В какую пропаганду население перестало верить, и почему апология пенсионной реформы на ТВ окажется провальной

Так вот, значит, есть ядерное оружие ― федеральные телеканалы. Предполагается, что посредством этого можно как-то задурить голову населению, как они выражаются, с достаточным успехом. Эти надежды, скажем сразу, небезосновательны. Могущество пропагандистской машины не стоит преуменьшать. Но мы также про неё знаем из опыта предыдущих лет, что она особенно могущественна и особенно эффективна ровно в тех вопросах, которые для людей не имеют значения.

Легче всего меняется мнение по внешнеполитическим вопросам, которые вообще ничего не значат, это просто картинки по телевизору, это «что вы думаете о новой серии сериала». Это вообще никак не коннектится с жизнью людей. Мы сейчас не говорим о том, насколько это правильная мировоззренческая позиция, но это так. Люди не понимают, что это вообще какая-то реальность. Это просто телевизор. Тут вот эта прекрасная кривая «вы любите такую-то страну или такого-то политического деятеля ― не любите» управляема на 100%.

По тем вопросам, которые имеют касательство к жизни людей, гораздо сложнее. Невозможно силами телевизора, например, убедить людей в том, что коррупции становится меньше. Смотрим опросы: коррупция беспокоит, меньше не беспокоит, беспокоит больше. Люди считают, что её объем, скажем так, не уменьшается. Люди считают, что начальство ворует, и выбить из них это убеждение невозможно, хоть ты включай сколько угодно федеральных каналов.

Вот я подозреваю, что пенсии ― это тот вопрос, та своя рубашка, которая ближе к телу уже некуда. Это совсем прямо, это не рубашка, это кожа. Поэтому тут задурить голову людям рассказами о том, как прекрасно живут пенсионеры в Европе, как у нас повысился средний уровень продолжительности жизни и вообще как им будет по 1000 рублей в год прибавляться к пенсии, будет, скажем так, затруднительно. Можно сбить непосредственную волну готовности к протестам какими-то технологическими, политтехнологическими методами, но развернуть общественное мнение тут будет затруднительно.

Значит, какие ещё надежды? Как рассказывают нам многочисленные утечки, готовы подкорректировать реформу, так сказать, по мере оказываемого сопротивления. То есть как это? «Я тебя ограблю, но если ты будешь очень сильно сопротивляться, то, наверно, я у тебя заберу не всё, а половину». Как-то так. То есть тут тоже будут смотреть и оставлять себе пространство для маневров. В этом смысле, конечно, процедура законотворческая предоставляет для этого широкие возможности.

В Думе есть масса инструментов, которые позволяют обсуждать и корректировать любую законодательную инновацию. Вспомним, как это было с законом о реновации. Его внесли тоже в виде, который просто поражал воображение. Отменял суды, запрещал электричество, чего там только не было. Это был чудовищный совершенно текст.

А потом да.

Потом, поскольку начался шум, то чуть-чуть, чуть-чуть стали отползать. Разными способами стали отползать, исключать целые районы десятками из программы реновации, дополнительные льготы вносить, сам закон корректировать, наиболее ужасные положения оттуда всё-таки вычеркивать. И, глядишь, как это был кошмар-кошмар-кошмар, стал кошмар-кошмар.

Вот такие штуки можно делать тоже. Можно ко второму чтению что-то поменять. Я, кстати, обращу внимание на маленькую, но симпатичную законодательную новеллу, которая была не так давно принята. У нас теперь президент как субъект права законодательной инициативы имеет право не только вносить законопроекты, но и вносить поправки ко второму чтению. Странно, что этого до этого не было, скажу я как большой специалист по законотворчеству, потому что, в принципе, все СПЗИ, говоря на думском языке, все субъекты права законодательной инициативы, те, кто имеет право вносить, они же и могут потом ко второму чтению вносить поправки.

Правительство этим пользуется активно, и региональные заксобрания, активнее всего депутаты и сенаторы, наиболее интенсивные законотворцы в принципе. А теперь это может делать и президент. С одной стороны, как-то ему это не по чину ― поправки ко второму чтению вносить. С другой стороны, он может это сделать, потому что ― тут сейчас будет замечание для тех людей, которые предвидят сценарий «а потом выходит президент весь в белом и всё отменяет, спасает народ от антинародного правительства».

Значит, если вы под выходом в белом имеете в виду ветирование принятого закона, то этого не бывает. Президент своим правом вето не пользуется. В течение всего прошлого созыва это произошло один раз, а созыв просидел, как вы знаете, пять лет. И, соответственно, каждую сессию он принимал по 200 новых законопроектов. Один только, один закон был отклонен президентом. И один раз это случилось в течение работы вот этого седьмого созыва. Так что нет, вето не будет.

Что может быть? Либо внесение какого-то пакета президентских поправок, либо его публичное высказывание, по итогам которого группа депутатов внесет какие-то поправки. Либо само правительство, так сказать, одумается и что-то такое поменяет. Это возможно.

Возможно внесение каких-то параллельных дополнительных законов в этом же русле. То есть сейчас есть только один законопроект от правительства, можно внести что-то ещё. Например, если будет большое возмущение социальной несправедливостью и сословными привилегиями, можно попробовать что-то сделать с силовиками. Хотя это опора режима, не просто опора, это сам режим и есть, их трогать и на их привилегии покушаться ― в буквальном смысле, по распространенной пословице, рубить то, на чем ты сидишь. И вообще рубить то, что ты и есть, это не сук какой-то, а ноги и прочие жизненно важные части. Поэтому в это я слабо верю, но можно попробовать что-нибудь.

Можно попробовать как-то активнее кричать о том, что а вот госслужащим повысили уже давно срок выхода на пенсию и продолжают повышать! Это действительно так, и для госслужащих, кстати, это жуткий подарок, они страшно этим довольны, потому что госслужащие, наоборот, опасаются, что их уволят с работы раньше времени. А теперь им возможно продлевать годовые контракты до, если я не ошибаюсь сейчас, 70 лет. Поэтому они-то как раз этому рады. Госслужащие хотят работать больше, потому что их работа, дорогие товарищи радиослушатели и телезрители, это не та работа, что у вас. Они очень не хотят её лишаться.

Фото: Владимир Смирнов / ТАСС