Николай Владимирович, действительно, у нас есть ситуация, когда у нас огромный процент населения в очень тяжелом положении. У нас есть ситуация, когда губернаторы, например, поставленные в ситуацию «разбирайтесь сами», то есть это может формулироваться как-то чуть более изящно, чем пару недель назад, когда это было просто «разбирайтесь сами». Сейчас это называется, что каждому региону надо подходить точечно, в каждом регионе свои особенности, нельзя всех под единую гребенку. Все это понятно, но так или иначе губернаторам сказали: «Разбирайтесь сами». У нас есть ситуация, когда, в общем, флагманом борьбы с коронавирусом оказался Собянин, более-менее говорит: «Я действую так, а кто хочет, я вам рекомендую, за мной повторяйте».
Тут хотелось бы поговорить одновременно и про судьбу Путина, и про судьбу Собянина, в конце концов, но давайте сначала все-таки договорим про Путина. Действительно, как вы прогнозируете, как будут развиваться события дальше? Что, какие вообще дальнейшие?.. Голосования не будет, обнуление произошло, но совершенно не в том смысле, видимо, в котором он его хотел. Как будет дальше, можно ли нам прикидывать какую-то хотя бы приблизительную дорожную карту его политического дальнейшего движения?
Мне кажется, что очень сложно здесь строить какие-то предположения, потому что та повестка, которая вдруг пришла и поломала Путину всю игру, абсолютно от него не зависит. Его обычный стиль ― взять и навязать свою повестку ― в этой ситуации совершенно не работает. Я бы обратил внимание на то, что, по сути, вся политическая трансформация оказалась прервана или заморожена посередине, да. Можно себе представить забор, Путин через дыру в заборе лезет в новые президентские сроки и застревает. И непонятно, что делать. Половина Путина с одной стороны, половина с другой, и какого-то понятного рецепта, что и как можно в этой ситуации подправить, не существует.
Я думаю, что очень многие вещи будут импровизироваться и будут зависеть от развития событий. Сейчас оно более или менее спокойное, но только, мне кажется, по той причине, что, кроме как в Москве, где действительно кризис уже (я имею в виду связанный с эпидемией) в разгаре, регионы только готовились и рапортовали о том, сколько у них коек. Но ситуация может быть очень и очень серьезной, и мы уже видим какие-то сигналы, какие-то волнения, связанные с тем, что людям не разрешают работать, с одной стороны, но и не дают денег на жизнь без работы, с другой стороны. И вот здесь власть должна что-то делать, а она не способна, она, может, и хотела бы сделать, да.
Я бы видел ситуацию так, что Собянин и тот штаб, который он возглавляет, относительно активно действуют, но беда в том, что у нас нет, во-первых, еще полноценно функционирующего правительства, потому что его руководство поменялось совсем недавно и до сих пор еще идут некоторые назначения на посты заместителей министра. Ситуация выглядит так, что Собянин, как водитель, дергает за разные рычаги, но эти рычаги никак не связаны с машиной, и тот руль, который он крутит, не имеет достаточной трансмиссии.
То есть то, что происходит в регионах, по некоторым косвенным признакам можно считать как недостаточно четко, по крайней мере, функционирующие связи между федеральным центром, теми немногими направлениями, на которых сейчас сконцентрировали внимание правительство и его штаб, и регионами. В этом смысле, мне кажется, система управленческая сегодня проходит такой краш-тест, да, то есть она, как машина, врезалась в стену, и насколько жизнеспособна вся эта конструкция, мы увидим в ближайшее время.
Пока особых иллюзий нет, их нет по двум причинам в отношении, по крайней мере, регионов. С одной стороны, вся система у нас очень сильно централизована. Сегодня недостаточно сказать: «Разбирайтесь сами», да, как они могут разбираться сами, когда вся конструкция сделана так, что рычаги управления выведены на самый верх? И второе ― за последние два-три года произошла такая ковровая замена губернаторов, и мы сегодня видим тех, кого еще недавно называли технократами, на самом деле бюрократов среднего звена, которых из столицы послали в регионы и которые, может, и хотели бы, но не способны ни консолидировать региональные элиты, не знают, по большому счету, тех регионов, где они находятся без году неделю.
Ожидать, что в этой ситуации они каким-то удивительным образом покажут крайне позитивные результаты можно, наверно, в случае двух, трех, четырех регионов, но не более того, и в этом смысле Москва, конечно, ― это интересный пример, но это пример, с одной стороны, региона, где глава уже десять лет находится у власти и в этом смысле очень хорошо знает и проблемы, и механику работы всего и политического, и экономического механизма, с другой стороны, где он имеет огромные, не сопоставимые ни с каким другим регионом ресурсы: материальные, медицинские, финансовые, политические ресурсы. И с третьей, наконец мы увидели, что Собянин оказался человеком, способным в ситуации шторма взять на себя управление и действовать решительно, в значительной мере эффективно.
Я про Собянина спрошу тогда чуть позже. Один вопрос еще про Путина, потому что действительно имеем дело с двойственной ситуацией. С одной стороны, и людям есть за что обидеться, что называется, и губернаторам, которым вдруг впервые за какое-то немыслимое количество лет говорят: «А вот теперь вы сами!», притом что на протяжении долгих лет говорили как раз наоборот: «Вы без нас особенно не самодеятельничайте». Это, в общем, повод для серьезного недовольства.
С другой стороны, я пытаюсь понять, я понимаю, что у президента страны, который находится в ситуации коронавируса, есть способ подорвать себе рейтинг, доверие и все на свете, если, например, действовать как Лукашенко и сказать, что коронавируса не существует, лечиться надо водкой, как-то пойти по этому пути. Вот это действительно такой сильный шаг, тут ты действительно можешь очень сильно свою репутацию и карьеру попортить.
Но в другой ситуации так или иначе, если у тебя медики работают, вот идет этот процесс, и в какой-то момент так или иначе мы из этой пандемии выходим, с большими потерями, с меньшими потерями, но если ты из нее вышел и при этом если ты коронавирус не отрицал, ты так или иначе все-таки триумфатор. Или это не так, или есть какие-то разные грани, разные градации того, как можно из этого кризиса выходить, и это будет оцениваться и учитываться?
Мне кажется, что и да, и нет. С одной стороны, когда эпидемия пройдет, то действительно ситуация станет более понятной, по крайней мере, в этом плане. Но надо понимать, что Россия сегодня, в отличие от подавляющего большинства стран, проходит через три кризиса, а не через один. Один ― понятно, это эпидемия, об этом мы много говорили.
Второй ― это падение экономики в связи с обвалом цен на нефть, а этот обвал долговременный, да, то есть та глобальная рецессия, которая началась, неизбежно Россию, ориентированную на экспорт ресурсов, ставит в очень тяжелое положение, и это положение, в котором Россия будет находиться еще достаточно длительный срок. То есть в этом смысле Путин может рассчитывать через три месяца сказать, что коронавирус условно побежден или пик пройден, мы прошли через эпидемию с меньшими потерями, чем кто-то другой, а дальше возникает вопрос с экономикой, а экономика идет вниз. И здесь найти контрмеры совершенно невозможно в короткой перспективе, да, во-первых.
Во-вторых, возникает достаточно большое, огромное, многомиллионное количество людей, которые не просто пострадают, а непонятно, как им помочь. Я говорил об этих условных двадцати миллионах незарегистрированных, неучтенных людей. Когда мы обсуждали вопрос о вертолетном распределении денег, о поддержке, мы не говорили о технологии, да. Если правительство не видит этих людей, если статистика их не фиксирует, если им не платят денег, а они, в свою очередь, не платят налоги, то каким образом можно достучаться до этих людей?
И действительно, возникает ситуация, когда Мишустин, наладивший относительно эффективную систему, которая деньги снизу качает вверх, должен сегодня придумать и заставить запустить, заставить работать систему, которая способна будет дойти до одного гражданина, а вот как это сделать, совершенно непонятно. И вот здесь мы как раз упираемся в то, что любые, даже самые позитивные, самые хорошие планы правительства не реализуемы в короткий срок, и когда страна пройдет коронавирус, она надолго застрянет в экономическом кризисе, и в этом смысле третий кризис ― это политическая трансформация, на самом деле это тоже немаленькая вещь, да.
Фактически конституционная реформа ослабила те институты, немногие и без того слабые, которые были, в пользу большого президента. Большим президентом можно назвать не только персону Владимира Владимировича Путина, но и администрацию президента, и Совет безопасности, и какую-то часть силовых правоохранительных органов, которые работают именно на эту систему. Мы увидели, что в ситуации кризиса они исчезли. У нас нет на поверхности администрации президента, у нас нет Совета безопасности, у нас даже нет МЧС, да. В последнее время они как-то чуть-чуть стали появляться, и то не в связи с эпидемией, а в связи с пожарами и наводнениями.
Оказалось, что вся та гигантская надстройка, в пользу которой была перераспределена власть, сегодня нефункциональна, и с падением рейтинга Путина она тоже автоматически теряет значительную часть своего политического капитала. А где эта власть, где эти формальные институты, которые в состоянии обеспечить нормальную работу системы при ослаблении вот этого самого большого президента? Государственная Дума? Нет, и проблема с выборами на следующий год гораздо более остра сегодня, чем это представлялось еще три месяца назад. Совет Федерации? Тоже нет, потому что, в отличие от девяностых годов, это не губернаторы, это не спикеры законодательных собраний, это люди, которых во многом назначала администрация президента или косвенным образом сам президент и которые вместе с президентом тоже уходят куда-то в тень.
Не бойся быть свободным. Оформи донейт.