Спасибо большое за ваш вопрос.
Я бы не стал так далеко заглядывать вперед на шесть лет. Я объясню, почему. Не потому что это срок немалый, в России-то порой на сутки вперед сложно заглянуть. Я уверен в том, что произойдут очень серьезные перемены до окончания этого шестилетия Путина, очень серьезные, которые изменят многое в стране, и в политической ситуации, и в экономической ситуации тоже.
То есть мы можем говорить о том, что это будет самый непредсказуемый срок Путина? Уже многое случилось, да, из того, что мы не ожидали, как могли ожидать.
Да. Я уверен, что это и последний срок, и не только конституционно, но просто последний, исторически последний. И произойдут перемены, причем они начнутся совершенно неожиданно для всех.
В какой сфере они могут начаться? С чего?
Вы знаете, я думаю, что они начнутся сперва в социополитической сфере. Очень велика вероятность множества локальных протестов наподобие мусорных, чего, кстати, раньше не происходило, потому что удавалось либо деньгами залить, либо полицией потушить. Сейчас это уже не удается.
Россия ― это одно большое поле потенциального протеста. Локальных проблем очень много, и справляться с ними уже не удается, не только потому что нет денег, а потому что система управления в глубочайшем кризисе находится. Чиновники на местах (это массовые отзывы) ничего не хотят делать вообще. Они прекрасно пишут рапорты в Москву, прекрасно. В рапортах все хорошо. В жизни все совсем иначе.
Вот это серьезная угроза. Ну и плюс есть еще такие факторы гипотетические, хотя вполне реальные, как, допустим, применение Западом массированных санкций. Санкции в отношении нефтедобывающих компаний России, то есть фактическая попытка введения нефтяного эмбарго. Она будет обсуждаться, она уже начала обсуждаться на экспертном уровне. В конце этого года это будет уже политическое обсуждение. Так что, может быть, года через полтора они уже к этому решению подойдут.
Это запрет на обслуживание российского госдолга, то есть отказ в приобретении российских ОФЗ. Это не критично для России, но это способно спровоцировать очень серьезную девальвацию рубля, сопоставимую по масштабам с той, которая была в конце 2014 года, когда резиденты покинут рынок российского долга государственного, потом корпоративных долгов.
Так что есть ряд серьезных факторов, которые могут очень стимулировать перемены.
Вот что касается самого Путина, да, мы сегодня смотрели инаугурацию. Те же самые лица, уложенные, гладкие, прекрасные, которые мы видим уже много лет.
Немного скучновато, да.
Немного скучноватая архаика. И такое ощущение, что и Путин уже оттарабанил свою вот эту…
Да.
Ощущение было, что ему как-то интереснее было с волонтерами, хотя волонтеры тоже такие гладенькие, выстроенные по струночке.
А ему нравится с молодежью, да. С молодежью ему нравится, вы правы.
Боявшиеся подойти поближе, сделать шаг на эту дорожку, чтобы не дай бог не заступить на территорию.
Есть ли у вас какое-то ощущение, что это какое-то прощание, кризис, пустота, в которой Путин оказался сейчас и с этим как-то столкнулся?
Да, есть ощущение, честно говоря, доживания всего этого. То есть у меня ощущение ― кстати, не только у меня, могу сказать, даже у тех людей, которые сегодня там стояли, то, что они говорят в частных разговорах. Эпоха завершается. Но они не знают, к какой эпохе мы переходим. И никто не решается об этом заговорить. Они ждут решений, которые будут исходить буквально от престола, да. Сами они ничего делать не хотят, они хотят только выжить, сохранить свои не столько политические позиции, сколько, пожалуй, материальные, и не пострадать во время этого перехода.
Ощущение того, что это конец эпохи, носит для элиты почти массовый характер. Но она хочет свои позиции при этом сохранить, безусловно. А общество просто, мне кажется, смотрит, знаете, с таким… кто-то бы назвал это фаталистическим стоицизмом, кто-то безнадегой. В зависимости от вашего тонуса. Но тоже понимает, что все это заканчивается.
Вот мы уже сказали, что у общества огромный запрос на перемены.
Да.
Это подтверждает даже Всероссийский центр изучения общественного мнения, государственный фонд, который, понятно, делает опросы все-таки спефицически, скажем так. По данным ВЦИОМ, почти 90% россиян заявили, что стране необходимы перемены. 89%. Это огромная цифра, подавляющее большинство.
Огромная.
Путин это понимает? Есть ли у него какое-то видение какой-то перспективы на ближайшие шесть лет или ему удобно сейчас это все законсервировать, оставить, как сейчас, и ничего не развивать?
Путин, безусловно, это понимает. У меня нет сомнений в том, что он это понимает, но даже дело не в Путине уже. Я не уверен, что у этой системы власти осталась энергетика для этих перемен. Ведь никто не мешал эти перемены осуществлять в течение шести предшествующих лет. Сейчас, смотрите, у нас тот же самый президент, с высокой вероятностью, почти стопроцентной, почти тот же самый премьер-министр.
Стопроцентной.
Им никто не мешал. Они этого не делали. Почему вдруг, с какого черта в течение шести лет будут перемены? Знаете, мне как-то один чиновник описывал календарь вообще принятия решений и реформирования в России. Он, кстати, описывал мне еще месяцев семь-восемь назад, чтобы вы точности подивились.
«Вот, скажем», ― говорит, ― «к концу мая будет правительство сформировано, так, более или менее. Естественно, до конца мая никаких реформ не будет. А потом Чемпионат мира по футболу. В течение чемпионата мы никакие реформы не проводим. Потом вторая половина июля, мы в отпуска уходим, нам не до реформ.
Потом мы возвращаемся в сентябре из отпусков, а тут выборы московского мэра, губернатора московского, почти общенациональные. Не до реформ тоже. А потом октябрь. А мы подождем, какие будут результаты промежуточных выборов в американский Конгресс. Может, встреча Путина и Трампа. А потом уже подготовка к Новому году».
Вот это календарь российских реформ. Единственное, о чем можно с высокой уверенностью говорить, ― это то, что будет объявлено о запуске социальных программ, и, видимо, о реформе госуправления. Но если социальные программы, скорее всего, будут запущены, то насчет госуправления я очень сомневаюсь.
Фото: Антон Новодережкин / ТАСС