«Для них человек ― это совокупность координат»: почему власть начала репрессии против «интеллигенции»

Еще буквально два вопроса я задам, относящихся к той теме, которую мы обсуждали. Приходится все время уходить в конспирологию, очень неприятно, тем не менее, значит, имеем дело с какими-то тенденциями, с какими-то направлениями, пытаемся их разгадывать.

Действительно, после митинга 21 апреля было задержано некоторое количество людей, тут такой тоже соцдем начинается, не из тех, кого раньше забирали. Вот они еще что-то такое придумали. Опять-таки говорить об этом ― неизбежно скатываться то в сексизм, то в эйджизм. Вот профессора РГГУ, действительно, не самого молодого человека, вот еще кого-то. Эта история…

При этом я волей обстоятельств наблюдала фрагмент… Фрагмент суда я не наблюдала, суд еще не назначен, я наблюдала разговор адвоката с сотрудником Татьяны Москальковой, они обсуждали это дело. И они, конечно, в полном недоумении, потому что с юридической точки зрения происходит абсолютное шапито, потому что как осуществляется эта процедура: на камерах посмотрели, увидели вот этого человека, определили его адрес, причем совершенно необязательно это адрес прописки, может быть, это адрес реального проживания. Просто непрозрачная схема, вообще невесть что, очередного попрание прав не только одного конкретного человека, но и вообще понятия юриспруденции в целом.

Опять-таки в рамках какой-то логики немедленно хочется понять, что имелось в виду. Это почему, это что? Есть ли смысл вообще так ставить вопрос?

Сначала технический момент. Законом о полиции, законом об оперативной деятельности у нас история с использованием распознавания лиц не урегулирована. Вне зависимости от того, говорим мы о прекрасной России будущего или ужасной России будущего, должен существовать рамочный закон, объясняющий, каким образом, хотя бы раздел, лучше отдельный закон, потому что это оперативные полномочия, доступ имеют к ним разные спецслужбы. Чтобы не писать, соответственно, по главе, чтобы не получилось так, чтобы полномочия ФСБ, например, и полномочия полиции в отношении системы распознавания лиц разные, нужно написать рамочный закон. А это коллеги, которые считают, что это все можно починить поправкой законодательства, идите занимайтесь, это важно.

Теперь по поводу ― да, а что? Я не первый раз это говорю. Работа российского силовика все больше напоминает работу силовика времен, вынужденно, да, не потому что он сталинский сокол, а вынужденно она напоминает, потому что он должен играть в людей. И можно играть в людей на уровне подбора папок, кого из министров арестовать, и когда это произошло, я говорил: «Ребята, это пойдет ниже тоже, да».

И сейчас, хорошо, там сидит какая-нибудь сводная следственная группа, в ней там человек двести, в этой следственной группе есть люди, которые говорят: «О, „Команда 29“! Они у нас, этих нам, да, вот этих давайте нам, и мы их сейчас будем уже по госизмене, как бы это наше». И там сидят люди, которые говорят: «Замечательно, вы чем занимаетесь?» ― «Мы занимаемся штабами Навального» ― «О, а мы профессурой, у вас профессура попадалась? Дайте список». Они смотрят и говорят: «Прекрасно, мы профессуру заберем и сделаем».

И там же видно, что на уровне людей, физически осуществляющих задержание, то есть на уровне копов они вообще не понимают, что происходит.

Абсолютно, абсолютно.

И там какие-то постоянные сбивки, они начинают звонить начальству, начальство говорит: «Да подожди ты». А начальство, видимо, там у них есть вот этот вот координационный центр, где да, там сидят люди. Я думаю, что у них лежит… Раньше у них лежали папки до потолка, а сейчас у них лежит распечатка распознанных, и вот они ходят ее и дербанят: вот эти наши, эти наши, эти наши.

Я думаю, что как-то так это, скорее всего, и происходит. Это реконструкция, конечно, художественная, но, по идее, это должно происходить так.

Да просто когда нет постановки вопроса «не может быть», то вот эта картина кажется очень убедительной.

Да, и вот они сидели, они таскали друг другу папки, где было надо десять сенаторов-преступников, вот они выбирали. Сейчас они друг другу, значит, перекидывают, вот так по столу гоняют эти списки. Хорошо, профессор РГГУ, да, женщина французский преподает, тоже очень хорошо, очень знаково.

А в тот момент, когда мы скажем: «Подождите, но кто, где, где этот инструктаж, кто их накачивает?», да никто их не накачивает, они свою работу прекрасно и без накачек понимают. А дальше они будут отчитываться на уровне «двадцать профессоров, пятьдесят учителей, двести активистов». Они же, в отличие от людей, которые сидят в Кремле и стесняются сказать, что мы воюем так или иначе с… Прости господи, нет уже интеллигенции 25 лет, но мы воюем с людьми, очень условно, умственного труда, да. Они так не скажут, потому что… они так не скажут по разным причинам.

А те, кто сидит и, собственно, с этим списком, они-то это понимают прекрасно, потому что для них человек ― это совокупность координат. Их материал интересует постольку-поскольку. Их интересует, насколько в этом человеке сходится какое-то количество векторов, которые они считают нужными, правильными в данный момент для оперативной отработки, карательной отработки, еще какой-то отработки.

Фото: Денис Каминев / Дождь