Выборы отменяются: почему Кремль ужесточает политику после переизбрания Путина и запрещает любую конкуренцию даже в регионах

Мне кажется, это подчеркивает то, что президентские выборы перестали быть каким-то действительно серьезным элементом в политическом развитии. Выборы прошли, они прошли, не очень так привлекая к себе большое внимание, и сегодня времени прошло совсем немного, мы об этом совершенно забыли. Выборы не стали водоразделом, те тренды, которые мы видели до выборов, в том числе и репрессивные, они активно продолжаются сейчас. То, как шли замены губернаторов и губернаторские выборы, до президентских, они также сегодня, видимо, будут проходить, а именно, никакого элемента относительно серьезной конкуренции, связанной, например, с участием Анатолия Локотя в Новосибирске в выборах и так далее, никакого элемента раскола внутри элит или серьезного выставления кандидата от контр-элит Кремль на этих выборах видеть не хочет. Более того, он упорно сажает тех людей, которые вызывают идиосинкразию в регионах, как, например, в Новосибирске, где бывший мэр Вологды сегодня является губернатором, и где действительно без очень серьезного давления на альтернативных кандидатов обеспечить хороший результат было бы невозможно. Это, мне кажется, подчеркивает с одной стороны то, что политический режим сегодня другой, и выборы не воспроизводят его легитимность. Легитимность Путина — это легитимность лидера, который поднял страну с колен, который добыл ей Крым и который сделал Россию снова великой. Эту легитимность надо соответствующим образом подкреплять, а выборы, в общем, ничего здесь не добавляют. С другой стороны, мы видим, что позиция Кремля и той его части, которая, скажем, занималась выборами до того и продолжает заниматься ими сегодня, она тоже принципиально не изменилась. А президент вместе с тем выступает с популистским указом, который логично было бы видеть до выборов, и не совсем понятно, не закрывает ли он то маленькое окно возможностей, о котором говорили эксперты, когда власть может проводить реформы без оглядки на то, как позитивно к ним относятся граждане. И вот возникает вопрос — не зашла ли сама система в такую ловушку, когда у нее уже нет стратегии, а есть только тактика, и если есть тактика, то она воспроизводит то, что было раньше, и в этом смысле никаких кардинальных изменений ждать не приходится.

Я думаю, что пройдет лето, и мы сможем более или менее четко ответить на этот вопрос, потому что, опять же, сегодня такая ситуация, когда власть не спешит принимать окончательное решение по поводу стратегии, она тянет, и судя по нефтяным ценам, она, видимо, может тянуть еще довольно долгое время. И тогда как бы не превратился этот президентский срок, от которого ждали каких-то радикальных изменений или в одну, или в другую сторону, в такое безвременье, как прошлый президентский срок, когда ни шатко, ни валко, и никуда система не двигалась. Но при всем при этом, я бы подчеркнул, что те тренды в отношении репрессий, которые мы наблюдали, они имеют, на мой взгляд, тенденцию к саморазвитию и самоувеличению. То есть, если это не ограничить специальным усилием, то сами по себе они будут, скорее, нарастать, чем сокращаться.

Саморазвитие репрессий, я сейчас уточню, это когда каток уже покатился, им особенно никто не управляет, но под него… Об этом речь?

Да. Это как на выборах, если вы долгое время устанавливаете систему, когда выборы фальсифицируются, то чтобы они вдруг перестали фальсифицироваться, вам надо предпринять очень серьезные усилия, демонтировать старую систему и выстроить новую, чего власть, в общем, особо не делает. То же самое и с репрессиями, или вы предпринимаете специальные усилия и концентрируетесь на этом, или это машина, которая, маховик раскрутился и дальше двигается по инерции и ускоряется.

Бесконечные аресты, которые уже месяц продолжаются, и «наезды», так сказать, на активистов Алексея Навального — это вот часть того же самого катка, который покатился? Или это более осознанная мера?

Я думаю, вот это более осознанная, это, скорее, демонстрация того, что выборы прошли. Какую для себя новую роль найдет Алексей Навальный в период, когда новых федеральных выборов долгое время не предвидится, как он сможет остаться в центре федеральной повестки, и как ее изменить под себя, это большой вопрос. И в этом смысле давление на ту фантастическую структуру, которую ему в этих условиях отсутствия публичной политики удалось создать, — это совершенно естественный процесс, то есть власть больше не сдерживают соображения и сохранения имиджа, и боязни раскачивать ситуацию перед выборами, и в этом смысле она гораздо более активна в тех усилиях, которые мы наблюдаем в отношении Навального.

Их ничто не сдерживает, действительно. Но одновременно, это и следствие, это признак большого страха, видимо, если это не автоматический каток, который уже покатился, если это более осознанная мера, как вы говорите. Это такой страх Навального? Это действительно такого масштаба опасения, что нужно пресс-секретаря «закатывать» и так далее? Там много всего было сделано.

Это, мне кажется, сродни тому, как голландский мальчик пальчиком заткнул маленькую дырочку в плотине. Власть прекрасно понимает, что сегодня у нее нет угрозы радикальной, с этим связанной, но если не ответить на это сегодня, если не закрыть эту маленькую дырочку, то это может быть очень опасно, а дальше уже с этим можно и не справиться. В этом смысле то, что мы видим все эти годы, это подавление самостоятельных акторов где бы то ни было, будь это губернаторы, самостоятельный бизнес, будь это СМИ или что-то еще. Вдруг возникает как бы вопреки воле верховной власти некий самостоятельный актор, к тому же имеющий сеть по регионам страны, это сегодня не представляет собой риск, и многие говорили, давайте, пусть Навального зарегистрируют кандидатом в президенты, пусть он получит свои два процента и так далее. Власти очень важно послать правильные сигналы, правильный сигнал заключается в том, что никакой абсолютно самостоятельной, не санкционированной сверху деятельности она не потерпит, какой бы ничтожной и какую бы небольшую угрозу эту деятельность сегодня не представляла.

Фото: Сергей Бобылев / ТАСС