Вадим Волков. "На проезжей части были густые лужи крови"

Вадим Волков в 1991 году был студентом. Он принимал участие в защите Белого дома. Вот, что он вспоминает.

Корреспондент: Сегодня, 19 августа 2011 года. Ровно 20 лет назад в 91 году практически перестал существовать Советский Союз. В стране происходили очень важные и очень трагичные события. Что происходило в те дни, мы попросили вспомнить Вадима Волкова, который принимал непосредственное участие во всем том, что происходило в Москве тогда. Вадим, здравствуйте. Спасибо, большое, что согласились поговорить с нами. 19 августа 91 год. Что вы тогда делали?
Волков: 19 августа 91 года. По телевизору балет, и, в общем, ничего не понятно. Я тогда был в Москве на Щелковской. И я вышел в магазин с утра, а по Щелковскому шоссе пошли танки. Я очень хорошо помню: шла колонна танков, загорелся красный свет, они остановились на красный свет, подождали, когда включится зеленый, пошли дальше. В общем, дальше было все понятно.

Корреспондент.: Вы это все из окна видели?
Волков: Нет, я вышел на улицу в магазин, я видел эти танки. Я подумал, что все, началась история, творится история. Сразу стало понятно, что это, в общем, видимо, какое-то политическое событие.

Корреспондент.: Что вы потом стали делать? Дома сидеть нельзя.
Волков: Дальше, естественно, созвонились с друзьями и в Москву, то есть на улицу, бродили везде, смотрели, как войска входят в город. Самое, наверное, интересное, это, естественно, к ночи, когда народ собрался вокруг Белого дома. Мы тоже там были. Вот эта первая ночь. Первая ночь была очень такая нервная, напряженная. Было много народу вокруг Белого дома, были какие-то палатки, там наливали чай, бутерброды, ходили люди. Был какая-то организация, потому что кто-то там из Белого дома с громкоговорителем говорил: «Тревога!», «Просьба построится». Люди выстраивались в какие-то цепи, постоянно были слухи, что какая-то группа захвата прилетела, что вот-вот начнется штурм. Ну, а те, кто был внутри Белого дома, им, видимо, важно было поддерживать какой-то вот такой градус напряжения тоже, градус мобилизации, но было ощущение, что никто ничего не понимал.

Корреспондент.: А как вы сами, лично поняли, что вообще происходит, что это за танки и какого рода сейчас события в стране происходят?
Волков: Сначала было ничего не понятно, мы пытались спрашивать у танкистов, у солдат, «кто вам дал команду, зачем?». Они, естественно, ничего не говорили, а потом у них была пресс-конференция к вечеру, по-моему, этого дня, где Янаев с трясущимися руками все объяснил, что Горбачев якобы заболел, ну, и все поняли, что это государственный переворот. Хотя, наверное, этот термин – путч - еще как-то так не был озвучен.

Корреспондент.: У вас, у молодого человека 25 лет, на тот момент какие вообще были чувства, эмоции? Что вы ждали?
Волков: Честно говоря, было очень круто просто. Во-первых, я социолог, и естественно, я вижу, что происходит нечто, то ли революция, то ли государственный переворот, какое-то такое массовое историческое событие. И быть внутри этого события это просто какой-то шанс. Ну, и, кроме того, понятно, что, в общем, я явно не был сторонником этого переворота как многие в Москве. Просто мы вышли и пытались что-то сделать.

Корреспондент.: Что вы делали, собственно?
Волков: Вот смотрите, вот вторая ночь, вторая ночь, то же самое что и в первую: мы около Белого дома, нервно, не понятно что, в городе войска. Потом автоматная очередь слышна, явно автоматная очередь. Где-то в часа три это было. Шел дождь. Шел дождь и автоматная очередь где-то в направлении Калининского проспекта, то, что сейчас Новый Арбат. И мы побежали туда, и это был тоннель, который Садовое кольцо под Калининским проспектом. И мы застали вот такую сцену: там горел троллейбус, который перегородил Садовое кольцо, и горела боевая машина десанта. На проезжей части были очень густые лужи крови, которые не мог дождь смыть, и стояла толпа по обе стороны вот этого тоннеля, и сверху тоннеля стояла толпа народа. И в тоннеле стояло штук восемь, наверное, может быть, десять боевых машин десанта наглухо запечатанные. Вот первая сцена. Дальше, значит, и чего-то стоял, размахивал руками такой депутат Олег Румянцев. У него было выбито два передних зуба, изо рта шла кровь, и он пытался что-то там сделать, организовать, то ли толпу сдерживать. Дальше мы быстро узнали, что произошло. Произошло следующее: вот эти боевые машины десанта вошли в тоннель, на выходе из тоннеля какие-то, значит, двое ребят набросили на головную машину брезент, на вот эти приборы видения, водительские приборы, они ее ослепили, она, значит, стала как-то на одном месте вращаться, и этих двоих ребят задавило насмерть. Вот отсюда эти капли крови. И потом, видимо, кто-то из толпы швырнул коктейль Молотова. И там еще был троллейбус, которым перегородили этой колонне дорогу. И оттуда солдаты с боевыми патронами выскочили, стали отступать в тоннель, и кто-то из них сделал очередь вверх, которую мы слышали. А юноша в этот момент смотрел вниз, и ему, соответственно, досталась пуля, его, по-моему, фамилия была Кричевский. Он стал одним из героев, тем самым. И он тоже был убит. Дальше, видимо, личный состав из этой сгоревшей машины как-то сел в те, которые стояли и вот они стоят в тоннеле. Они стоят в тоннеле, по обеим сторонам разъяренная толпа, здесь кровь, там горит боевая машина десанта и троллейбус и вот непонятно, что дальше будет, там солдаты с боевыми патронами. И идет дождь. И вот мы не понимаем чего делать. Тут по громкоговорителю, смотрим, по громкоговорителю говорят, что, если есть добровольцы, просьба зайти в тоннель и сесть на броню машины. Мы идем в тоннель и садимся на броню. Я был на второй машине с того конца. И так мы сидели на броне, не очень понимали зачем, но мы сидели, наверное, почти час и было непонятно.

Корреспондент.: А кто это, кто это говорил «зайдите в тоннель, добровольцы»?
Волков: Я помню, что там был депутат Румянцев, я его узнал, а кто еще был... Там был какой-то военный что ли, какие-то люди. И мы сидели на броне. К этому моменту начало светать, может быть даже 2 часа, я не знаю сколько, очень трудно сказать, сколько прошло времени. Было страшно немножко, потому что неопределенность. Какие-то люди бегали, говорили, что на подмогу идет какой-то полк, что будет штурм. И вот мы сидели. Потом, наконец, дали команду выводить эти машины из тоннеля, и тут мы поняли, зачем мы сидим. Потому что уж рассвело и вывели машины на Садовое кольцо из тоннеля, там стояла толпа. В головную машину дали российский флаг, типа эти машины мы захватили. Фактически мы был как живой щит, чтобы их не сожгли, на самом деле. И вот я увидел, стоял такой по виду, знаете, учитель математики со своим сыном, у него были такие немножко топорщащиеся на коленях брюки, пиджак, рубашка, сын стоял. Он сам стоял с таким твердым взглядом, и у него из обоих карманов торчали бутылки с зажигательной смесью, и вот свисали фитили. Я вот так вот хорошо увидел, встретился с ним глазами. Я понял, если бы мы не сидели на этих машинах, они бы просто начали жечь эти машины. Они хотели сохранить технику, но тогда уже стало понятно, что на самом деле, они больше всего хотят вывести, вывести целыми из города, уже никаких действий, наверное было бы невозможно. Дальше они ждали прихода, мы стояли и ждали, когда приедет милицейская машина, чтобы возглавить эту колонну, и народ ликовал. На нас смотрели как на героев, что-то такое кричали, мы тоже сто-то кричали. Хотя на самом деле, особого геройства никакого не было. Посидели на броне и выехали. Но народ был, они нам бросали сигареты, бросали бутерброды. Потом колонна начала двигаться, и она пошла по Калининскому, ныне Новому Арбату, к Белому дому. Она пошла, там народу огромное количество было, все там что-то скандировали, эти махали с головной машины российским триколором, типа мы победили. Дальше колонна остановилась на какой-то момент, какой-то паренек пытался на головную машину запрыгнуть. Ему тут же дали по морде и он просто слетел с машины, типа не примазывайся к героям. Это очень странная сцена, я ее запомнил. Вот как сразу же люди, благодаря тому, что вокруг толпа ликует, они тут же осознают себя героем, особого героизма не совершив. Ну и дальше дошли до Белого дома.

Корреспондент.: У Белого дома уже были люди?
Волков: Да, были люди. Были просто люди, и были там какие-то военные, что ли, я не помню, которые… Вот, помните, было какое-то подразделение, то ли генерала Громова, то ли кого-то еще, которые перешли быстро на сторону и они, типа охраняли уже Белый дом. Они к нам подошли, мы слезли, они нам пожали руки, сказали «спасибо, большое». Мы распили оставшуюся последнюю бутылку сухого вина. Это было, наверное, уже утро, уже солнце всходило. Я поймал такси и поехал домой, тогда я жил на Щелковской. Рассказывал таксисту про все, что происходило, он с меня денег не взял, довез бесплатно. Это тоже хорошо.

Корреспондент.: А потом, на следующий день?
Волков: А потом, на следующий день, в общем, так получилось, что я стал каким-то образом помощником и переводчиком корреспондентки американского журнала «Newsweek», мне выдали какую-то бумажку с печатью, и мы днем ходили, я не помню, где-то ходили с ней, я что-то ей помогал переводить, а вечером попали, к ночи попали в Белый дом, внутрь Белого дома. Это была, следовательно, третья ночь. Третья ночь, и пошли в приемную Ельцина. Она хотела взять интервью у ключевых участников. Ельцин спал. Мы там находились часа 4 или 5 внутри, Ельцин спал. Всем руководил Геннадий Бурбулис. Он сидел в приемной, видно было, что он исполнял все обязанности. И Павел Вощанов, был такой пресс-секретарь, по-моему, Ельцина. Мы к нему тоже пришли, эта корреспондентка брала у него интервью, он демонстративно выложил на стол автомат Калашникова и давал интервью американской корреспондентке. И у Бурбулиса мы тоже взяли интервью. Но я не очень помню, о чем они говорили, ничего такого не было существенного. Потом в приемной был Геннадий Хазанов, который всех развлекал, смотрели телевизор все и уже шутили. Видно, что напряжение спало, стало понятно, что штурмовать не будут, и, по-моему, было понятно, что эти проиграли, в смысле, путчисты проиграли. Кто-то пил. Но в Белом доме по коридорам лежали перевернутые кресла, там были автоматчики, если что, за эти кресла, видимо, должны были стрелять. Было отключено электричество, я пошел в туалет, заблудился, меня поймали, наставили автомат, стали допрашивать, кто я. Я объяснил, меня привели обратно, отпустили. Ну вот, примерно несколько часов был в Белом доме. Но уже видно было, что напряжение спало на третью ночь. А потом 4 день, соответственно, путча...

Корреспондент.: Это уже 23, получается?
Волков: Это получается, да, 23, по-моему, 23 или 24 они полетели на аэродром Бельбек, на Форос за Горбачевым. Ну, вот, примерно такие сюжеты.

Корреспондент.: Вы работали вот когда, ну помогали «Newsweek»?
Волков: Да. Потом еще несколько дней я с ней работал. Потом были похороны героев тоже. Это уже когда Горбачев вернулся, путчистов там, по-моему, арестовали, было понятно, что переворот не удался. И нужно было устроить, так сказать, вот это вот. Во-первых, нужно было объяснить, что это такое было. Возникла версия, что это был действительно государственный переворот, что он не удался. Потому что во время этих событий, было непонятно, не было определений ситуация, то что называется, а потом она стала формироваться. И вот, поскольку это была революция, то нужны были герои, и вот эти три погибших, вот при тех обстоятельствах, были устроены похороны. Могу ошибиться, но, по-моему, тоже похоронная процессия где-то по Калининскому шла. И вместе с корреспонденткой, там были небольшие кордоны, мы вот с этими бумажками, ксивами проникли и там стояли руководители государства. Там стоял Руцкой, по-моему, Иван Силаев, тогда был премьер-министр, что ли, и сам Горбачев. Можно было так подойти к Горбачеву и тихонько потрогать его, вот он был живой Горбачев. Ты как бы смотришь, вот, действительно, генеральный секретарь ЦК КПСС, но видно, что уже не генеральный секретарь и не ЦК КПСС, что просто человек, которого можно потрогать. Никакой охраны не было. Просто стояли люди и ждали какой-то команды. И кто-то должен был отдать команду, что нужно идти в процессию, растянули, тогда, я помню, российский флаг, какие-то речи говорили. И вот тем самым, было такое действие в виде похорон, которое как бы закладывало основы чего-то нового. Это всегда, когда случается революция, должны быть герои, потом должны быть похороны, похороны дают какой-то новый импульс в правильном новом направлении. Вот это было.

Корреспондент.: Но, а вот сейчас, прошло 20 лет, как вы вообще оцениваете события тех дней? Вы жалеете о том, что вы принимали в них участие? Все ли случилось так, как вы этого ожидали тогда?
Волков: Я не жалею, что я принимал участие, мы фактически, почти что не спали все эти дни, пытались увидеть, понять. Я жалею, что у меня не было фотоаппарата. Вот это просто можно было сделать столько фотографий, а у моего друга сели батарейки на фотоаппарате и он пытался, а их не купить было, и он пытался у журналистов выпросить, никто не давал.

Корреспондент.: Но, а вот страна пошла туда, куда вы рассчитывали тогда?
Волков: Вы знаете, было непонятно, что будет со страной. Даже было непонятно, что будет распад Советского Союза. Было понятно что, казалось, что будет, так сказать, продолжение перестройки, вот эти консервативные силы и КГБ, потом была скульптура Железного Феликса: уронили, КГБ измазали краской. Понятно, что будет свобода, понятно, что будет запрещена КПСС, что 6 статья Конституции будет отменена, будут реформы, но что будет распад страны, было непонятно. Мне кажется, что если бы этого путча не было, история была бы совсем другая. Не было бы быстрого распада Светского Союза, а был бы какой-то медленный, может быть более медленный, может быть, он был бы отсроченный, а потом, более насильственный как в Югославии.

Корреспондент.: Все равно бы он был?
Волков: Ну да, ясно было, что Прибалтика - первый кандидат и что они уйдут. То есть, они уходили, понятно было, что уйдет, наверное, Закавказье, Азербайджан, может быть, Грузия. Но это могло бы быть предметом переговоров. С другой стороны, соцлагеря уже не было, Берлинская стена уже пала к тому моменту.

Корреспондент.: Спасибо, большое.