в Египте сейчас собирают деньги через социальную сеть, чтобы судиться. Но есть и другая проблема — информация. Что её будет мало, стало ясно сразу после катастрофы, когда тела привезли в Петербург и начался процесс опознания. Семьи не информировали о том, как процесс идет и когда он закончился. По телевидению крутили сюжеты с одним и тем же содержанием — просто переставляли слова в предложениях.
Дарья Сазонова: Мы узнавали всю информацию только из той группы в социальной сети, где мы все зарегистрированы. И куда выкладывали, кто что узнал — из разговоров со Следственным комитетом, из посещения морга и так далее. Потому что никто ничего нам не сообщал.
Сейчас на опознании осталось 200 фрагментов, которые ни к кому из пассажиров нельзя отнести — Александр Войтенко обратился в следственный комитет Петербурга, чтобы их «не утилизировали». В авиакатастрофе Войтенко потерял сестру и племянницу. В какой-то момент Александр решил объединить семьи погибших — чтобы делиться информацией. После официального сообщения о том, что на борту была бомба, Войтенко достал план самолета. Чтобы понять, что случилось, родственники погибших обменивались информацией: кто в каком состоянии хоронил своих.
Александр Войтенко: И мы продолжили отмечать — к этому времени уже группа разрослась у нас, порядка 70% родственников погибших было. Мы отмечали на той же самой схеме, более подробной уже, схему того, что случилось. И оказалось, что большая часть целых тел — в хвосте самолета.
17 ноября глава ФСБ Александр Бортников доложил президенту, что на борту аэробуса сработало самодельное взрывное устройство. Но Следственный комитет признал катастрофу именно как теракт две недели назад.
Александр Войтенко: Мне очень хочется знать правду. Поскольку людей убили - хочется понять, как это было, почему. Кто это сделал, конечно, мы вряд ли узнаем когда-либо, но хочется понять. И почему, в принципе, мы понимаем, это сделали. Догадываемся. Хочется какого-то более-менее объективного расследования. Хоть какую-то частично правду знать.
На видео «1.5 года после аварии в метро. Перелом позвоночника» пострадавший в аварии в метро Валерий Таганов отжимается под русский рэп. Шведскую стенку ему сделал отец. На ноги опирается — это видно. Видео Таганов выложил 13 января.
Валерий Таганов: Откладываю все дела, и только ем и тренируюсь, ем и тренируюсь. Чтобы просто забыть об этом. Не давать себе времени почувствовать себя дерьмом. Дерьмом себя почувствует только тот, у кого есть время на это, да?
Дома Таганов занимается 8, 10, 12 часов в день. Он хочет в дорогой реабилитационный центр. Сейчас собирает деньги на курс терапии в Крыму через специальную группу ВКонтакте. Таганов завел ее еще до того, как перестал писать Собянину.
Валерий Таганов: Возьмем, к примеру, страны Европы, Америки и Россию. Говорят, очень свободная среда для инвалидов. Все очень хорошо, все очень красиво, но чем больше препятствий, мне кажется, тем лучше. Ты все равно учишься преодолевать их. Для меня это было таким вызовом: спуститься по лестнице, учитывая, что ни стоят, ни ходить я не умел.
— То есть я правильно поняла, что Россия — это оптимальная среда для реабилитации?
Валерий Таганов: Ну, я думаю, не то что для реабилитации. Для преодоления себя. Не для жизни, нет, далеко не для жизни.