Новорусский мир или вторая Чечня: политолог Пастухов объяснил, какие два сценария для будущего Казахстана рассматривает Москва

Пастухов: Глобально я думаю, что мы должны понимать, что события в Казахстане, с моей точки зрения, не являются инспирированием какой-то силы в самом Казахстане, вне его пределов, в Москве, в Вашингтоне, в Алма-Ате. То есть в основе всего лежит реально стихийный азиатский бунт, который всех застал врасплох: и элиту казахскую, и элиту московскую, да и, в общем-то, элиту западную. Соответственно, когда этот бунт, как это должно происходить, развился, дальше произошла ситуация, когда стали уже в этой новой реальности разные группы элиты выстраивать свои длинные цепочки и определяться, как себя вести, как попытаться использовать эту ситуацию в своих интересах.

Мы можем отдельно поговорить о том, какие цепочки возникли в Казахстане внутри, это интересная тема, а в России, с моей точки зрения, встал какой-то странный ключевой вопрос, потому что России на самом деле очень трудно определиться в том, что она хочет от этой ситуации, потому что в России есть силы, которые концептуально заинтересованы в распаде Казахстана и прекращении его существования как субъекта международного права, а есть силы, которые предпочли бы его видеть в качестве того буферного государства все-таки, которое мы обсуждали в первой части нашей встречи.

И в том, и в другом случае есть свои плюсы, минусы и риски. В случае распада Казахстана реализуется вот эта концепция Стрелкова и… Я забыл фамилию его, собственно, начальника, который сейчас сидит у нас в Государственной Думе, нашего, можно сказать, евразийца главного. Наконец реализуется концепция вот этого новорусского мира, но на востоке, когда мы просто расширяем империю, собираем русские земли, присоединяем североказахстанские территории, ура, это возврат СССР, возврат досоветской империи, это духоподъемное мероприятие, это прекрасный такой фон музыкальный для последующей реинкарнации Путина в качестве императора пожизненного. То есть это видится.

Обратная сторона ― это прямое столкновение с Китаем, который все то же самое проделает с территорией юга Казахстана. Это конкуренция с Китаем, это осложнения, это в то же самое время необходимость бороться с партизанским, извините, движением и так далее, которое там неизбежно разовьется, непонятно еще, в каких формах. То есть это один подход.

Второй подход ― сохранить эту территорию, выбрать, знаете, подход, грубо говоря, а-ля Чечня, то есть выбери самого сильного, сделай на него ставку, дай ему ярлык на великое княжение, сохрани это государство. Сам ввод войск ОДКБ, с моей точки зрения, показал, что возобладал в какой-то момент именно второй подход, потому что, по всей видимости, 5–6 января в Казахстане возникла ситуация, мы не знаем ее деталей, но при которой президент Казахстана не чувствовал себя в безопасности без внешней прямой военной помощи. Эта внешняя прямая военная помощь ему была оказана.

При этом, очевидно, де-факто его поддержали в борьбе против Назарбаева. Это была ставка, которая в некотором смысле… Токаев ― это концепция сохранения. Но, возможно, уже стало жалко, понимаете? Ему дают понять, что и другой сценарий тоже возможен в любой момент, если он не поймет, как я уже сказал Алексею Алексеевичу Венедиктову однажды, за каждый скормленный ему витамин Россия будет требовать массу мелких купюр.

Фото: Полонский Василий / Дождь