«Путин видит свое будущее только в неизменности. Как муха, которая застыла в янтаре». О планах президента на оставшиеся четыре года

Простите, уточню, правильно ли я понимаю, что «московское дело» это действительно такая страховка от 2024 года? То есть просто посадить тех, кто может выйти, недовольный нарушением конституции, их запугать?

Крашенинников: И не только «московское дело», и ситуация с иноагентами и так далее. Это идет, как вы мне правильно возразили, что у нас очень активное гражданское общество.

Ну, очень, не очень, но активное, конечно.

Крашенинников: Вот они хотят, чтобы к моменту вот этих всех важных решений все были напуганы, разогнаны или замкнуты вот этим статусом иностранных агентов. Потому что начнем мы возмущаться с Александром, а на нас скажут «А вы вообще иностранные агенты, вы вообще не имеете права голоса». Вот такая логика.

Александр, с вашей точки зрения, действительно вот это стремление превратиться в муху в янтаре, а с другой стороны, молодые бюрократы поведут наш караван. Ну вот как?

Морозов: Ответьте прямо на ваш вопрос, Анна. Он, конечно, важный, над этим тоже многие думают. Вы правильно спрашивали, а вот Путин последних двух лет, то есть именно к этой кондиции он пришел в 2018 году, прошло полтора года, два почти.

Полтора, в марте пришел.

Морозов: Это, конечно, довольно существенный маленький период, который о себе заставляет задуматься, потому что, конечно, не политическая оппозиция угрожает Путину, но тем не менее, мы видим, что он пошел на очень непопулярную реформу пенсионную, примерно равную монетизации льгот, на которую когда-то он пошел с большим для себя риском. По непонятной ни для кого причине «мусорные протесты» расползаются по стране и очень большое сопротивление этой программе, с которым они как-то очень медленно работают. В один голос, не только независимые, но и правительственные экономические эксперты, это не только Кудрин у себя на ОГФ, но это в общем легко услышать и в самом правительстве, говорят о том, что никаких драйверов для запуска экономики с выходом из рецессии, то есть с выходом куда-то за 1% роста, никаких не видно. В общем ведь все понимают, что национальные проекты по второму разу на этом сроке у Путина пошли очень плохо, и пока еще не факт, что они куда-то там вырулят вообще. Иными словами, эти два года не очень-то хорошее начало каденции у Путина. И несомненно, что с одной стороны накапливается некоторая, я бы сказал, такая растерянность в руководящих кадрах в отношении того, а что, собственно, будет дальше делать правительство в Москве. Вот это не получается, от нас требуют показателей, а дальше-то что, у них там у самих, в Москве? Точно так же, как не ясен механизм инвестирования, не ясен для регионов. Это вот одна проблема. Вторая проблема такая, что растерянность в этой бюрократии некая существует, а снизу, конечно, очень ясно нарастает, и это тоже, конечно, фиксируют и опросы, и тем более фокус-группы фиксируют, и исследование Белановского нам это показало, и как бы не только оно, что снизу люди уже чувствуют, очень медленно, запас был большой, но нарастание длинной тенденции рецессии, то есть доходы падают. Это все чувствуют, не критично, но падают, и главное, все понимают, что они не будут расти. Это создает, может быть, очень плохие перспективы для политической оппозиции. Надо понимать, что экономическое ухудшение будет создавать не хорошие шансы для оппозиции, а плохие, потому что при сильном ухудшении ситуации и при потере контроля со стороны бюрократии начнется такой сложный очень процесс, в котором большую роль будут играть не те, кто сегодня в мелких партиях, а те, кто в состоянии разговаривать с большими массами населения, такие новые перестроечники и так далее, это новая совершенно среда будет, которую мы не знаем.

Не бойся быть свободным. Оформи донейт.