Незаметная революция. Владимир Пастухов — о том, как Кремль упускает тихий протест населения

Вы знаете, есть действительно вопрос про готовность к протесту, потому что я понимаю, что для ста членов избиркома написать такое письмо, наверно, важно, что их сто, наверно, им нужно как-то чувствовать друг друга плечом, чтобы понимать, что это не я один, но есть некоторая… Это, безусловно, не революция, это, безусловно, не протест в собственном слова.

Но это гражданский подвиг.

Да, абсолютно. И мы видим, что где-то есть какие-то разные, возникают какие-то всполохи по разным поводам абсолютно, где-то из-за голосования, где-то вообще совершенно безо всякой связи с голосованием. В Дагестане только что было. Вообще этот протестный потенциал как вы сейчас оцениваете, насколько он в России высок?

Я думаю, что потенциально он достаточно высок, но он не будет развиваться, скорее всего, по экспоненте. Я не ожидаю, что завтра в России произойдет революция, но я ожидаю, что будет происходить медленное накопление отвращения к власти. У меня такая аналогия, я даже собирался писать, но могу сейчас озвучить чуть-чуть заранее, пока…

Если проводить аналогию с тем, что будет испытывать власть в ближайшие несколько лет, то это очень похоже на то, что организм испытывает, когда ему не хватает кислорода. То есть вроде все функционирует, понимаете, вроде нигде ничего не сломано, вроде все по-прежнему. Но везде нет сил, везде слабость, везде подташнивает, голова кружится.

Я думаю, что нас ждет состояние политической гипоксии, и оно на самом деле обусловлено простыми вещами: прежде всего, не будет избытка денег. То есть во многом этот great success путинской власти обусловлен, конечно, невероятным притоком дармовых денег, которые были в стране в течение двадцати лет. Из песни слов не выбросишь, понимаете, этих денег хватало на всех. И неважно, что 90% этих денег сосредотачивалось в руках бюрократии и олигархии. Знаете, у олигархов есть друзья, у олигархов есть обслуживающий персонал, в конечном счете, тетя водителя, обслуживающего жену олигарха, живущая в какой-то глухой деревне, тоже получает какой-то маленький ручеек из этого всего потока. Плюс что-то бросить, как кость, народу, где-то можно развивать государственные проекты, и неважно, что эти государственные проекты ― копейки в сравнении с теми деньгами, которые уплывают в многочисленные офшоры и прячутся там. Но всем хватало.

Сейчас будет совершенно другая ситуация. Сейчас на самом деле… Всегда ругают Медведева, понимаете? Он ведь пророческие слова сказал, просто сказал их чуть-чуть раньше, чем это стало актуальным. Денег нет, но все будут держаться, понимаете, хотят или не хотят. Поэтому не надо смеяться, он как Черномырдин, он же производит мемы, но на пять-шесть лет вперед.

Поэтому сейчас такой достаточно длительный период, когда вроде бы на поверхности ничего не будет происходить, но при этом все системы будут изнашиваться от этого отсутствия финансового кислорода. Знаете, коронавирус ведь как убивает? Он же незаметно сначала гипоксию создает, а потом уже, когда выходит на поверхность, выясняется, что всё, всё изношено, легкие уничтожены. Это, может, вам модель бог сверху показал.

Поэтому протест сейчас будет локальный, точечный, знаете, как атипичная пневмония политическая, и потом он рано или поздно выскочит просто уже в такой терминальной форме, что тогда все схватятся за головы, а уже хвататься будет нечего, уже головы нет.

Вы знаете, мы с вами в марте, если я не ошибаюсь, разговаривали, уже карантин шел полным ходом. Мы тогда говорили о тех средствах, которые распределяются. И вот тут возникает вопрос. Действительно, вы в начале этой программы сказали, что у малого и среднего бизнеса нет сил представительствовать, нет у них сил протестовать, потому что они обескровлены совершенно.

Вопрос у меня вот еще в чем: сейчас крупные города, главным образом я, конечно, говорю про Москву, но она симптоматична здесь. Они выйдут из карантина и обнаружат, что уничтожена, кроме всего прочего, довольно основательно та инфраструктура, городская среда, которая очень во многом легитимизировала присутствие Собянина на своем месте и, в общем, в некотором смысле, конечно, создавала ощущение стабильности и какого-то человеческого, европейского города. И во многом, конечно, так или иначе… Это был путинский путь себя легитимизировать и объяснить, зачем он нужен на своем месте. У нас все нулевые годы были выстроены на стабильности, на элитности, на том, на сем, на том, что мы живем, в общем, хорошо.

Сейчас нам прямым текстом говорят, когда задавался вопрос о поддержке малого и среднего бизнеса, я слышала своими ушами: «В девяностые выжили как-то, сейчас как-то выживут». При этом нам на протяжении последних двадцати лет говорили, что в девяностые был страшный бандитский период, который непонятно как мы все пережили, наш самый главный страх ― туда вернуться. Нам вроде бы в мягком варианте, но говорят: «Будет сейчас опять так же, как-то справляйтесь сами».

Вопрос мой, действительно, не только про бизнесменов самих, пострадавших в этой ситуации. Вопрос в том, что люди увидят, когда выйдут из карантина, и насколько в этой ситуации, действительно, разрушенной инфраструктуры, поддерживающей легитимность, захотят дальше поддерживать Путина?

Понимаете, мне очень трудно оценивать то, что я не наблюдаю непосредственно, но, скажем, по косвенным признакам я все-таки думаю, что такого апокалиптического сценария, который вы обрисовали, не будет. Все-таки не надо недооценивать ресурсы управленческие этой власти. Не надо думать также о людях, которые там находятся, исключительно как о людях недалеких. Они видят проблему так же, как и мы с вами, им хочется жить, знаете, всем хочется жить, им тоже. Они будут стремиться ситуацию менеджерировать.

Другой вопрос, что я думаю, что это будет скорее не обвально, что люди вышли и увидели на месте косметического салона, в который ходили всю жизнь, крест-накрест заколоченное окно и надпись «Все ушли на борьбу с коронавирусом». Я думаю, этого не будет, конечно. Но будет, как всё… Тут стало подороже. Знаете, такие контрсанкции в каком-то гигантском масштабе. Вроде как бы сыр есть, но несъедобный, понимаете, хотя его много. Вроде бы все услуги есть, но все они стали не того качества, а стоят в три раза дороже, а бегать за ними надо дольше. То есть это не будет Сталинград после пленения Паулюса, понимаете? Это будет такое медленное-медленное поддушение, соответственно, вот это раздражение и даже осознание, что ты не там, придет не сразу, для этого потребуется время.

Во-вторых, там же будет, я думаю, еще большой такой черный передел, потому что, понимаете, это же мечта, на самом деле, очень многих. Уйдут маленькие магазинчики, уйдут маленькие системы, придут какие-нибудь Ротенберги с их торговыми сетями, понимаете? То, что беда для одних, то есть война, война ― это же время обогащения, понимаете, тут будет очень большой передел черный.

Не бойся быть свободным. Оформи донейт.

Фото: Агентство «Москва»