«В форме плевка». Владимир Пастухов — о том, почему голосование не только не конституционно, но и унизительно для граждан

Я увидела новость о том, что 100 членов избиркомов подписали письмо об отказе работать на голосовании. Письмо это продиктовано исключительно опасениями за свое здоровье. Это разговор о том, что так нельзя, что мы все будем сидеть на избирательных участках, нас будет дикое количество, если появится один кто-то, бессимптомно переносящий или в инкубационном периоде, он заразит всех. Мы принесем это к себе домой. В общем, мы не ходим.

В принципе, у нас таких прецедентов действительно, так чтобы члены избиркома отказывались работать на голосовании, я не припомню. И это некоторый показатель, как мне кажется. С вашей точки зрения, это письмо является ли, действительно, каким-то показательным? Это случайность какая-то или это действительно симптом некоторого общего раздражения? И вообще действительно волнуют ли, как вам кажется, общество соображения просто безопасности, на которых, собственно, все и строилось? Сейчас как это воспринимается вообще все?

Во-первых, ничего случайного, я уверен, не бывает в таких ситуациях. Во-вторых, я не слышал мотивировку, спасибо большое, что вы подсказали. Единственная у меня ассоциация, что в России что-то может произойти только в случае конкуренции страхов. В этом смысле получается, что у нас вирус и угроза заразиться ― это такой аналог заградотрядов НКВД, которые стоят за спиной. Так бы, конечно, бросились на буферы этого унизительного и фуфлового голосования и смолчали бы, а так, поскольку боимся заразиться, тут уже даже страх другой, политический, уступает.

Но думаю, что не только, конечно, в заражении дело. Проблема в том, что ситуация с этими поправками вышла из-под контроля. Она вышла из-под контроля по независящим от власти причинам. Наверно, не надо было вообще так усложнять эту процедуру, понимаете, либо крестик, либо что-то другое надо на себя надевать. А тут получилось так, что, извините, пожалуйста, из-за коронавируса произошел разрыв во времени: трусы успели снять, а крестик надеть не успели.

У нас получился разрыв. То, что задумывалось как способ подшлифовать как-то ситуацию, поверхность конституционную… Знаете, задача была какая? Убрать шероховатости с конституционной поверхности. Там были некоторые шероховатости и одна большая заноза в виде двух сроков, больше которых президент подряд не может находиться у власти. Нужно было аккуратно это как-то сточить, поверхность сделать гладкой.

Но это же можно было сделать аккуратно, как ювелирные изделия такой мягкой тряпочкой шлифуют. А получилось из-за всей этой ситуации, что наждачком прошлись. Понимаете, наждачком ― это больно и результат прямо противоположный. Поэтому ситуация вышла из-под контроля, потому что то, что было политической проблемой, с моей точки зрения, стало проблемой этической.

Дело уже не в том, является ли это голосование конституционным само по себе или неконституционным. Я убежден в том, что сама процедура является глубоко неконституционной. Дело даже не в том, являются конституционными или неконституционными эти поправки. Часть из них, очевидно, не является конституционными. Дело в том, что в той форме, в которой это делается, это затрагивает на сегодняшний момент достоинство людей. То есть участие в этом мероприятии, демонстрация того, что от тебя абсолютно ничего не зависит, что, в принципе, все будет организовано, ты будешь облапошен в любом случае, настолько велика, что это вопрос унижения нации.

Это превратилось в некую форму плевка, и вот это очень серьезная проблема, потому что сейчас передо мной, например, если бы я в этом участвовал, не стоял бы выбор, голосую я за или против. Понимаете, нет этой дилеммы. Есть дилемма «я позволяю себя окунуть в что-то, что, очевидно, показывает мою ничтожность как человека и гражданина». Вот это проблема.

Вопрос, конечно, в том, насколько общество это таким образом осознает, потому что главный вопрос, и я задавала этот вопрос социологам, насколько общество вообще понимает, в чем суть этого голосования. Очень мало кто, насколько я понимаю, идет голосовать за вечную монархию. Скорее люди действительно услышали о каких-то благах и скорее идут голосовать за них, недаром это голосование пакетом, а не по пунктам, не по отдельным поправкам.

Никакой работы по разъяснению сути происходящего не производится, вместо этого производятся чудовищные гомофобные рекламные ролики: «Голосуй или будешь жить в кромешной чудовищной России, где много геев». Примерно так это как-то обустроено. Есть ли у нас какой-то способ понять, как общество на это реагирует, как оно представляет себе, за что или против чего мы должны проголосовать?

Вы знаете, здесь есть два очень важных момента, но на второй я отвечу позже, то есть что такое общество и какая часть общества нас должна интересовать более всего.

Сначала я скажу, что если мы говорим о населении в целом, то, скорее всего, оно умнее, чем кажется, и прекрасно понимает, за что оно идет голосовать. Я думаю, что оно вообще выловило из всего этого только вот этот третий срок Путина ― и больше ничего. Все остальное массовое сознание просто отбило, потому что этот гарнир нужен больше самому Кремлю.

Проблема в том, что население это рассматривает подобного рода мероприятия вовсе не как голосование. Его не интересует содержание. Вообще я должен сказать, что в России мало кого интересует Конституция. Это секрет Полишинеля, но я могу сказать, что очень просто: если ты хочешь убить свой материал на «Эхе Москвы», напиши про Конституцию. Вот если я напишу просто про Путина что-то такое пассионаристское, это 120–130 тысяч просмотров, я не очень читаемый автор. Но стоит мне углубиться в эти нас с вами сейчас интересующие темы Конституции и поправок, 20–25 тысяч от силы.

В общем, русские люди никогда не жили в правовом государстве, ни при Путине, ни до Путина, ни при царе Горохе. Они не очень понимают, какую роль должна играть Конституция и что все это значит, поэтому относятся они к этому как к какой-то декорации, которая где-то существует рядом с твоей жизнью, в общем, где-то такая же практическая, как программа КПСС, принятая на XXII Съезде КПСС, понимаете?

Они рассматривают это совершенно в другом ключе. Для них это вотум доверия или недоверия власти, понимаете? Эти фишки, они пропускают это содержание, они схватывают: это о Путине, это о том, чтобы он с нами остался. Сегодня меня в очередной раз спросили, доверяю я ему или нет. На сегодняшний момент, и это естественно, поскольку в стране нет революционной ситуации, я уверен, и я думаю, что цифры это покажут, что больше половины населения, очевидно, готовы в этом вотуме доверия сказать «да». Даже возникает вопрос, насколько это значимо для власти, это вымученное «да» она себе сможет поставить в зачет?

Возьмем аналогию, вспомнил я уж этот несчастный Чернобыль, советские годы. В 1991 году, если не ошибаюсь, в марте у нас 87% населения сказало «да» СССР. И что, помогло, что ли? Понимаете? Нет, потому что через шесть месяцев это же самое население раздербанило эту империю на клочки, если бы его не остановили, то демократическим самым способом раздербанило бы до последней деревни.

И я считаю, что это вымученное «да» ничего не значит, потому что вообще население в России склонно до последнего момента, у нас инстинкт такой нашей историей создан, поддерживать власть. Потому что люди в России знают, что какая бы ни была плохая власть, анархия, безвластие и смута хуже. Поэтому у нас есть инстинкт здесь. Проблема в другом, что переход настроений массовых в России, в отличие от других стран, без предупреждения, понимаете? Здесь власть стреляет без предупреждения. Здесь на прошлой неделе 70% за, а на этой неделе жгут дворцы.

Не бойся быть свободным. Оформи донейт.