«Приморские партизаны» 5 лет спустя. Может ли это повториться?
Почти незамеченной прошла новость о том, что Верховный суд смягчил приговор «приморским партизанам». Это произошло в июле этого года. Спустя 5 лет, как 6 подростков объявили войну приморской милиции. Шестеро против целой армии: без малого полторы тысячи человек прочесывали тайгу от Хабаровска до Владивостока.
Событие комментировали даже на заседании Думы.
Жириновский: Люди берутся за оружие в стране! Вы потом объявите их бандитами, хулиганами! Вот в приморье парень взял оружие, потому что отца убили, брата убили в отделении милиции, и правильно он сделал, что ушел в леса! (В зале недовольный гул) Это наш народ, он не хочет, чтобы его в скот превращали!
Сейчас уже не верится, что подобные слова могли быть произнесены вслух. Другие депутаты, другая страна. Важен и контекст. Все это происходило в контексте нашумевшего дела Евсюкова. Тогда рейтинг милиции был в рамках статистический погрешности. И все опросы, проведенные крупными приморскими сайтами, показывали, что партизан поддерживает приблизительно такой же процент людей, что и сейчас Владимира Путина. В родном поселке Кировский ребят вспоминали добрым словом.
Жители поселка Кировский: Партизан в даже в какой-то мере понимаю. Потому что будь у меня такая ситуация – я бы не знаю, как себя повела.
Я Ковтуна лично знал, Сухораду. Во! Не курили, не пили пацаны. Они почему начали ментов глушить? Я тебе скажу сейчас! Потому что менты начали их глушить! Это нормально?
Уже после того как банду обезвредили, в сеть попало 10-минутное видео, из которого становились понятны их мотивы. Сейчас это видео признано экстремистским, и мы не можем вам его показать. Но если попытаться его коротко пересказать, партизаны боролись с милицейским произволом в Кировском районе. А еще их не устраивал действующий политический строй.
Журналист Олег Кашин поездил по местам боевой славы партизан и испытал что-то вроде культурного шока.
Олег Кашин: Было ощущение, что есть местная милиция, - это такое местное гестапо. Меня поразил рассказ о том, что подростки сами, в порядке своих жестоких игр, подвешивают друг друга за ноги, надевают на голову пакет, то есть играют так, чтобы понимать, как ты поведешь себя, если окажешься в милиции. Это уже было общее место, что милиция – это место, где убивают, пытают, унижают.
С главным идеологом банды, Андреем Сухорадой, который покончил с собой во время штурма дома в Уссурийске, Олег Кашин встречался еще в Москве.
Кашин: Мы вместе уже 10 лет назад находились в обезьяннике ОВД Мещанское после захвата лимоновцами офиса Единой России. И понятно, что нацбол из провинции – это такой парень, который хочет какой-то борьбы. Стать террористом, революционером, Че Геварой – кем угодно
Сухорада героизировал чеченских сепаратистов. При этом организовывал в родном поселке русские марши и считал себя националистом. Мама Светлана не может объяснить этот идеологический казус, но твердо верит, что сын герой. А для 7-летнего племянника Ильи дядя Андрей превратился в диснеевского героя.
Илья, племянник: Андрюша молодец, герой, бетман.
Светлана Сухорада, мама Андрея: А почему бетман?
Илья: Потому что бетман лучше всех.
– А почему ты его героем считаешь?
Илья: Потому что он правосудие сделал.
Светлана Сухорада: Россию надо спасать.
Илья: Только кто будет ее спасать?
Светлана Сухорада: Ты да я, да мы с тобой.
Как и большинство жителей поселка Кировский, Светлана считает, что конфликт между партизанами и милицией возник из-за конопляных полей.
Светлана Сухорада: Какие-то поля они там жгли, эту коноплю они поджигали по осени. Они боролись с наркоманами, и это факт. И его там застали, и его заставили рыть себе могилу, и он ее рыл. И что там с ними творили, он мне не рассказывал.
Вот лежит один мент, вот второй, вот третий, видишь, все в кучке. Все молодые, и все наркоманы, и все Андрюшу били! И главное – вперед его ведь. А к моему Андрюше никогда не зарастет народная тропа.
На могиле Светлана еще раз вспомнит, на кого хотел равняться ее сын.
Светлана Сухорада: Ну вот они в интернете общались с этим покойным Бурятским, прямо Андрей мне говорил, что очень хочет быть на него похожим.
На обратном пути Светлана показывает нам дом одного из главных оппонентов партизан - бывшего капитана милиции Руслана Безугленко. На фоне других домов в поселке он стоит особняком.
Руслан Безугленко: Камеру уберите? На каком основании снимает?
Светлана Сухорада: Москва.
Руслан Безугленко: Да хоть Питер. Покажи документы.
Светлана Сухорада: Джип пожалуйста вот этот заснимите.
Руслан Безугленко: Джип не надо (закрывает камеру).
После некоторых раздумий Безугленко все-таки решил с нами пообщаться и ответить на обвинения местных жителей. Правда, не в своем доме, а в гостинице.
Руслан Безугленко: Я никаких конопляных плантаций не крышевал и не крышую. Я не знаю, может, это плохо – хорошо жить? Каждый стремится жить лучше. Я хотел себе построить такой дом – я его построил. Сам собирал бу-шные материалы, проверка была, даже прокуратура была. Была прокурорская проверка – я предоставил все документы, все кредиты.
Корреспондент: А какая у тебя зарплата была, у сотрудника милиции? –
Руслан Безугленко: Где-то 26 тысяч
Екатерина Высоцкая: Основной их бизнес в том, что они занимаются наркотой и лесом. И на этом они строили свои дома, на это они живут. А когда началась вся эта история, тот же Безугленко, у которого нефиговый особняк стоит, тут же попрятал все свои машины.
Катя Высоцкая – одна из тех, кто пострадала от кировской милиции. Ту ночь, проведенную в отделе, она запомнила как самую страшную в своей жизни.
Екатерина Высоцкая: Загнули меня спиной, получается, вверх, лицом вниз, и начали – не знаю, чем – меня царапать – просто начали в крестики-нолики играть на спине. Соболев в это время начал стягивать с меня штаны. И усмехаться при этом, показывая бутылку с презервативом. Ну что, говорит, сама будешь вводить – или нам?
И все это, как утверждает Катя, для того, чтобы склонить ее к сотрудничеству и сделать осведомителем. Привычная практика для местной милиции.
Екатерина Высоцкая: Потом впрямую мне сказал: у тебя два варианта: или мы сейчас вывозим тебя на речку, заливаем в глотку водку и скидываем с моста – упала, пьяная была. Или ты подписываешь бумагу, что работаешь на нас.
Сейчас Катя не живет в Кировском, поэтому, в отличии от других жителей поселка, говорит открыто. Партизан она воспринимает не как преступников, а как народных мстителей.
Екатерина Высоцкая: Парни просто хотели справедливости, никто их не мог побороть теми же законами, которыми они давят на нас. И они взялись за оружие. Все побоялись, а они смогли это сделать.
На суде обвинение пыталось сбить романтический ореол с партизан. Помимо расправы над милиционерами, им инкриминировали убийства еще нескольких гражданских лиц из корыстных побуждений. Сами партизаны отрицали свою причастность к этим делам.
Александр Ковтун: У нас криминальной составляющей не было. У нас были идейные соображения.
Алексей Никитин: У нас на протяжении долгого времени сотрудники кировской полиции занимаются незаконным оборотом наркотиков, лес вывозят, тайгу грабят. Дома, сами, видели, какие отграхивают себе. Вот это беззаконие. И есть такие же молодые люди, которые изготавливают наркотики, им в Кировке можно все – ездить без прав, в пьяном виде, извиваться.
И лишь апреле 14 года, после того как несколько раз сменился состав присяжных, суд огласил приговор. Троим дали пожизненное, остальные получили от 8 до 25 лет лишения свободы. Алексей Никитин, которого не было ни в тайге, ни в том доме в Уссурийске, полностью отрицал свою вину.
Алексей Никитин: Ни в каких убийствах я не участвовал. То есть я вообще в шоке от того, что простого человека могут посадить за решетку с помощью пыток, издевательств, давления.
В июле этого года адвокаты обжаловали решение в суде высшей инстанции. И неожиданно, Верховный суд счел недоказанной вину двух обвиняемых – Никитина и Ковтуна-старшего, у которых теперь появилась надежда на освобождение. Так что эпопея с приморскими партизанами не закончена, говорит правозащитник Ольга Панкратова, которая за все эти годы не пропустила ни одного заседания суда.
Ольга Панкратова: Власть старается вытравить память об этих событиях, но настанет время и фильм будет снят, и памятник ребятам поставят. Хотя на самом деле должны были взять оружие…может быть, не оружие, вырежи это, а это как призыв…То есть наше поколение этим ребятам ничего не оставило. У них нет ни работы, ни учебы, ничего.
После партизан были протесты на Болотной, где мы видели забавные демотиваторы про Чурова, был Оккупай-Абай. Но для власти, говорит Олег Кашин, это не представляло никакой угрозы. Чего нельзя сказать про локальный вроде бы протест в Приморье.
Олег Кашин: У Болотной площади есть такое любимое выражение: власть нас испугалась, испугалась, что мы вышли в такое отведенное место, в отведенное время, гордо помитинговали и разошлись, думая, что власть нас боится. Как власть по-настоящему боится, мы видели в Приморье, где на всех дорогах были выставлены вооруженные посты с бронетранспортерами и солдатами.
Таких поселков, как Кировский, много в России. И в них живут мальчики, которые ничуть не меньше московских сверстников, а может быть, даже и больше, терзаются извечными русскими вопросами. Они открывают интернет, читают прозрения Дугина, проповеди Лимонова, да хоть Саида Бурятского – и вот перед ними распростерлась великая империя. Потом мальчик выключает компьютер, выглядывает в окно и испытывает то щемящее чувство, когда реальность оказывается далека от романтики. Продажная милиция, чиновники, которые берут взятки. И самое обидное – все взрослые об этом знают. Знают, но ничего сделать не могут.