Виктор Шендерович: «Простите, товарищи кинематографисты, но к Крыму прилагается Поклонская»

Немзер: Есть еще такой сюжет, как спор кинематографистов с Натальей Поклонской. Сергей Востриков спрашивает, кто победит в споре кинематографистов vs Поклонская. И есть вопрос от Галины Шатиловой, я их объединяю, потому что они примерно про одно и то же: «Фильм Учителя «Матильда», судя по всему, способен объединить Союз кинематографистов. Или их открытое письмо надо как-то иначе расценивать?». Во-первых, кто победит? А во-вторых, возможно ли на этом конфликте объединить…

Шендерович: Тут хорошо бы немножко, раз уж мы говорим о кино, немножко отъехать даже с крупного плана на средний, а то и на дальний, и посмотреть всю картину целиком. Во-первых, само существование Поклонской как темы для разговора, как государственного мужа, которая как-то диктует повестку дня — это само по себе свидетельство того, до каких мышей мы дотрахались. Поклонская, собственно, диктует повестку кинематографистов, вот эта госпожа.

Полную программу смотрите здесь

Немзер: Не смотрев в кино, но имея по этому... Наверное, посмотрела, кстати, уже этот фильм.

Шендерович: На здоровье. Второе: следует заметить господину Учителю, что все-таки за что он боролся, на то и напоролся, к Крыму прилагается Поклонская, вы меня простите, товарищи кинематографисты, к одобрению Крыма прилагается Поклонская. Получите и не жалуйтесь, ешьте, вместо сыра бри, ешьте Поклонскую и не жалуйтесь. Вы это выбрали, вы это одобрили, это к вашему в кавычках патриотизму с отжимом территорий прилагается такой уровень менеджмента и такой уровень образования, и  такой уровень культуры — это все прилагается к этому. Так что господину Учителю жаловаться, на мой вкус, не следует.

По поводу самого фильма — да, тут отдельный сюжет, что госпожу Поклонскую страшно раздражают всякие, она оскорблена за государя, за вторжение в личную жизнь государя, притом совершенно никаким образом ее не оскорбляют памятники его убийцы по всей стране, его кладбище, его непохороненный труп неподалеку от Государственной думы. Это ее совершенно как-то не раздражает, тут оскорбления никакого нет. Ставят по всей стране памятники убийцам многочисленные — не раздражает.

Что касается письма, то нет никакого «кинематографисты против Поклонской». И кинематографисты, и Поклонская, разговаривая как бы друг с другом, они смотрят туда и ждут сигналов. Ни те, ни другие ничего туда плохого не скажут, и там где-то наверху должен решиться их спор. В этом существенное отличие от диалогов, происходящих в свободных странах.

Немзер: Да, это понятно. То есть никакого самостоятельного конфликта здесь нет, а есть исключительно?...

Шендерович: Нет-нет. Дорогие кинематографисты, еще раз, если вы против хамства и цензуры — скажите об этом русским языком, причем тут Поклонская? Есть Мединский и есть Владимир Владимирович Путин, который под асфальт закатал всю свободную прессу 17 лет назад.

Немзер: Камила Мун пишет: «Очень прошу прокомментировать шумиху вокруг Райкина». Шумиха — это значит это его, во-первых, выступление на съезде Союза театральных деятелей уже в прошлом году и новые его выступления.

Шендерович: Но шумиху-то что комментировать? Новое заявление вполне внятное, совершенно внятное, а обижаться на него можно и, конечно, каждый человек имеет право обидеться, но обидевшийся признает, что это его задевает, вот ведь что интересно здесь. Те, кто обиделись, признали этим, что их это задело. Задевает, как правило, правда. Я должен заметить, что каждый человек, поглядевший в зеркало, согласится, что клевета, ложь не задевает. Но что-то скажут про меня — я пожму плечами, глупость. Задевает, когда в словах оппонента есть правда, неприятная правда, и, судя по реакции, болезненной реакции оппоненты Райкина почувствовали правду в его словах. Эти самые некрофилия, эта самая мертвечина, которая диктует нам, которую мы любим, никак с ней не простимся, никак не похороним, все любим ее и любим.

Буквализация метафоры — довольно опасная вещь, но тем не менее мы ее продолжаем любить всякими разными способами, эту мертвечину, мы никак ее не похороним — ни физически, ни морально. И Райкин совершенно внятно, там никаких недомолвок нет, он эту метафору очень точно употребил и очень точно развил. И мы убиваем своих лучших поэтов, сказал он, а потом ими гордимся. И все открытие Олимпиады, от которого мы так заходились сладкими соплями, кого мы, собственно, можем предъявить миру? Только врагов народа, только убитых нами, в основном. Вот вам Наташа Ростова. Где все дворянство это, где Серебряный век, где Мандельштам, где Пастернак, кто? Чеховских сестер изнасиловали революционные матросы. Все, чем мы гордимся, было похоронено, и целый век мы не можем, вот 2017 год уже сейчас настал, и мы все никак не выйдем, мы век не можем распрощаться, мы не можем выйти из этого проклятого века, мы им продолжаем гордиться. И снова выросло очередное поколение детей несмышленых, которым в голову заливают эту отравленную дрянь, чтобы гордиться убийцами. Очень точная, очень опасная, желчная, точная метафора Константина Аркадьевича Райкина.

Немзер: Вы знаете, там был вопрос про Олимпиаду, я даже не буду его зачитывать, потому что ровно сейчас вы на него ответили. Я хотела уже тогда сама спросить. В отличие от этого письма, как вам кажется, этот метод, райкинский метод разговора, коммуникации, высказывания, трансляции своего недовольства — он действенный? Он вызывает гораздо больше уважения, он вызывает гораздо больше симпатии, вероятно, но действенный ли он?

Шендерович: Действенный, разумеется. Потому что мы говорили об этом в прошлый раз, когда мы беседовали здесь, раздражение, которое вызывает резкое, сатирическое, публицистическое высказывание заостренное, гиперболизированное, метафорическое, это раздражение — это очень хороший сигнал, это в нормальном обществе сигнал для начала разговора. Тебя что-то не устраивает — не надо затаптывать, не надо замалчивать, довод, пожалуйста, антитезис какой-нибудь, давайте поговорим. «Вы хотите об этом поговорить?» — говорят психоаналитики в западных фильмах. Поговорите об этом, давайте поговорим об этом, я жду сущностных возражений и на то, что я говорю, и на то, что говорит Константин Аркадьевич Райкин, сущностных.

Вы можете что-нибудь возразить по сути вопроса? Нет. Только немедленное наклеивание ярлыков, немедленный крик о том, что он Россию не любит, и очередное официальное лицо уже не Толстой, а Пушков замечает: «Может быть, Райкину поискать другую страну?». Ни в коем случае не антисемитизм, ну что вы. Так интеллигентно: «просто, может быть, поискать другую страну». Сразу Россию не любишь, если ты не любишь ее убийц, значит, не любишь Россию. Они взяли себе патент — Пушков, Толстой, вся эта банда — у них где-то хранится патент на любовь к России, они знают, как ее правильно любить, и все, кто не соответствуют патенту, те должны искать другую страну, а те, кто, собственно говоря, оппонируют им, они просто хотят эту страну сделать немножко другой, чтобы, например, любить живых в ней, а не мертвых.

Немзер: Так просто для разнообразия.

Шендерович: Для разнообразия.