Стивен Сигал как новый губернатор. Кирилл Мартынов — о возможных сценариях развития событий в Хабаровске
С субботы, 11 июля, в Хабаровске проходят стихийные акции в поддержку арестованного губернатора Сергея Фургала. Редактор отдела политики «Новой газеты» Кирилл Мартынов — о том, во что это может вылиться и как могла бы отреагировать власть для погашения протестных настроений.
Конечно, прогнозы давать и просить прогнозы, и то, и другое дело неблагодарное, но мы имеем какую-то конфигурацию, с которой мы раньше не сталкивались, действительно. Сила этого протеста, как мне кажется, еще кроме всего прочего, отличается от всех предыдущих тем, что это не выходят люди против какой-то откровенной вопиющей несправедливости, они выходят против того, они как бы выражают вотум абсолютного недоверия власти по очень серьезным поводам.
Да.
Убил, нет, не убил, или дайте мы сами разберемся. Каким-то образом ограничивать этот протест сложно. В какую сторону это все может развиться? Потому что, с другой стороны, конечно, у нас были региональные протесты самые разные: в Архангельске, в Ингушетии, такие, сякие, и в общем оно вспыхивало и угасало, если называть вещи своими именами. Вот чем может закончиться эта история, с вашей точки зрения? При всей спекулятивности этой постановки вопроса.
Ну, разумеется, конечно, вспыхнуть и угаснуть — это наиболее очевидный сценарий, тем более, что по опыту, например, Архангельской области, власти способны в какой-то критический момент все-таки перестраиваться и под давлением давать какую-то людям подачку, идти на компромисс, когда она могут забрать себе что-то большее.
Здесь не очень понятна форма этого компромисса, это подачки, как бы вам…
Ну, смотрите, найти, давайте я сейчас буду иронизировать, узнать, что у Стивена Сигала хабаровские корни и сделать его губернатором, сделать ему какую-то невероятно красивую кампанию, дать ему миллиард рублей, чтобы он раздал, не знаю, детям на конфеты. То есть сделать примерно то, что было сделано во Владивостоке, на самом деле, на последних выборах, там этот был их героический новый губернатор-единоросс, здесь можно что-то еще более выдающееся придумать. Я думаю, что вот сейчас есть группа силовиков, которые говорят — надо просто всех побить дубинками, и группа вот этих условных каких-то постсурковских кремлевских интеллектуалов, если они там остались, которые ищут какую-то красивую схему как бы задабривания, поиска какого-то компромиссного кандидата и так далее. Это все в общем понятно, тут легко себе реконструировать, как сама логика таких политических решений, как она работает. Второй сценарий, о нем как раз много сейчас пишет Кирилл Рогов, поскольку мы с ним общались на этом стриме, вот у меня это в фокусе внимания, он напоминает, что в конце восьмидесятых… Сейчас когда мы говорим про конец восьмидесятых, мы не имеем в виду, что мы находимся в 1985 или 1986 году, то есть это историческая аналогия, через которую мы что-то понимаем, а не говорим, что будет все то же самое. И вот Рогов пишет о том, что вот было в конце перестройки или даже там в середине перестройки, было гигантское митинговое движение, просто миллионы людей как на работу ходили на митинги. Просто тогда не было социальных сетей, и не так много осталось воспоминаний по этому поводу, уже потому, что времени много прошло…
И на айфоны не снимали.
Да. Но это была такая сила, и не было такого, как последние десять лет всех волновало, как они собирались на Манежной, когда не было «максимальный ретвит», что-то в таком духе. Это значит, что собраться можно, даже когда запрещены призывы публичные, кстати, что важно сейчас.
Знаете, не могу не перебить и не рассказать, что мне в какой-то момент рассказывали, что в момент путча в августе 1991 года просили машинистов в метро, конкретно люди мне говорили, что просили машинистов в метро. Кто-то отказывался, кто-то объявлял.
Это вполне вероятно, потому что разные гражданские движения, они используют разные социальные и вообще любые доступные медийные технологии. В Иране, когда была Исламская революция, использовали аудиокассеты с проповедями аятолл, в польской «Солидарности», понятное дело, огромное влияние католическая церковь сыграла свою роль, поэтому здесь просто люди находят все равно какой-то канал передачи информации и солидарности. И собственно говоря, вот эта история про конце восьмидесятых, она чем важна, что в какой-то момент времени людей становится так много, и они так систематично этим занимаются, что что-то начинает рушиться. Людей не могут разогнать, людям нечего предложить, люди продолжают настаивать на своем, и если власти не успевают вовремя сориентироваться, как-то пытаться договариваться, то ситуация начинает развиваться не по сценарию «вспыхнуть и угаснуть», а по какому-то другому сюжету. И конечно, шансы на это конкретно в случае Хабаровского края, наверное, не столь велики, но проблема для властей, мне кажется, заключается в том, что Хабаровский край, скорее всего, не последний в этом списке. Потому что, возвращаясь к обнулению, о чем мы говорили, когда власти обнулились? Что вот эта кампания, очевидно, за поправки в Конституцию, конфигурация которой, очевидно, была придумана самим Владимиром Путиным, других таких умных людей у нас в стране нету, она создала, помимо «массовой триумфальной поддержки» режима Владимира Путина, в кавычках, понятное дело, насчет триумфа, она создала мощнейшего кандидата «Нет». Потому что 20 или 30% граждан даже по официальным данным, в разных регионах, которые говорят «нет» всему вот этому, это впервые такая мощная консолидация. И мы никогда не сможем уже сказать, что у нас просто есть какие-то, не знаю, иностранные агенты, маргиналы, которые не любят нашу власть, а на самом деле у нее все замечательно. Они создали, 1 июля они нам создали кандидата «Нет», и теперь в Хабаровском крае, мне кажется, он пошел на улицу, он пошел прогуляться.
Не бойся быть свободным. Оформи донейт.
Фото: Сергей Фадеичев/ТАСС