«Армейская система приоритетов — идеал Путина». Как страх утраты контроля раскручивает маховик репрессий в России
Политолог Дмитрий Орешкин и Анна Немзер обсудили, как устроена система и почему ей необходимо закручивание гаек для существования.
Гайки зачем закручивать? Притом что я даже не спрашиваю, зачем закручивать гайки относительно московских летних протестов. Дело принципа там, я понимаю. Но почему в ситуации с какими-то экологическими проблемами, действительно, не пойти на какие-то разговоры, не продемонстрировать человеческое лицо и не снять напряжение хотя бы там, где его можно снять, где это не дело принципа, где можно это напряжение каким-то образом аннигилировать?
Аня, понимаете, здесь ведь я не склонен думать, что эти люди так уж сильно считают какими-то принципиально важными моменты не уступить никогда, ничего не дать, держать и не пускать. Нет, ситуация опять же немножко проще и в то же время сложнее. Они не могут развинчивать гайки, понимаете? Потому что или ты выбираешь тренд на укрепление вертикали, усиление дисциплины, то, что Лукашенко говорил: «Дисциплины много не бывает». Когда все ходят по ниточке, выполняют приказания сверху вниз и, нравится им это или не нравится, выполняют приказ.
Это армейская система приоритетов, в общем-то, это идеал Владимира Владимировича Путина. Когда он пришел, он начал выстраивать вот эту вертикаль, это было очень легко видно, когда он регионы объединил в округа по военному принципу: есть главнокомандующий, у него штаб, под штабом фронты, потом армии, потом дивизии, и это все прекрасно работает, если война и если нужно, чтобы сигнал проходил сверху вниз. А если нужно, чтобы сигнал проходил снизу вверх, то это немножко другая структура, даже не немножко, а совсем другая.
Так вот, поскольку они, вернее, не они, а та группа людей, которая сейчас определяет погоду на самом верху, они не верят ни в демократию, ни в конкуренцию, ни во что, они верят в силу и в деньги. Значит, надо контролировать эту ситуацию, и это главное. Весь двадцатилетний опыт Владимира Владимировича Путина заключается в том, что стоит немножко дать слабину ― и поползло. И эта самая вертикаль, и образ этой вертикали в телевизоре, и финансовые потоки начинают мимо тебя идти, и вот этот страх утраты контроля доминирующий.
Поэтому получается следующая, по-моему, понятная проблема. Если ты хочешь реальных улучшений, экономических, например, тебе нужно привлекать инвестиции, тебе нужно обеспечивать возможности для развития бизнеса здесь и тогда тебе нужно соблюдать права хозяйствующих субъектов. И тогда ты от этих хозяйствующих субъектов получаешь только то, что тебе положено в виде налоговых отчислений.
Нынешняя система ценностей построена по-другому. Эта страна принадлежит вся целиком. Если мне нравится нефтяной бизнес, я его взял и забрал, не в виде налогов, а весь забрал и отдал своему человеку, фамилия которого Сечин, а взял у плохого человека, фамилия которого Ходорковский. Так что если вернуться назад к тому, что называется конкурентная рыночная экономика, то надо независимый суд, надо гарантии прав собственности, и тогда ты остаешься на бобах, ты, большой начальник, у тебя в руках только налоги, и все. Ни тебе небольших ручейков от нефтегазовых каких-то бизнесов, ничего.
Эти деньги не для воровства нужны, они для державы нужны, потому что надо поддерживать, например, какой-нибудь ДНР. Нет в бюджете Российской Федерации статьи «поддержка ДНР», а поддержка есть. Откуда они деньги берут? Значит, есть другой запасной бюджет, который называется бассейн, который наполняется за счет того, что этот бизнес держится в кулаке.
И тут проблема: если ты держишь в кулаке, ты немного, но уверенно выжимаешь, потому что нефть так или иначе продается, какую-то часть ты забираешь, легально, нелегально ― неважно. А если ты хочешь, чтобы у тебя развивались другие направления, то здесь ты рискуешь, ты как бы кулак-то разжимаешь, а еще не факт, что придут и принесут новые деньги. Может быть, наоборот, все с этими деньгами кинутся за рубеж, потому что доверия-то не слишком много.
Поэтому завинчивать гайки легче и логичнее в их представлении, чтобы этот кулак держал прочнее, чтобы мышь не проскочила, чтобы все денежки мы посчитали, чтобы они пошли куда надо, а не куда-то там. Это отчасти инстинктивно, от советских еще времен, держать и не пускать, а отчасти это так рационально оправдано, потому что дай свободу ― сразу ходу за рубеж, как еще в советские времена говорили.
Так что это предсказуемо, я бы даже сказал, извините, пожалуйста, это неизбежно. Вот при этой системе приоритетов это неизбежно. Ничего другого они предложить не могут. Они не могут предложить конкурентоспособную экономику по германскому образцу, не могут, потому что для этого нужны десятилетия нарабатывания вот этой самой конкурентной среды. Ведь сейчас действительно если снять этот пресс, то очень многие бизнесмены, глядя на то, что происходит, предпочтут вариант Сергея Петрова, который уехал в Австрию, потому что Абызов не уехал, например, его взяли, Улюкаев не уехал, его взяли. Они не бизнесмены, они чиновники, но… Чичваркин уехал, ну и молодец, а «Яндекс» остался здесь, из него сейчас выжимают, как из половой тряпки, какие-то дополнительные ресурсы опять же в пользу державы, не подумайте плохого.
Так что они обречены завинчивать гайки, в этом-то и ужас. Это не потому, что сейчас завернул, сейчас отвернул. Им-то кажется, что это можно. И, собственно говоря, сейчас, мне кажется, в Кремле понимают, что надо бы развернуться к Западу пошире, улыбнуться и показать, что мы, в общем, не такие уж бяки. Про Крым-то все забыли, да, а теперь business as usual.
Донбасс у нас еще есть, я про это еще спрошу. Донбасс есть, вопрос никуда не делся.
Логика такая, что на Западе хотят с нами торговать, понятно, да. Им это выгодно, им это нужно. Они готовы закрыть глаза. Как в свое время торговали с Советским Союзом, несмотря на то, что Соединенные Штаты не признавали аннексии Прибалтики, да. Было Хельсинкское соглашение, когда, собственно говоря, была признана нерушимость границ в Европе, то есть де-факто они признали, что и Прибалтика ― часть Советского Союза, хотя продолжали говорить, что вроде как нет.
Но это воспринималось советским начальством как очень большой успех, потому что торговля продолжается.
Процесс идет, да.
А границы такие, какие нас устраивают. Сейчас хотят сделать то же самое, но не получается, потому что можно сделать вид для Запада, можно пригласить, но с инвестициями пойдут только люди, которые установили доверительные личные отношения с кремлевскими какими-то начальниками, их не так много. Точно так же, как я себе с трудом представляю бизнесмена, который бы с инвестициями пошел в Чечню, даже если у тебя хорошие отношения с господином Кадыровым. А если у него во вторник живот заболит, настроение испортится, и все?
Меня больше всего тревожит в этой ситуации некая обреченность, потому что ну да, надо было бы открывать ворота для инвестиций. У нас постоянный дефицит инвестиций. Раз нет инвестиций, значит, нет строительства, нет будущего. Будет это самое экономическое бултыхание болотное, один, полтора, два процента в год. Это не рост.
Не бойся быть свободным. Оформи донейт.