«Голос против все равно не будет учтен». Кирилл Рогов — о возможных стратегиях протеста для тех, кто не хочет голосовать за поправки

Кирилл, основной разговор, который сейчас происходит и занимает умы, ― это что, собственно, делать с этим голосованием. Бесконечно идет спор, если, например, какой-то человек не хотел бы поддерживать поправки в Конституцию, какие у него есть варианты? В общем, есть ощущение, что вариантов у него никаких нет. С другой стороны, есть стратегия Максима Каца, который считает, что какие-то действия здесь имеют смысл, протестное голосование имеет смысл.

У вас другое мнение, я читала у вас в фейсбуке подробный отчет о том, как бы вы представляли себе правильным действовать в этой ситуации тем, кто находится в оппозиции. Скажите, пожалуйста, при этом все-таки первый вопрос я задам: ходить или не ходить тем, кто против?

Вы знаете, я уже об этом писал и еще раз повторю. Я предлагаю такой алгоритм действий. Нужно понимать, что, в принципе, это голосование мало того, что незаконно, оно еще организовано так, что невозможно проконтролировать число голосов. Это, с одной стороны, большая гиря. Другая большая гиря заключается в том, что в принципе население не поддерживает поправки, и особенно поправку об обнулении, и чтобы набрать необходимое число голосов, в общем, властям придется очень стараться.

Поэтому не нужно спорить, ходить или не ходить. Нужно делать то, что хочется, вернее, не то, что хочется, а то, что должно, а должно проявлять свою позицию по отношению к поправкам. Но так как ваш голос не будет все равно честно учтен во время голосования, то вам обязательно нужно проявить этот голос так, чтобы его услышало общество, то есть просто ходить или не ходить, опускать бюллетень или не опускать бюллетень ― это не самое главное. Самое главное ― сделать это публично тем или иным способом.

Если вы не боитесь идти, если вам хочется пойти, если вам это не сложно, вы можете это сделать, идите, потому что чем больше голосов «нет» будет брошено в урны, тем лучше. Но если вы пошли и проголосовали против, это еще не все, вы еще не проголосовали против, потому что там ваш голос можно тем или иным образом фальсифицировать, не учесть, сделать его малозначительным. Поэтому опубликуйте свой бюллетень с заполненным «нет», сфотографируйте его и выставите в социальных сетях.

Если вы не готовы идти, если вам кажется, что это позорно как-то ― ходить на такую явно обманную акцию, если вы опасаетесь заразиться, не ходите. Просто, не знаю, придумайте что-нибудь, выйдите с плакатом на тридцать секунд, разверните у метро, сфотографируйтесь, сфотографируйтесь с плакатом «Против» дома, что-то сделайте, распечатайте себе бюллетень из электронного голосования, заполните его отрицательно и с ним сфотографируйтесь дома, опубликуйте в социальных сетях.

Вот такой примерно мне кажется верным алгоритм. Нужно понимать, что это не то голосование, где вы пошли, опустили бюллетень и он будет учтен. Оно будет сфальсифицировано, причем очень масштабно, скорее всего, поэтому не надейтесь на то, что, опустив бюллетень, вы выполните свой гражданский долг. Но в опускании бюллетеня с отрицательным ответом есть определенный смысл, потому что тем больше придется сфальсифицировать, тем больше придется фиктивных бюллетеней рисовать, и это произведет впечатление на сами эти самые комиссии, которые будут это все считать. Это тоже станет известно обществу.

Я сейчас сделаю два шага в сторону, потом вернусь к обсуждению стратегии сопротивления, так сказать. У вас была реплика, что люди, в общем, не хотят голосовать за поправки, главным образом не хотят голосовать за обнуление. Все это время я никак не могла понять, поскольку, значит, все поправки нам засунули в один пакет, нет никакой возможности проголосовать за что-то «да», а за что-то «нет», поскольку это некоторый вотум доверия в принципе в целом, у власти совершенно, как мне кажется, не стояла задача объяснять, в чем заключается суть этих изменений, то мне совершенно непонятно, кто сейчас за что на самом деле идет голосовать. Например, насколько люди отдают себе отчет в том, что за этими поправками скрыто. Например, вот эта монархия ― понимают ли они, что они голосуют вот за это? Или это как-то иначе устроено? Как вам кажется?

Я думаю так, что у людей такое вполне отчетливое понимание, что главное, за что их заставляют голосовать, ― это за отмену ограничения по срокам и за вечное правление Путина. И они отдают себе, в общем, в этом отчет, потому что это такой пункт, за которым люди следили, который они имели в виду, про который они услышали, что ограничение отменяется, и это произвело на них не очень приятное впечатление, безусловно.

Дальше они не очень отдают себе отчет про всякие институциональные поправки, которые этот монархический президентализм закрепляют институционально путем подчинения все больше всех ветвей власти и нового ограничения прав обыкновенных граждан. Они в этом плохо разбираются и, в общем, не верят в тот популистский пакет, который был ко всему этому еще приклеен и который как-то за эпидемией коронавируса вообще куда-то ушел, растворился в тумане.

Так что, в общем, люди отдают себе отчет, о чем идет речь. У них такое ощущение, что Путин и так уже почти монарх и все может, но вот он еще себе отменяет ограничение по срокам. Стоит ли против этого сопротивляться? Вот здесь у людей есть неуверенность, они в принципе пассивны, сейчас ситуация такая пассивная, оппозиция не может мобилизовать сторонников и ведет себя тоже довольно-таки квело. Поэтому такое есть. Но желающих проголосовать за продление путинских полномочий очень немного. Есть пул тех, кто как бы пассивно с этим соглашается.

Реальной картины мы не знаем, потому что такова особенность авторитарных режимов, что они делают все, чтобы у общества не складывалось адекватной картины о собственных предпочтениях и чтобы эта картина была искажена. Это отражается и в социологических опросах, поэтому может повернуться по-всякому. Но, конечно, мы не узнаем картины предпочтений по итогам этого голосования, потому что, как мы понимаем, оно устроено так, что это вообще нелегальная процедура, это какой-то опрос общественного мнения с привлечением центризбиркомов. Там нет систем контроля, там есть огромный веер возможностей фальсификации, которые никак не блокируются, не контролируются. Так что мы не узнаем в результате этого опроса тоже реальных предпочтений. Но социология показывает, что люди не очень поддерживают это.

Сейчас буду такие задавать, естественно, технические вопросы, например. А вот разговоры о том, что все-таки могут быть наблюдатели, разговоры о том, что приходить голосовать надо, но надо приходить голосовать как можно позже, потому что поздний фальсификат работает гораздо хуже, чем ранний фальсификат, несколько раз на этом удавалось как-то эти все фальсификации обойти.

Имеет ли смысл вообще в эту сторону как-то думать и что-то пытаться предпринять или все усилия противникам поправок стоит направить именно в те действия, о которых вы говорили, в какой-то протест онлайн, офлайн, другого характера?

Я не очень понимаю насчет раннего и позднего фальсификата, так как здесь вообще неделя, то очень много возможностей. Ведь это все специально было устроено под такую чрезвычайщину коронавирусную, которая позволяет делать буквально все, что угодно.

Я не думаю, что, может быть, прийти позднее лучше. Там будет очень большая мобилизация на рабочих местах, то есть людей будут обязывать идти голосовать и слать пруфы того, что они проголосовали, и это, в общем, главная ставка властей на эту voting placement moderization. Но, так или иначе, мне вообще кажется, что самое главное заключается не в том, как ты проголосуешь, как тебя посчитают и проголосуешь ли вообще, а как общество сможет устроить 1 июля или даже всю эту неделю, в которую объявлено голосование, всю эту неделю можно устраивать такую нон-стоп манифестацию, в которой вы показываете обществу, что вы против. Граждане смогут показать обществу, не Памфиловой, а обществу, что они против этого. И это единственная важная вещь, а остальное не очень важно.

Мне кажется, что людям имеет смысл делать пикеты, ведь одиночные пикеты ― совершенно не обязательно дожидаться полиции, да, стоять, пока тебя не заберет полиция. Можно выйти где-то, в каком-то месте людном, развернуть плакат, простоять тридцать секунд, показать, сфотографироваться и уйти, пойти в другое место, постоять. Если, не знаю, двадцать тысяч человек в Москве будут так ходить с места на место, то это, с одной стороны, не будет массовой акцией, она не будет угрожать ничьему здоровью, с другой стороны, она будет более чем заметна и станет более важным событием, чем те результаты, нарисованные, скорее всего, которые объявит госпожа Памфилова.

Для одиночных пикетов, как мы знаем, была, собственно, придумана и высосана из пальца, если называть вещи своими именами, гениальная формулировка, что это ― даже где-то у меня это было записано ― «одиночный пикет как форма скрытого массового протеста». Я знаю, что у Миши Фишмана в протоколе после его выхода к Петровке в защиту Азара написано, он, значит, выходил в одиночный пикет, имея в виду скрытую форму массового протеста.

Есть, действительно, ощущение некоторого риска, и особенно если это будет сконцентрировано в один день, 1 июля, который может быть объявлен режимным днем. Действительно, есть ощущение некоторого риска быть, если ты не носишься, не стоишь тридцать секунд и не уносишься, действительно есть ощущение риска быть арестованным, быть задержанным со всеми последующими неприятностями.

Опять-таки я подчеркну, что, на мой взгляд, совершенно не нужно стоять на одном месте, пока тебя не арестовали. Вышел, показал, развернул плакат. Это даже не пикет. Если я вынул из кармана плакат и поднял его над головой, это не пикет, это вообще ничто. Потом я свернул плакат и ушел, и что? У меня даже пикета никакого нет. Не надо заявлять это как пикет, просто показываешь свое отношение. Если у меня на майке что-то написано, это что, это массовая акция скрытая или нет?

Было дело, и за майку забирали, да. Мы тут не можем никого ни призывать, ни отговаривать.

Тут никаких призывов нет, просто я хочу сказать, что исход голосования будет зависеть от того, сумеют ли люди, которые против, достаточно убедительно сообщить обществу, что они против, своим знакомым, всем вокруг себя, потому что у них нет другого способа продемонстрировать свое отношение к этому мероприятию, к этому очень важному политическому повороту в жизни страны из-за банально обманной процедуры, которая была для него придумана.

Действительно, звучит как хорошая альтернатива, во всяком случае, как единственный оставшийся способ как-то выразить свое отношение, потому что как выразить свою поддержку этим поправкам, понятно, как выразить свое сопротивление этим поправкам, вариантов не остается. Вы предлагаете хороший и удобный способ, действительно.

С вашей точки зрения, в каком случае это действительно доставит власти неприятности и испортит ей жизнь? Какое количество людей должно все-таки в этой манифестации той или иной длины поучаствовать, чтобы это произвело впечатление, чтобы это было масштабно и весомо?

Мне трудно сейчас это определить, но, конечно, это должны быть сотни тысяч человек, лучше миллионы, которые тем или иным образом выразят свое отношение. Но здесь важно некоторое такое… Понимаете, как это все устроено? Авторитарные режимы, когда они устраивают такой для себя очень важный переход, потому что мы переходим от одной формы авторитаризма к другой форме авторитаризма, гораздо более жесткой, к так называемой авторитарной гегемонии, да, гораздо более жесткой и бесперспективной для всего общества. И это реально переход, он совершается, в частности, через такие легализации, и это для него принципиальный момент.

Я уже где-то говорил или писал, что такого рода конституции, как у нас, появились в целом ряде стран в начале девяностых годов. Тогда быстрая либерализация произошла в двух регионах мира: во-первых, в бывшем Советском Союзе и социалистическом лагере, во-вторых, в африканских странах, где тоже тогда рушились старые режимы и возникали новые. Большинство этих стран, за исключением европейского ареала, где как бы было такое европейское давление в пользу парламентских конституций, на территории бывшего Советского Союза и в Африке в основном принимались полупрезидентские или президентские конституции. И в условиях слабых демократических традиций и слабой партийной системы в большинстве случаев там такая административная коалиция, формирующаяся вокруг президентского поста, подминала под себя другие демократические институты. И дальше начинался вот этот переход.

Таким последним бастионом, который мешал перейти, трансформировать эти конституции и режимы, которые по ним существовали, в авторитарные гегемонии, была сменяемость, предельный срок пребывания президента у власти. И поэтому начали отменять их в наиболее авторитарных странах. Среди постсоветских стран шесть стран отменили ограничение по срокам, это четыре центральноазиатские республики, Азербайджан и Беларусь. Среди африканских стран 11 стран отменили ограничение по срокам, в пяти случаях попытались отменить, но это не удалось, население и политические элиты восстали против этого, это не прошло, не получилось.

Сейчас кейс России. Что здесь важно? Как это будет проходить, насколько будет ощущение складываться даже не то что формальной легитимности режима. Формальная легитимность этой процедуры, она нелегитимная. Но насколько будет ощущение всесильности режима и слабости общества? Что режим может делать все, что хочешь, а общество не может никак этому сопротивляться. Вот здесь, в этом вопросе. Он, собственно говоря, главный.

Если выяснится, что общество действительно может проявить свое недовольство этим и устроить, как-то продемонстрировать это недовольство так, что это будет очень заметно, то это будет сигналом для элит, и для самого общества, и для разных групп интересов, что ситуация не так однозначна, режим не пользуется значительной поддержкой, не так силен, как может показаться. Если все пройдет чики-пуки, то, значит, общество очень слабо, безвольно и, в принципе, можно с ним делать все, что угодно.

Это будет не только важно в исторической перспективе, но это будет важно и конкретно для того, какие события развернутся после этого, после того, как Конституция будет формально, хотя и нелегально, изменена, насколько широким будет наступление и давление на гражданские свободы. Оно будет, безусловно, будет дальнейшее сокращение гражданских прав, и мы уже видим, что еще несколько лет назад у нас вроде как одиночные пикеты были позволены, теперь их запрещают. И кажется, вообще хотят запретить любые манифестации, за исключением гайд-парков, в которые они будут загнаны.

Это очередное наступление на права граждан, которого не было еще два года назад, и от того, как пройдет эта всероссийская манифестация против поправки об обнулении, будет зависеть, как будут чувствовать себя потом власти, насколько вольготно они будут себя чувствовать в дальнейшем в наступлении на гражданские права.

Не бойся быть свободным. Оформи донейт.

Фото: Агентство «Москва»