Точка сборки: есть ли смысл голосовать на выборах осенью 2021-го

И я хотела поговорить вот про что. До какого-то момента существовала некоторая легистская линия протеста, может быть, наследующая отчасти диссидентской традиции: соблюдайте вашу Конституцию. Это была игра по таким правилам, когда если происходит суд, то этот суд может быть полным фарсом, но все равно на этот суд придет адвокат и этот адвокат будет вести себя так, как если бы он был в нормальном суде и добивался правосудия. Он будет собирать факты, доказательства, он будет выступать с речью, он будет играть по этим правилам. Он все равно бился о какую-то железную стену, но тем не менее это ощущение, что мы здесь агенты нормальности, мы играем по правилам, до какого-то момента было такой самоподдерживающей и очень важной какой-то системой.

Сейчас для этого остается все меньше возможностей, вообще все схлопывается, даже для вот этого поведения. «Хорошо, мы будем пытаться избираться и будем пытаться что-то нашими малыми силами, сколько нас допустят, что-то изменить» ― «Нет, вы не будете избираться вообще, потому что вы в какой-то момент осуществили донат и это теперь сделало вас экстремистом».

Мне хотелось бы спросить, как… Давайте начнем с того, остаются ли хоть какие-то в этой ситуации стратегии сопротивления, кроме самосожжения, условно говоря? Какие-то рациональные действенные стратегии сопротивления, которые не будут бесконечно упираться в чужие железные щиты и которые могут быть хоть сколько-то эффективны.

Если вы все время упираетесь в чужие железные щиты, это значит, что вы идете по путям, которые ведут к этим железным щитам, правильно? Значит, вас пустили по этим путям, вы по ним пошли.

Я как-то вообще так на ситуацию не смотрю. Понятно, что мы видим реакцию, это именно реакция, то есть она является ответом на то, что зрело снизу, созрело себя и показало себя, хотя еще только отчасти показало. Реакция, разумеется, связана с репрессиями, с насилием, как вы справедливо говорите. Значит ли это, что после того, как… Да, и она сужает круг возможностей, это тоже понятно. Да, и действительно толкает к тому, чтобы обдумывать какие-то возможности, которые до сих пор казались за пределами обсуждаемого.

Но даже если вы как-то принимаете более радикальную линию действий, это я сейчас просто опираюсь на опыт радикальных движений в том числе и в нашей стране в XIX веке, скажем, на опыт радикальных движений в других странах в XX веке, даже если вы принимаете более радикальную стратегию, это не значит, что вы полностью бросаете все те институты, про которые шла речь, например, не знаю, выборы и так далее. Просто потому что так это устроено, что выборы ― это некоторая точка, в которой происходит политическая сборка. По-моему, в этой точке нужно что-то показывать, и разумная стратегия Алексея Навального всегда состояла именно в этом. Напоминаю вам, что, в отличие, может быть, от кого-нибудь, он всегда говорит, что власть в России на выборах не сменится. И я готов под этим подписаться, это, разумеется, так, на выборах власть в России не сменится ни при каких обстоятельствах.

Но это не значит, что в выборах не надо участвовать, потому что выборы ― это точка политической сборки, выборы ― это, конечно, способ создать силу, в том числе выборы, не только выборы. Поэтому да, даже в новых условиях, разумеется, это будет продолжать оставаться точкой политической сборки, ну а дальше вопрос в том, будут ли организовываться какие-то другие поводы или ситуации, в которых такая сборка могла бы происходить.

Гриша, но были ли точкой политической сборки выборы в Советском Союзе, вот это вот голосование за Брежнева?

Выборы в Советском Союзе были устроены совсем по-другому. Смотрите, мы все-таки находимся внутри плебисцитарного режима. Что такое плебисцитарный режим? Плебисцитарный режим ― это режим, который состоит из нескольких элементов, но главный его элемент ― это харизматичный лидер, который находится над всей системой, почти вся политическая система ему подчиняется, у него не может быть внутренних политических конкурентов, значит, у него не может быть легитимной оппозиции. При этом, очень важно, он опирается на демократическую легитимность. Эта демократическая легитимность производится с помощью плебисцитов, мы их знаем как выборы в России, да, другое их название в российском случае.

Эти самые плебисциты ему необходимы для чего? Для того чтобы вся основная аудитория, то есть элиты, бюрократия и собственно население, верила, что за ним находится народная поддержка. Находится она за ним или нет, отдельный вопрос, можем его обсудить. Но ему принципиально важно, чтобы эти три ключевые составляющие были уверены в том, что за ним народная поддержка. Если за ним нет народной поддержки или если она какая-нибудь, я не знаю, рыхлая, у него 45%, а у конкурента 35%, то непонятно, зачем нужно ему безоговорочно подчиняться, кто он такой вообще, да, почему бы не сыграть за конкурента?

Вот эта система предполагает очень важную функцию выборов, и пока она действует, эта функция будет сохраняться. Можно ваш вопрос переформулировать: есть ли такая вероятность, что выборы потеряют этот смысл, который он имеют сегодня? Есть. Это будет означать, что мы выйдем из плебисцитарной системы, она будет как-то реорганизована. Превратится ли она в тоталитарную систему или еще во что-нибудь, можно отдельно рассуждать об этом. Но пока что этого не случилось, хотя движение в эту сторону есть, да, например, то, что происходило в 2020 году, ― это, конечно, важное движение в эту сторону.

Посмотрим, что будет дальше. Если это в эту сторону двигается, если выборы потеряют эту функцию, которую они играют в этой системе, например, потому что Владимир Путин поймет, что выборы он больше выиграть в принципе не в состоянии, вообще никак уже, то да, это будет означать, что здесь точка сборки потерялась, ее нужно искать где-то в другом месте.

Все-таки уточню. Очень понятно, почему эта точка сборки необходима и почему это подтверждение своей легитимности, мнимой или не мнимой, другой вопрос, нужно Путину. Но Брежневу, мне кажется, тоже было бы довольно неуютно, если бы в один прекрасный день на участки никто не пришел и думал, что его окружение тоже в этот момент испытало бы… Почему для нас это точка сборки, для избирателей почему это точка сборки в ситуации, когда все минимальные какие-то, действительно, вот эти лазейки, когда это все перекрыто, когда это действительно превращается в абсолютно выхолощенную площадку, многопартийность, там некоторое количество кандидатов ― это чистый фейк на самом деле?

Давайте я напомню, как были устроены советские голосования. Вы приходите на избирательный участок, там один кандидат, по крайней мере, на протяжении некоторого времени сам по себе заход в избирательную кабинку означал, что вы собираетесь что-то сделать со своим бюллетенем, потому что если вы просто, ничего не делая, опускаете, то вы как бы голосуете за этого кандидата. Вы сразу получаете некоторые проблемы.

Это было фактически принудительное действие с тотальным контролем, это тоталитарный институт. Что значит тоталитарный? Значит, что вас заставляют делать именно это. Мы находимся с вами с плебисцитарном режиме, который, конечно, не тоталитарен, а, наоборот, авторитарен. Что это означает? Это означает, что вам в принципе сообщают, что если вам что-то не нравится, не ходите, пожалуйста, на выборы, мы не будем вас трогать, не надо ходить, можете ни за кого не голосовать, мы специально вам даем набор клоунов, чтобы вы держались от этого подальше и вообще исходили из того, что политика ― это дело грязное, в ней только какие-то сумасшедшие участвуют, вот, пожалуйста, занимайтесь своим делом.

И долгое время эта система ровно так и работала, она работала на низкой явке. Напоминаю, что вплоть до 2018 года на любых выборах в России явка была низкой, любой победивший на них набирал 10, 15, 20%, хорошо, если на президентских выборах 35–40% голосов от всех россиян, да. Потом понятно, что в этом месте начался кризис легитимности, стало слишком очевидно. И с этого момента, да, мы видим, что некоторой части по-прежнему тот же самый месседж рассылается, что вы не ходите никуда, мы без вас разберемся, все равно они все одинаковые абсолютно, это все фейк, но некоторую расширяющуюся часть начинают приводить на участки так или иначе, да, в общем, принуждение.

Принудительно, да.

Не вполне в советском ключе, но у людей эта культурная память есть и все понимают, что чего стоит.

Поэтому да, здесь возникает, действительно, тоталитарный элемент, это правда, это нужно сказать честно. Если он будет разрастаться, если мы будем в эту сторону двигаться, тогда и смысл выборов радикально поменяется. Одно дело, когда лидер может предъявить некоторую поддержку, да, она частично сфабрикованная и так далее, но вот он ее предъявляет, он ее выиграл у конкурентов. Другая ситуация, когда у вас есть единый народ, среди которого нет никаких вариантов, кроме каких-то совсем отщепенцев, да, которые могут позволить себе, значит, пойти против линии господствующей идеологии, партии и так далее. Это будет предполагать очень существенную трансформацию этого режима. Я не говорю, что это невозможно, просто мы пока там не находимся.

Я пытаюсь понять, как обыватель, привыкший ходить на выборы и считающий это некоторой гражданской гигиеной, не знаю, если угодно. Я пытаюсь понять, как мне действовать в ситуации, когда мне зачистили все. Безусловно, я не хочу проводить прямых параллелей между голосованием за Брежнева и тем, что происходит сейчас, есть нюансы. Но я пытаюсь понять, я всегда была за то, что все равно надо ходить, и позиция «ничего не изменится, все равно все нарисуют» очевидная, понятная, я знаю, что нарисуют, но ходить вроде как надо.

И вот сейчас, когда мне предлагают выбор из Путина-А, Путина-Б, Путина-В и все, я перестаю понимать ценность точки этой сборки. Символическую ли, практическую ли.

Во-первых, я не знаю, приходилось ли вам голосовать за Брежнева.

Нет.

Если бы пришлось, то что бы вы в этом случае сделали? Да, потому что еще раз: это не был вопрос вашего свободного выбора, не то чтобы вы могли сказать: «Это гражданская гигиена, поэтому я пойду и проголосую за Леонида Ильича или против Леонида Ильича».

Это понятно, да.

Это совершенно другая ситуация. Сегодня вы действительно, грубо говоря, выбор, который у вас реально есть, ― это выбор между тем, чтобы уходить из всего этого или, в общем, пытаться искать каких-то сторонников, союзников, то есть делать то, чего этот режим боится больше всего, то есть солидаризироваться. Вокруг чего вы будете солидаризироваться, я сейчас скажу жесткую фразу, на самом деле вообще не так важно.

То есть дальше это становится существенно, но для него принципиально то, с чего мы начали сегодняшний разговор, да, чтобы люди были атомизированы, чтобы они не общались друг с другом и уж ни в коем случае не входили ни в какое коллективное действие. Если вы начинаете коллективно действовать по любому поводу, особенно если это действие начинается вокруг выборов, то это ровно то, чего этот режим боится, потому что, естественно, в этом случае обнаруживается то, что он хочет скрыть: на самом деле людей, которые ему не симпатизируют, в общем, большинство. Большинства там, скорее всего, не образуется, но образуется, проявится какая-то очень большая часть.

В этом смысле вокруг чего они будут это делать ― это технический вопрос. И вся идея с «Умным голосованием» ― это просто способ решить этот технический вопрос. Давайте представим себе, что у нас нет никакого другого способа вот такую перекличку устроить, да, кроме как скоординироваться на одном конкретном действии, давайте договоримся, что мы сделаем это действие. Это может быть любое другое действие, но просто любое другое действие людям сложнее объяснить. И в этом смысл выборов, пока мы находимся в этой ситуации. Именно поэтому, разумеется, вся волна репрессий, которую мы сейчас видим, конечно, является волной предвыборной, поскольку по-прежнему этому режиму важно, что там будет на выборах. Ему, в общем, неприятно было бы, если бы действительно на выборах возникло бы какое-то существенное ядро, которое готово ему сопротивляться.

А факт состоит в том, что последние два-три года это ядро явно возрастает. Цена, которая требуется для того, чтобы не пустить его на выборы, не дать ему на выборах себя проявить, даже на таких выборах, становится все больше и больше, вот мы эту цену и платим, собственно говоря.

Фото: Терещенко Михаил / Агентство «Москва»